Владимир Прягин - Волнолом
Колючие ростки взрывали паркет, вгрызались в тело хрониста, карабкались по столу и по стенам. С каждой секундой их становилось больше. Над шипами распускались мягкие венчики.
- Пойдем, - Сельма дернула Генриха за рукав. - Теперь они здесь хозяева.
Пятясь, отошли за порог. Чертополох покрыл кабинет сплошным колючим ковром, труп совершенно исчез из виду. Преодолев тошноту, Генрих снова нацепил линзы. Если забыть, что здесь произошло минуту назад, выглядело даже красиво - капли чернильной росы мерцали на шипастых цветах.
И разливался медовый запах.
Вслед за людьми колючки выбрались в коридор, превращая его в непроходимые заросли. Сельма с Генрихом отступали все дальше к лестнице. 'Фаворитка' заметила с ноткой гордости:
- Теперь весь дом зарастет.
- А люди? Его семья? Ты говорила, что не убиваешь невинных.
- Так и есть, - она пожала плечами. - Я уже позволила им проснуться. На этом этаже - никого, а остальные успеют выбежать. Сюда не сунутся, здесь для них пахнет страхом. То есть, не пахнет даже, а воняет невыносимо...
Словно в подтверждение ее слов, этажом ниже раздались заполошные крики и детский плач. Генрих, перегнувшись через перила, встретился взглядом с полноватой матроной, тащившей за руку мальчика лет семи. Увидев чужого, дама сдавленно вскрикнула и ринулась по лестнице вниз.
Генрих обернулся к Сельме:
- Ты говоришь - свершилось, обратной дороги нет. Так, может, пора уже объясниться? Прямым текстом и без намеков - что это за волна? В чем суть ритуала?
Они сошли на второй этаж. На ступеньках валялась шаль, которую кто-то обронил в спешке. Генрих осторожно повертел головой - удавка ослабла, стало легче дышать и думать.
- Ну же, Сельма. Ты ведь злодействуешь из идейных соображений. И скромностью не страдаешь. Неужели не хочешь, чтобы кто-нибудь оценил подробности гениального плана?
- Ох, Генрих, я прямо чувствую, как твой сарказм меня разъедает. Хотя ты прав, молчать уже не имеет смысла...
- Сельма фон Минц! - проревел с улицы усиленный голос. - Генрих фон Рау! Дом окружен и находится под прицелом! Приказываю выйти на крыльцо и лечь лицом вниз! Даю шестьдесят секунд! В противном случае открываю огонь!
- Видишь, Генрих, - хихикнула 'фаворитка', - ты уже мой сообщник.
- Не обольщайся. Они просто не хотят меня зацепить.
Генрих метнулся в ближайшую комнату - Сельма не удерживала его. Не зажигая света, он на дюйм отодвинул штору, выглянул осторожно. Голос не врал - у ворот сгрудились локомобили, за ними прятались люди. Двое в мундирах, пригибаясь, как под обстрелом, тянули пулемет на колесах.
- Сдайся, Сельма. На этот раз у тебя нет шансов. Они знают, что ты истратила силу на ритуал, и 'по площадям' уже не ударишь.
- Да, истратила. Но они рисковать не станут. Как только я выйду, меня пристрелят. Я бы, во всяком случае, так и сделала на их месте.
- И что? Будем просто стоять и ждать?
Она, не ответив, сняла с шеи кулон - платиновый, в форме яйца, размером примерно с дюйм. Быстро и ловко развинтила его на две половинки. Внутри оказалось еще одно 'яйцо', но уже стеклянное, полое, с какой-то зеленоватой дрянью внутри.
- Берегла на крайний случай.
- Что это?
- Переносчик. Все думают - миф, а я его сделала. Жаль, в быту бесполезен.
- Не понял.
- Отдача страшная. Давай руку.
- Зачем?
- Генрих, ты мне веришь?
- Нет, - сказал он твердо.
- Молодец, - она неожиданно улыбнулась. - Но сейчас это единственный способ, чтобы мы оба остались живы. Хочешь - стой в стороне, проверишь на своей шкуре. А я ухожу.
Генрих, помедлив, протянул ей ладонь. Сельма сжала ее левой рукой, а правой, не выпуская стекляшку, начертила в воздухе последнюю руну старшего алфавита - ромб с хвостиком внизу: 'наследие', 'вотчина', 'родовое именье'.
- Где мы окажемся? - спросил Генрих.
- Каждый у себя дома.
- Не смей трогать Анну.
- Ты ее уже потерял.
- Ты сдохнешь. Я позабочусь.
- Попробуй.
Тонкое стекло хрустнуло между пальцев.
Люди снаружи увидели, как в окнах особняка ослепительно полыхнуло. Взрывом сорвало крышу. Грохот слышала вся столица до самых дальних окраин.
ГЛАВА 18
Генерал Теодор Август цу Нидерхаузен мрачно смотрел на разрушенный особняк. Пожар потушили довольно быстро, использовав возможности светописи. Что-то еще дотлевало среди руин, дым поднимался к ночному небу, но эксперты в защитной экипировке уже заглянули внутрь.
