Артист (Управдом – 4, осень 1928) - Андрей Никонов
— Привет, — Сергей махнул ей рукой, — как дела?
— Здравствуйте, сегодня я на дежурстве, — девушка приветливо улыбнулась, а потом вдруг сделала строгое лицо и уткнулась в гроссбух. — Что-то хотели, товарищ?
— Я? — уточнил Травин.
— Конечно, — Маруся подняла глаза, но смотрела почему-то не на молодого человека, а куда-то ему за плечо.
Сергей обернулся, и увидел у дверей невысокого молодого человека с копной волос. Тот глядел на них настороженно, сжав кулаки.
— Фима, — Травин сделал к нему шаг, — ты что ли?
Подозрительное выражение с лица Фимы сползло, уступив место удивлению.
— Сергей?
— Вот ты чертяка, не узнать, загорел прям как негр, поправился, — Сергей крепко пожал Фиме руку, — тоже решил отдохнуть?
— Нет, я теперь тут живу.
— В гостинице?
— Да нет же, в Пятигорске, — Фима потянул Травина за собой к конторке курортного управления. — Маруся, познакомься, это Сергей Травин, мы с ним в Москве приятелями были, а потом он, представляешь, пропал.
Травин было хотел сказать, что они, собственно, уже знакомы, но Маруся сделала страшные глаза, протянула руку.
— Очень рада, товарищ Сергей. Познакомиться, а не тому, что вы пропали.
— Взаимно, — он ответил на рукопожатие.
— Мы с Марусечкой женаты, — гордо сказал Ефим, расправляя впалую грудь, — уже год. Представляешь, как её встретил, так прежнюю жизнь словно обрубило, бросил всё, Москву, больницу, всю эту столичную суету, и переехал сюда. Маруся, я, собственно, зашёл сказать, что у меня сегодня с утра работа, и я к обеду могу не вернуться. К нам пациента привезли, профессор требует, чтобы я ассистировал. Ты удивишься, когда увидишь, что это за случай. Представляешь, вот обычный человек, никаких внешних повреждений, словно только из ванной вылез, милиция не знает, что и думать. Его нашли возле рельса, наверное, с поезда упал, но ни переломов, ни даже серьёзных синяков.
Маруся удивлённой не выглядела, скорее опечаленной, и явно не из-за чужой смерти.
— Отчего же он умер? — удивился Травин.
— Вот здесь, брат, загадка, — торжествующе ответил Ляпидевский, — которую нам с профессором предстоит разгадать. Как и личность потерпевшего. Серёга, ты заходи, я днём в курортной больнице, в патологоанатомическом найдёшь, а по вечерам дома.
Он ещё раз тряхнул руку Травина, и ушёл.
— Ага, по вечерам, — Маруся проводила его взглядом, — на работе он своей женат, а не на мне, кроме как о мертвецах своих ни о чём не думает. А ты с Фимой раньше вместе работал?
С уходом мужа она снова стала вести себя свободно, только глаза потухли.
— Нет, — Сергей уселся на край стола, тот жалобно заскрипел, — меня на войне контузило, так, что память отшибло, и прямо с фронта в госпиталь отправили, с Москву. Я тогда совсем плох был, ничего не помнил, ходить учился заново. А Фима там лаборантом работал, так и познакомились, ну а потом встречались периодически, я с ребятами из их больнички в волейбол играл. Что, ревнует?
— Страшно. Но он талантливый, а таким людям свойственно.
— Да, — Сергей моргнул, что-то в разговоре с Фимой его зацепило, — талант, это у него не отнять.
— Вот думаю уйти, но ведь он не вынесет, — продолжала девушка, — знаешь, какая у него личная драма была, он любил женщину, а та ушла к артисту. Он даже стреляться хотел, только не знал, как.
Травин хотел было позвать Марусю позавтракать, курортники, судя по всему, в услугах дежурной не особо нуждались, но после её слов резко передумал. Все эти романтические проблемы, особенно в виде монолога, который был продолжением другого, незаконченного, могли испортить аппетит. Так что он попрощался, сославшись на несуществующие дела, и отправился в ближайшую чайную.
Под полосатым навесом стояли столики и деревянные раскладные стулья, официантов здесь не было, каждый подходил, заказывал то, что готовил повар, мужчина лет пятидесяти, коротко, почти под ноль стриженый, со свёрнутым набок массивным носом, а потом возвращался к прилавку за готовым блюдом. На деревянных полках, прикрытых марлей, лежали ещё тёплые пирожки и булочки, рядом стоял самовар с кипятком, на плите грелась сковорода, в которой жарилась кровяная колбаса, рядом с ней вторая, побольше — в неё повар только что бросил кусок сливочного масла, разбил четыре десятка яиц, залил молоком и теперь помешивал, отрывая поджарившиеся кусочки от дна. Топлёное масло пахло орехом, от колбасы шёл такой аромат, что кишки в предвкушении заворачивались в клубок, яичница потрескивала, плита бросала в посетителей волны жара, которые смешивались с южным осенним теплом.
Сергей взял две мягкие белые булки с подтаявшим куском масла, плошку с абрикосовым вареньем, налил в стакан сладкий горячий чай, и попросил четыре больших куска колбасы с яичницей. Или лучше пять.
— Сию минуту, — лениво ответил повар, кивая на других посетителей, — сейчас яичня дойдёт, и всем достанется, я позову. Присаживайтесь, товарищ, в ногах правды нет.
В случае с поваром — ноги, когда Травин стоял у прилавка, то увидел, что вместо одной нижней конечности у того деревянный протез, но несмотря на это, двигался пожилой мужчина бодро и даже с изяществом, выполняя на деревяшке стремительные пируэты. Сергей уселся за столик, разломил булку и нанёс на ноздреватую поверхность толстый слой масла. Сахара в чай не пожалели, он надеялся восполнить всю ту энергию, которую потратил на бег.
Напротив чайной стояла пивная бочка, несмотря на утро, от желающих взять кружечку-другую отбоя не было. Под полотняным тентом висели связки баранок и вяленой рыбы, торговля шла бойко, покупатели брали пиво и закуску. Те, кто торопился, быстро выпивали кружку и шли по своим делам, другие, которые закупались основательнее, растекались по уличным скамейкам.
На одной из таких скамей, скрытых от дороги каштаном, сидели трое. Один из них был тот самый вороватый коридорный, которого Травин выгнал из номера Свирского, второй невысокого роста и очень широкий мужчина с мощными ладонями, третьего, тощего и высокого, Сергей бы точно узнал, если бы увидел. Павел, один из актёров местного театра, игравший в фильме белогвардейца. Возле них стояли пивные кружки с шапками пены и маленькая бутылка водки, на газете лежал растерзанный копчёный лещ. Троица смотрела на Травина, который вернулся от прилавка
