Пуля времени - Николай Свечин

Скурихин смерил его тяжелым взглядом, но потом смягчился:

– Хвалю, здорово сработал. Мои казаки люди решительные, но с мозгами у них недостача. А я один не справляюсь. Ты мне нужен. А нужным людям я плачу щедро. Ты теперь начальник штаба, как и хотел.

– Слушаюсь. Каким будет следующее поручение?

– Поручение простое: лечь на дно. После нашего гранта вся сыскная встала на цирлы. Шарят по Москве, аж треск стоит в фартовом мире. Никаких активных акций минимум месяц.

Ратман положил руку на пачку банкнот:

– Надо запретить ребятам праздновать удачу. Пусть сидят тихо, радуются молча. Легавые сейчас засели по всем шланбоям, публичным домам, кафешантанам. И смотрят, кто сорит деньгами. Столько народу сгорело на этом… Водку, баб – пусть Облезлый наладит их поставку сюда. И лишь проверенных. Среди гулящих сыскные тоже наладили агентуру.

– Верно, – кивнул Скурихин. – Я распоряжусь. Ты тоже осторожничай, деньги в банк не клади.

– У меня металлический шкаф, туда легавые не залезут. Положу основную часть, а маленько оставлю на кармане, – подсчитал он, а потом добавил: – Риту хочу наведать. Соскучился.

– Ты не влюбился ли сдуру? – нахмурился атаман. – Семенная жидкость в голову ударила? В нашем деле это непозволительно.

Консильери вытянулся во фрунт:

– Разрешите идти?

– Иди. Но помни мои слова.

Оказавшись, наконец, без надзора, Георгий вновь поймал «красную шапку» и послал Двуреченскому записку: «Буду сегодня в семь в известном месте». Он очень хотел повидать Риту, но губернского секретаря – не меньше.

Их разговор все откладывался, и в голове попаданца копились вопросы, сводя его с ума. Как вышло, что он здесь, в 1912-м? Как он вернется обратно?

А деньги? Обменять бумажки на золотую монету и – вперед! Двадцать тысяч рублей – это две тысячи золотых червонцев. В эпоху Юры Бурлака каждый стоит у антикваров не меньше пятидесяти тысяч. И сколько это будет в валюте, имеющей законное хождение по территории Российской Федерации? Сто миллионов рублей!

А в ячейке еще и пять тысяч бумажками! Еще двадцать пять лимонов. Итого… где-то в районе полутора миллионов евро. Можно выйти в отставку, купить домик в Гороховце и доживать век в достатке.

Как-то летом Юра Бурлак попал в маленький городок Гороховец, что во Владимирской области. И умилился. Тихая Клязьма, безлюдные улочки, все ходят пешком и здороваются друг с другом. Наверху, на горе, монастырь. Лица у людей спокойные, речь неспешная.

Вдоль речки стоят в ряд домики, от каждого к Клязьме тропинка, и к берегу привязана лодка. Встанешь утром, отчалишь, заякоришься в любимом месте, наловишь плотвичек… А дома жена тебе их пожарит. Чем не жизнь?

С тех пор, когда капитан Бурлак особенно уставал или нервничал, он мысленно переносился туда. И мечтал – не о Кубе, как в фильме «Антикиллер», и не о Париже с Лондоном, а именно о Гороховце…

Куда идти дальше? Что делать? Понятно, что ему позарез нужен Двуреченский. Но пока тот является к Жоре только во сне, реальность нужно менять самостоятельно.

В последнюю их встречу – кстати, как раз во сне Бурлака – чиновник для поручений предлагал попаданцу сходить на премьеру «Прекрасной Люканиды» Владислава Старевича, черно-белой фильмы, которая транслировалась во всех московских электротеатрах. В частности, в Большом Елоховском.

Там же у Ратманова произошла и долгожданная встреча с Ритой. Предстояло не только оценить мощь отечественного синематографа на заре существования последнего, но – что еще важнее – определить статус Риты в сердце Георгия.

До сих пор она занимала там шаткое положение красивой девушки из почти что курортного романа. С одной стороны, почти все вокруг были уверены, что у них большая любовь: от Хряка, готового биться в кровь за свою женщину, до Казака, который увидел в этом риски для дела. С другой стороны, Ратманов встречался с Ритой считаное число раз, а физическая близость между ними вообще была только единожды. Если тогда был не сон…

Да, он симпатизировал ей, но мужчина и женщина даже толком не успели поговорить. Его подкупили ее внешность, шарм, доброта и расположение, которое в какой-то степени спасло ему жизнь. Но он совершенно не знал Риту как человека…

Билеты за рубль в первом ряду, которые разрекламировал Двуреченский, решено было поменять на места в последнем. Вышло вдвое дешевле. Но это, разумеется, не было главной причиной, почему они решили сесть именно туда. Просто нашим героям нужно было уединиться относительно далеко от любопытствующих глаз. Логично, что выбор пал на сегмент зрительного зала, который впоследствии назовут местами для поцелуев.

Когда уселись, Ратманов поинтересовался:

– Хряк что-нибудь сказал?

Рита промолчала, но выражение ее лица в отблесках луча из киноаппарата приобрело недовольный оттенок.

– Мне важно знать, что ты в безопасности, – пояснил Георгий.

– Пришел, уже до этого где-то напился, пытался что-то орать про «Жорку-капорника», хотел близости, я отказала, – нехотя вспомнила Рита.

– Так он это не оставит…

– А я ему и не принадлежу.

– Он думает иначе…

– Знаешь что, у нас двадцатый век на дворе, в Финляндском княжестве женщины уже получили право голоса! Так почему я должна слушать какого-то бандита?!

– Тише… Ты сейчас про меня?

Рита улыбнулась:

– Я сейчас про него. Мне все равно, что он там себе думает. Я свободная, ты свободный, мы можем строить свою жизнь как пожелаем!

Ратманов мог бы и возразить. Но на этом месте их прервали.

– Да сколько ж можно болтать! Вы мешаете смотреть фильму, – послышался из темноты интеллигентский мужской голос, переходящий почти в фальцет.

– Извините. – Попаданец отчасти был согласен с претензией.

Но Рита, хоть и окончила курс гимназии и даже умела поддерживать непринужденную светскую беседу, одним предложением напомнила, что выросла на преступной Хитровке. Такой отменной ругани Ратман не слышал давно, если не сказать – никогда. А невидимый собеседник из зала не просто замолчал, но, кажется, потерял дар речи.

В тишине и темноте мужчина и женщина, занимающие места для влюбленных, смотрели чудесную сказку начала прошлого века. «Прекрасная Люканида, или Война усачей с рогачами» неожиданно оказалась немым черно-белым мультиком, а также первым в мире кукольным фильмом.

Чтобы зритель хоть что-то понимал в жизни насекомых, рядом с человеком за роялем – тапером – стоял еще и декламатор. И параллельно визуальному ряду зачитывал текст от автора. Море впечатлений. Ничего похожего на то, что можно видеть в наших кинотеатрах сегодня. Поэтому даже суровый Бурлак в теле Ратманова покидал электротеатр со слегка увлажненным левым глазом.

Ну а Рита опустила голову на его сильное плечо и проплакала половину фильмы – не то от слезливого сюжета, не то от близости к Георгию. На то они и места для поцелуев, скрытые от посторонних глаз. А о том, что еще происходило на последнем ряду электротеатра, история умалчивает…

Как бы то ни было, ровно в семь Ратманов