- Ну что там, Кольберг?
- Тела не найдены. Либо уничтожены взрывом, либо находятся под завалами.
- Полагаете, выжить никто не мог?
- Очень сомневаюсь, герр генерал.
- Продолжайте поиски.
- Слушаюсь. Проверим погреб, как только расчистим вход.
- Да. Выполняйте.
Впрочем, и сам генерал не верил, что живые найдутся. Сельма не из тех, кто прячется в погребе. Она фанатичка. Видимо, взрыв - это тоже часть ритуала, финальный аккорд. А может, Сельма подорвала себя, не желая ждать, пока в нее всадят пулю. В любом случае, она мертва. Как и Генрих...
Люди вокруг сновали, как муравьи. С улицы убирали обломки досок, камни и черепицу. Оттаскивали с дороги искалеченный паровой экипаж. Слышались отрывистые команды, скрежет и чья-то ругань.
И еще генералу чудился грохот волн, только звук этот шел не со стороны залива, а от развалин дома, где поблескивала гигантская чернильная клякса. Или, скорее, не клякса даже, а воронка, рана в земле, откуда темный, невидимый обычному глазу свет выплескивался толчками, как кровь.
С пепелища тянуло гарью и чем-то приторным, удушливо-сладким. Хотелось зажать ноздри и сплюнуть. Похожий запах был в доме у профессора Штрангля, только там он ощущался слабее. А Генрих, помнится, даже сказал тогда, что ему этот запах нравится...
- Герр генерал, - коллега Клемм из 'двойки' остановился рядом, - требуется ваше компетентное мнение. Сельма фон Минц успела закончить то, что задумала? Вопрос, как вы понимаете, ключевой. В течение ближайших часов он прозвучит еще не раз и не два. Причем задавать его нам будут персоны, от которых общими фразами не отделаешься.
- Боюсь, что да, герр коллега. Она успела. Выброс произошел. Сейчас все здесь буквально залито светом. Не обычным светом, я имею в виду, а другим...
- Да-да, я понял, благодарю. И даже сам успел рассмотреть, - Клемм продемонстрировал синие окуляры. - Пришлось обзавестись, когда подключили к вашему делу. Значит, это вот... гм... мерцание и есть пресловутый выброс? И к чему он привел? Город, как видим, не провалился в тартарары, Его Величество жив, канцлер тоже. Знаете, я задаюсь вопросом - а не была ли тревога ложной? Если, конечно (простите мне этот профессиональный цинизм), абстрагироваться от убитых гражданских и ваших бойцов, погибших при исполнении.
- Да уж, - генерал усмехнулся. - Это была бы самая удобная версия. Психопатка ошиблась, а все ее рассуждения об историческом сдвиге - просто бред больного воображения...
- Кстати, об этом. Поправьте, если я ошибаюсь, но о воззрениях фигурантки мы знали исключительно со слов герра фон Рау. Который, заметим, оказался сегодня с ней. Вам не кажется это странным?
- Он стрелял в нее. Один из слуг видел все из окна, вы же слышали показания.
- Стрелял или нет - но в дом они вошли вместе. При этом фон Рау не счел нужным предупредить вас заранее. При всем уважении, это выставляет департамент контроля светописи в несколько невыгодном свете, извините за каламбур.
- Вы правы, - сказал генерал устало. - Подозреваю, скоро у 'тройки' будет другой начальник. А мне укажут на дверь в связи со служебным несоответствием. Что же касается Генриха... Вы просто его не знали. Он не предатель. Раз он пришел к Сельме - значит, был убежден, это был единственно верный путь.
- Который, однако, завел в тупик.
- Что ж, Генрих заплатил за свою ошибку. Жизнь - достойная плата, не так ли, коллега Клемм?
По всей округе выли собаки.
Генриху показалось, что чудовищный порыв ветра поднял его в воздух и швырнул как пушинку. Свет перед глазами померк, а в следующее мгновение Генриха с силой вдавило в кресло, неведомо как возникшее за спиной.
С трудом отдышавшись, он огляделся. Следовало признать, 'переносчик' сработал безукоризненно - доставил клиента прямо домой, да еще и выбрал в квартире место, где тот чувствовал себя наиболее уверенно и привычно.
Генрих сидел за столом в собственном кабинете. В доме царила гулкая тишина. Свет фонаря с ближайшего перекрестка, процеженный сквозь сплетение веток, неуверенно сочился в окно и ложился на стену искаженным прямоугольником.
Встать удалось не с первой попытки - голова закружилась, и накатила слабость. Ошейник хоть и исчез при расставании с Сельмой, но перед этим отнял слишком много сил. Да и перенос явно не добавил здоровья.
Пот катил градом. Выбравшись все же из-за стола и покачиваясь на ватных ногах, Генрих содрал с себя верхнюю одежду, пиджак, жилетку. Зажег лампу, достал записную книжку, нашел домашний номер библиотекарши. Прижал к уху телефонную трубку.