Вперед в прошлое! - Денис Ратманов
Леонид Эдуардович зажмурился и потер переносицу, отвернулся, но я успел заметить, как заблестели его глаза.
— Я хочу отблагодарить тебя, — проговорил он севшим голосом.
— Придет время, и я попрошу у вас денег взаймы, если сам не выкручусь. Не навсегда — с возвратом. А сейчас я благодарен вам за Илью. Без него мне пришлось бы куда труднее.
— Очень рад, что у моего сына такой друг, — улыбнулся он. — Снасти оставь себе, они тебе нужнее. Это самое малое, что я могу для тебя сделать. — Он поднялся и помахал рукой: — Ни хвоста, ни чешуи!
К тому моменту Илья и Наташа наловили по полведра. Когда Леонид Эдуардович удалился, я сгрузил улов в одно и отправился торговать на остановку, прихватив сестру — не одному же мне зазывалой работать? Да и научить ее надо. Пока шел мимо торговцев, начал нахваливать рыбку и по пути накалядовал пятьсот рублей. Да плюс тысячу пятьсот за полтора часа на остановке.
Вернувшись, сменил сестру на удочке, хотя она сопротивлялась, и Илья уступил ей свою, удочки ведь теперь наши.
К четырем вечера у нас было по две тысячи на каждого. Да плюс те три, что я заработал раньше — как раз пять долларов получалось! Теперь пора идти к меняле. Время такое, что если ты мал и слаб, большой процент вероятности, что тебя кинут или обворуют — что ты можешь противопоставить грубой силе?
Но мне почему-то казалось, что тот меняла нормальный парень.
Я разровнял смятые купюры, еще раз их пересчитал и побежал к валютчику, пока он не ушел.
На место я прибежал в полпятого. Меняла узнал меня, помахал издали, жестом подозвал к себе и подмигнул.
— Курс, между прочим, уже девятьсот шестьдесят, но я слово держу. Тебе сколько?
— Пять, — сказал я. — Больше не заработал.
— Ты по карманам, что ли, шуршишь? — спросил меняла и соблаговолил представиться: — Кстати, я тоже Павел.
— Очень приятно, тезка, но нет. Рыбу продаю, — не стал кривить душой я. — Ставрида нужна? Хорошая идет, крупная, всего двести рублей кило. — Я показал исцарапанные руки — ставрида и уколоть острым плавником может.
Меняла прищурился, словно изучал диковинное насекомое, почесал гладко выбритый подбородок.
— Странный ты какой-то. Нет чтобы «сникерсов» набрать. На фига тебе доллары?
— Бизнес хочу начать, — честно ответил я.
Меняла так заразительно заржал, аж мне самому весело стало. Я представил себя на его месте: стоишь ты такой напонтованный, голда такая, что в море свалишься — на дно потянет, телки наверняка в очереди стоят. Все у тебя везде схвачено: и с ментами, и с братвой. И тут подходит сопляк безусый и про бизнес начинает втирать.
— Я к тебе буду обращаться если что, — сказал я, нисколько не обидевшись. — Ты на человека похож. Бывай!
Я побежал к своим, а к меняле сразу же подошла торговка покупать доллары.
Пробегая мимо старьевщиков, я притормозил: вдруг что интересное найдется. Книги, книги, причем те, что как-то заводились в каждом доме, но которые читают совсем уж от безнадеги. И у каждого второго — труды строителей коммунизма: Ленина, Маркса, Энгельса, сгруженные с парохода современности на газеты.
Возле седого бородатого дедка, торгующего акварельками из открытого дипломата, я притормозил. Акварельки были самые обычные, насколько я мог судить: пейзажи, море, голые тетки — меня привлекло потрепанное пособие: «Школа изобразительного искусства. Том 1». На выцветшей обложке — два мальчишки по пояс. Я сел на корточки, взял книгу, открыл содержание: рисунок, рисование с натуры, живопись маслом и акварелью, линейная перспектива. Я пролистал учебник: написан понятно, много примеров, построений. Красота! То, что нужно Борьке.
— Сколько хотите за книгу? — спросил я и получил по спине от толстенной одышливой бабки с авоськой.
— Посторонись. Расселси тут. Людям не пройти!
— Четыреста рублей, — сказал торговец виновато и продолжил, будто оправдываясь: — Книга хорошая, самая лучшая из учебников! Сам по ней учился. Да не надо теперь никому… искусство.
