Целитель #10 - Валерий Петрович Большаков
Мы поднимались по склону, уже замаячили плоские крыши пятиэтажек на Щорса. Инна шла рядом, близко, но меня не касаясь. И под руку не брала, остерегаясь задеть незримые «красные линии».
— Дурындочка ты моя, — улыбнулся я, приобняв девушку за талию. Легонько. По-приятельски.
* * *
Дверь нам открыла Лариса, розовая и свежая, кутаясь в пушистый махровый халат.
— Мишенька! — радостно взвизгнула она, притискивая меня к пышному бюсту. На меня пахнуло чистым теплом, а щеки коснулись влажные волосы. — Какой же ты молодец, что пришел! А то эта лахудра…
— Но-но-но! — заносчиво парировала Инна.
— Девушки, не ссорьтесь! — развел я сестренок.
— Ладно, я тогда в магазин сбегаю! — засуетилась старшая, хватая фен. Пять минут беготни — и Лариска выпорхнула за дверь, улыбнувшись мне напоследок.
— И тишина! — смешливо продекламировала младшая.
— А тебя как звать?
На пороге гостиной стояла мелкая личность, схожая с Лениным на октябрятском значке. Синие глаза смотрели пытливо, но без опаски. Я присел, и протянул руку чаду:
— Миша.
— Вася, — ручонка утонула в моей ладони, и я задержал ее в пальцах.
— Вась, а ты умеешь греть руками?
Дитя вздрогнуло, покосилось на маму.
— Мише можно, — проворковала Инна.
— Могу! — сразу заулыбался малыш. — Хочешь, покажу?
— Покажи.
«Васенок» возложил ладошку поверх моей пятерни, и напрягся. А я уловил исходящее тепло — дитя испускало энергию мозга, мое проклятие и благословение!
— Молодец! — похвалил я. — А теперь смотри…
Посыл вышел слабеньким, но малыш ощутил его.
— И ты тоже умеешь⁈ — воскликнул он в полном восторге. — Вот здорово!
— Именно, что здорово, — улыбнулся я. — Мы можем не просто греть, а лечить.
Синие глазята вытаращились в полном восторге.
— Как доктор Айболит⁈
— И даже лучше! Вот выскочит вавка — у тебя или у мамы, а ты ее — раз! — и нету!
Инна незаметно уколола себе палец иглой от брошки.
— Ай! — воскликнула она жалобно. — Бо-ольно!
— Больно лапку… — заворковал я, перехватывая изящное запястье. На вздрагивающем указательном наливалась красная капля. — Ну-ка, Вася, возьми мамин пальчик в кулак — и грей!
Сын послушался и замер, смешно насупясь.
— Ой, горячо как! — сбивчиво зашептала Хорошистка.
А я вдруг ощутил, как мир вокруг незаметно и неслышно поменял одну бесконечность на другую. Как будто так всегда было: я сижу на корточках, рядом — Инна, она положила мне руку на голову, пугливо ероша волосы, а перед нами сопит мальчик. Которого я впервые в жизни назвал сыном.
— Всё! — выдохнул Васенок.
— Ой, Мишечка, ты глянь только! — воскликнула Хорошистка. — И не болит совсем!
Краем сознания я различал тихий щелчок в прихожей, и дуновенье сквозняка, но даже головы не повернул, находясь в полнейшей уверенности — это вернулась Лариса.
Я ошибался.
— Дверь надо закрывать, — сказала Рита.
Ее голос опадал рассеянно и безжизненно, а у меня в душе вздрагивал трусливый, срамный холодок. Я сжал зубы — оправдываться не буду! Мне каяться не в чем.
— Привет! — несмело улыбнулась Видова.
Моя жена не ответила, со смутной горечью глядя на Васёнка.
— Семейная идиллия…
— А как тебя звать? — осведомилось чадо.
— Рита, — девичьи губы изогнулись в болезненной улыбке.
