Куликовская сеча - Даниил Сергеевич Калинин
…Московский кузнец Прохор жестоко страдал от боли в сломанных ребрах… Хорошо знакомый с сырцовый болотной рудой и способный перековать ее, а после и переплавить в «уклад» (сырцовую сталь), после Прохор мог вытянуть из него проволоку, кольца которой сплетались и заклепывались в кольчугу. Или же посредством узорной сварки кузнец мог выковать гибкий «многослойный» меч с прочной режущей кромкой, хорошо держащей заточку, но в то же время достаточно вязкий, чтобы погасить удар, а не сломаться… Такое искусство не каждому мастеру по плечу!
Потому на брань с татарами и прочими погаными Прохор вышел в добром кольчужном панцире, в шеломе, со щитом и топором, с запасом сулиц! Мог бы пойти и конным, да не приучен Прохор к конному бою… Вот и рубился кузнец с черкесами в рядах большого полка, пока щит его не размочалился от множества принятых ударов. Сам же ратник наносил ворогам жуткие, рубленые раны секирой, выкованной собственными руками!
Но при очередном замахе, когда уставший воин перехватил топор обеими руками, воздев его над головой, Прохор пропустил встречный рубящий удар вражеского клинка… Правый бок его пронзило острой болью (нападавший оказался левшой), но кольчуга выдержала горскую сталь, а стеганый поддоспешник частично погасил удар поганого… Но все же недостаточно для того, чтобы спасти ребра кузнеца от тяжелой травмы.
Слава богу, ранили под конец сечи – так что разгоряченный бранью Прохор обрушил-таки секиру на голову ворога, расколов тому череп! А после дотянул и до бегства поганых… Но затем жуткая боль, когда даже вздохнуть не можешь, догнала кузнеца – и теперь вот трясется последний на мешках со свежескошенным сеном, кривясь всякий раз, когда телега наезжает на кочку.
А кочек на старой рязанской дороге ох как много…
Отвлекают в пути только неспешные разговоры с товарищами по несчастью, но сейчас Добрыня и Никита, дружинники из Ростова и Ельца, вздремнули после дневной трапезы. Добрыню подковали ударом верткой сабли по голове – свежий шрам наискосок расчертил лицо молодого, крепкого ратника, обезобразив некогда весьма приглядного ликом мужа. Теперь все переживает, как встретит его Лада, молодая жена…
Но Прохор с высоты своего возраста и опыта прожитых лет лишь посмеивался над волнениями Добрыни. Ибо, во-первых, коли по-настоящему любит, примет и увечным, стоящие бабы своих мужиков и безногими, безрукими привечают! Ну а во-вторых, коли и слабы были чувства молодой жены – сколько мужей на поле боя пало? А сколько вернется домой изувеченными, неспособными помочь по хозяйству?! Да на каждого уцелевшего ныне придется по две, а то и три молодых бабы, охочих до мужской ласки… А у Добрыни только лицо и изувечено, руки-ноги на месте, да и не только они, к тому же старший дружинник в свои-то годы! Да кто от такого уйдет?! А коли дура совсем и все же уйдет, то с пяток пригожих вдов за его внимание бороться станут…
Никите же «повезло» поменьше – срезень татарский выбил ратнику глаз. И хотя последний, подобно Прохору, сражался до конца сечи, позже рана воспалилась, у дружинного поднялся жар. Теперь уж неизвестно, переживет ли дорогу воин – или на очередной стоянке возницам вновь придется наскоро копать очередную братскую могилу, в коей и упокоится Никита под глухую молитву своих невольных спутников…
Как похоронили они ополченца Трифона, бывшего кожевенником из Владимира и следующего на их же телеге. Его рана, оставленная татарской стрелой и воспалившаяся в пути, успела забрать вчера жизнь немолодого уже, пожившего воя… Единственное утешение, но разве достаточно оно для оставшихся дома близких, семьи?!
Елецкий дружинник по понятным причинам был не слишком многословен в дороге, больше разговаривали Прохор и Добрыня. Как известно, говорили о бабах, а также о том, что будут делать, возвернувшись домой. Как встретят их родные – и чем встретят, что приготовят поснедать… Кузнец хоть и посмеивался над молодым дружинником, а у самого-то сердце нет-нет да замирало при мыслях о Дуне и детках, о теплых и нежных объятьях любимой жены… Он ведь уже успел мысленно проститься с ней, когда кривой клинок черкеса врубился в крепкое тело могучего кузнеца!
…Встревоженные крики возниц и раненых разбудили задремавшего было Прохора, когда солнце перевалило далеко за полдень. Спросонья ополченец не сразу разобрал, что с закатной стороны показался многочисленный отряд конных, спешно сближающихся с обозом раненых! Одним из нескольких обозов – неминуемо отставших от войска великого князя из-за многочисленности взятых на Куликовом поле трофеев. Одного железа сколько собрали! И ведь когда его собирали, кузнец мог лишь радоваться: сколько отличного, рабочего сырья ему достанется, сколько платы получит мастеровой от княжьего двора за свои будущие труды!
А получается, что железо-то боком выходит…
Стремительно сближаются с обозом неизвестные всадники, призывно, грозно трубя на скаку! Встреча с ними, как видно, не сулит раненым и возницам ничего хорошего… И ведь охраны толком нет: татар-то прогнали, кого опасаться? Так и конные же заходят не с полуденной, а закатной стороны… Неужто литовцы?! Но они вроде как к Москве шли – вот великий князь с войском и поспешил вперед, перехватить сынка ольгердовского…
– Всадник на червлёном стяге… Всадник, шитый серебром да с мечом белым и щитом! Ягайло это, братцы.
Голос подал востроглазый Добрыня, уже нашаривающий под мешками с сеном свой меч. Схватился за верную секиру и Прохор, охнув от резкой боли в правом боку… Да что толку-то с одной секирой против конных?! Разве что телеги вкруг построить, да за ними литвин встречать…
Так уже не успеть-то кругом! И встречать ворога на деле особо некому… Какие из раненых вои?!
Пробудился даже бредящий во сне Никита. Осмотревшись по сторонам, он лишь вначале заострил внимание на приближающихся литовцах – по всему видать, действительно решившихся напасть на раненых, покрыв свое имя вечным позором! После же елецкий дружинник перевел свой взгляд на полдень – и, всмотревшись в степную сторону, негромко произнес:
– Наши…
– Да какие наши, братец! Литвины вон, неужели не видишь?!
Прохор не сдержал возгласа, потому как страх и отчаяние заполонили его душу: стоило ли до последнего драться на Куликовом поле и выжить в жаркой сече с татарами, чтобы теперь вот так запросто сгинуть по дороге домой?!
Но, невольно бросив взгляд на полудень, кузнец осекся, увидев, что и с той стороны показалась стремительно приближающаяся к обозу конная рать! Заодно разглядел Прохор и вытканные на ратных стягах лики Господа и Богородицы, и образа святых, гордо реющие над остроконечными шеломами