Я рассчитывал обменять баксы по курсу один к тысяче, и у меня осталось пятьсот рублей. Если бы надавить на этого старика, то можно было и за двести книгу забрать, но совесть не позволила так поступить. Видно же, что он не пропойца, а последнее доедает.
— У меня брат хочет стать художником, — поделился я. — Это ему. Если станет что-то непонятно, не могли бы вы дать несколько уроков за небольшую плату?
Старик аж помолодел и словно начал излучать сияние.
— Сейчас я телефон свой напишу! Ручка есть?
Я развел руками.
— Мы тут рыбу ловим.
— Сейчас. Я сейчас. Покарауль картины, а то растащат.
Он забегал по рядам, пока не раздобыл огрызок карандаша, отодрал кусок картонки и нацарапал номер и имя.
— Спросите Эрика из пятой комнаты. Если красок нет, так у меня все имеется: и масло, и гуашь с акварелью. Пусть приходит! Я дорого не возьму. Чисто символически, на хлеб чтобы. Двести рублей.
— Спасибо вам, дядя Эрик! Еще увидимся!
— У меня другие девять томов есть! Ну, этих книг!
— Буду иметь в виду! — обернувшись я налетел на ту же жирнющую сварливую бабку, ее телеса меня оттолкнули, как мембрана батута.
— Опять ты, щенок! — Она замахнулась на меня палкой.
Я изобразил собачий лай, наблюдая за ее реакцией.
— А ну пошел вон! — гаркнула она, я показал ей средний палец.
Подросток я или как? Сам бог велел вести себя, как придурок.
— Ах ты ж, никакого уважения к старости! — запричитала она, обращаясь к двум женщинам, торгующими уродливыми пушистыми свитерами модели «летучая мышь». Кажется, модный материал назывался «ангорка», сестра о таком мечтала.
К вечеру мы заработали еще по тысяче, скинулись с Наташкой по пятьсот рублей, купили триста граммов сыра в ларьке, лепешек у уличной торговки — да, немного дороже, чем хлеб в магазине, зато в очереди стоять не нужно.
Если так задуматься, два дня я пахал на три килограмма сыра, и с этим что-то надо делать.
Хорошо, что завтра — последний звонок, уроки делать не нужно. Свобода малолетним оболтусам! Да преисполнятся пляжи детским ором! Да вздрогнет ранняя черешня в садах!
Стоя в набитом под завязку автобусе, я думал о лихих временах: НЭПе и девяностых, которые НЭП повторяют. В детстве мы все сопереживали Робину Гуду. Никого не знаю, кому по душе был бы шериф Ноттингемский. Тогда откуда берется вся эта мерзость, ворье, отмороженные убийцы и кидалы? Видишь нормального человека — от умиления аж на слезу пробивает, как пробило Илюхиного отца.
Моего же отца дома не оказалось. Такое впечатление, что он приходит сюда, чтобы поиздеваться и слить негатив. Навстречу выбежал Борька с двумя рисунками Вейдеров: один стоял, опершись на меч, второй делал замах.
— Вот.
— Крутяк! — оценил я и полез в сумку за учебником ИЗО.
— Пусть этот твой заказчик выберет одного, второго себе оставлю, мне оба нравятся.
Я вынул книгу и вручил Борису.
— Держи. Подумал, что она тебе нужна.
Борька застыл, не веря своим глазам и ушам. Осторожно взял учебник, пролистал его и вопросительно уставился на меня. Еще неделю назад мы конкурировали за ресурсы и крохи родительской любви, и вот вредный брат заботится, книжки покупает. Где подвох?
— Просто так, — уточнил я, и брат не сдержался, в порыве благодарности обнял меня.
Вспомнилось, как пикселилась реальность перед тем, как я два раза чуть не погиб, и по спине прокатилась волна холода. Даже если вдруг мироздание меня отторгнет, брат и сестра на путь истинный наставлены, они увидели, куда надо двигаться, и не собьются с пути. Осталось сделать так, чтобы отец им не помешал, и помирить маму с бабушкой Эльзой.
О том, что мне предстоит сделать еще, я старался не думать — становилось тошно, как при мысли о нелюбимой работе. В ближайшие лет несколько мне такие задачи точно не по зубам.
Глава 13
Времени в… обрез
Последний звонок был для меня в детстве, как для солдата — дембель, как для осужденного — условно-досрочное освобождение. Я терпел линейку, а потом вместо поездки с классом в город куда-нибудь мчал с Илюхой и безудержно отмечал, чокаясь стаканчиками с лимонадом и произнося дурацкие тосты.
Это было лучшее время его-моей жизни: три месяца свободы, купание,