Она что-то еще хотела сказать — грубое или ёдкое, что бросают сгоряча, но передумала — развернулась, и быстро вышла за дверь. Проклиная наши хромые судьбы, что блуждали в дурацком треугольнике, я выскочил следом, и крикнул:
— Рита!
— Ненавижу тебя! — с чувством вытолкнула девушка, спускаясь по лестнице и не оборачиваясь.
— Да что ж ты делаешь… Рит!
— Ненавижу! — загуляло по подъезду, отзываясь гаснущим эхо.
* * *
Я бродил по городу до позднего вечера, влачась бессмысленно, но упорно. Как будто специально длил и длил отлучку — пошатался по «Универсаму», завернул в гастроном…
Домой я вернулся в десятом часу. В зале бубнил телевизор, меча на стены отсветы с экрана, на кухне звякала посуда, и у меня отлегло.
— Миш, это ты? — донесся Настин голос.
— Я.
Нацепив тапки, заглянул в комнату. Тихонько отворил дверь в спальню… Риты не было.
Нервно потирая руки, прошел на кухню. Настя испуганно и огорченно глянула на меня.
— А Рита уехала… — пролепетала она. — Сказала, что экзамены скоро…
— Да? — задребезжал я, решая на ходу. — А мне завтра уезжать…
— Тоже в Москву? — оживилась сестричка.
— Нет, в Новосибирск.
Настя быстро вытерла руки, и пошла меня обнимать.
— Все будет хорошо, слышишь? — шептала она ласково, гладя по лицу непутевого братца. — Так хорошо, что лучше не бывает! Вот увидишь!
Вторник, 20 мая. День
Париж, площадь Оперы
Погода стояла летняя — каштаны зеленели, шурша лапчатыми листьями, небо голубело, играя с пушистыми облаками, а парижане томились в ожидании отпусков. Скоро «столицу мира» накроет жара, и тысячи машин укатят на юг или на запад, к морю, оставляя город духоте.
Вакарчук раздраженно фыркнул, сворачивая к «Де ла пэ». Настроение держалось около нуля. Степан не ожидал даже, что провал операции «Сафари» настолько подействует на него, вгоняя в депрессию. Он досадливо поморщился, отгоняя былые видения.
Ах, какие надежды питались, какие ослепительные перспективы разворачивались… И всё зря!
И кому, вообще, нужна теперь эта встреча? Какой смысл мотаться через океан? Или Е Пэ просто занадобилось галочку поставить в графе «Встреча с агентом»?
— Фигня какая! — с отвращением вытолкнул Вакарчук, и вошел в кафе. Навстречу пахнуло ароматами «арабики» и сдобы, закрутился тихий гомон — нынче малолюдно.
Питовранов сидел на обычном месте, листая «Монд».
— И чего было звать? — забрюзжал Степан, садясь напротив. — В Нью-Йорке точно такая же какава с чаем!
— И вам доброго дня, мистер Уортхолл, — светски поклонился Е Пэ, складывая похрустывающую газету. — Аперитивчику не желаете?
— Выпьем, не чокаясь? — кисло пробормотал Вакарчук.
Загадочно улыбаясь, его визави вытянул руку и разжал пальцы — на салфетку, шурша звеньями, осыпалась цепочка. Поверх упали два ключика, серебряный и золотой.
Степан, не думая, накрыл тусклый блеск ладонью — и сгреб крошечное сокровище.
— Тонкая работа, не так ли? — хладнокровно вздернул бровь Питовранов. — Говорят, сам Бенвенуто Челлини руку приложил… Ну, что? — ухмыльнулся он. — Вмажем по стакашке?
— С горкой! — выдохнул Вакарчук, бережно пряча ключи, и вскинул руку в призывающем жесте: — Гарсон!
Настроение, ухнувшее в черную яму провала, стремительно ракетировало — вверх, вверх, до самых высот.
Глава 9
Понедельник, 26 мая. Раннее утро
Около границы Омской и Новосибирской областей
Скорый поезд «Россия» катился, отстукивая
