Андрей Мартьянов - Время вестников
Взбежав по низким и просевшим ступенькам на крыльцо капеллы, Склирена изо всех сил рванула на себя тяжелую дверь. Проскочила внутрь и бесцеремонно прокричала в голос длинную греческую фразу. Эхо ее выкрика гулко заметалось в изгибах низкого потолка.
Молившиеся подле скромного алтаря монахи испуганными тенями брызнули в стороны. На настойчивый призыв явился церковный чин, с коим миледи Зоэ вступила в долгую беседу, со стороны весьма напоминавшую перебранку двух азартных торговцев. Девица и священнослужитель непрерывно крестились (чертя символ непривычным образом справа налево), тут же сплевывали через плечо, выставляли пальцы рожками и топали на собеседника ногой. Физиономия под черным капюшоном отнюдь не лучилась благостью и стремлением помочь страждущим. Монах гневался – из чего Гай сделал вывод, что рыжая девица почти добилась своего. Уступивший ее напору священник обреченно махнул рукой, в последний раз осенил себя крестом размахом с могильный и удалился, гневно топорща длинную бороду.
– Милосердие и традиции восторжествовали, – изволила пояснить недоумевающему свидетелю бывшая Изабель Уэстмор. – Остаемся здесь. Святым братьям не очень нравится наше присутствие, особенно твое, как иноземца и наверняка еретика, но традиции есть традиции.
– Я не еретик, я честный католик, подпавший под ведьмовские чары одной хитрой ромейки, – невесело отшутился Гай. – И что мы будем делать теперь?
– Ждать, – отрезала Склирена.
В греческих церквях не предусматривались ряды скамей для молящихся. Подобрав изрядно потрепанный и намокший подол платья, Зоэ присела на выступающий цоколь пузатой колонны. Свой драгоценный мешок она бережно пристроила по соседству.
Не в силах оставаться на месте, мессир Гисборн прошел туда-сюда вдоль стены, ощущая на себе неодобрительные взгляды иконописных святых подвижников.
Осенившая рыжую голову Зоэ идея воспользоваться правом церковного Убежища казалась ноттингамцу весьма и весьма скверной. Он уже имел сомнительное удовольствие видеть, чем заканчиваются упования на неприкосновенность храмовых стен. Если враги спрятавшегося в церкви человека достаточно могущественны и злы, они извлекут его даже из-под церковного алтаря. Архиепископа Беккета храм не спас. И здешнего императора, о коем повествовал Лев Треда, тоже. Сидящий в убежище в точности уподобляется мыши, добровольно залезшей в мышеловку. Вокруг же, возбужденно вереща, носится стая голодных хорьков. Надо было не сворачивать с предложенного им пути, бежать в прецепторию, а оттуда – во франкский квартал.
– Ты прав, – в кои веки Склирена выслушала рыцаря, не перебивая и не споря. Глядя на Гая снизу вверх потемневшими от усталости и тревог глазами, девица продолжала: – Только видишь ли, в чем дело… Нам малость посчастливилось. Везение глупцов, как говорят в милой твоему сердцу Англии. Нашего божественного повелителя, кесаря Андроника, сегодня нет в городе. Он с присными отбыл в Филопатру. Есть на берегу Босфора, лигах в десяти от Константинополя, такое милое местечко. Если бы базилевс пребывал в Палатии, наша дерзкая выходка очень скоро завершилась именно так, как ты описывал. Нас вытащили бы отсюда и казнили прямо на ступеньках. Но Андроник за городом, а в столице распоряжается эпарх, градоправитель.
– Кирие Констант Дигенис, – блеснул осведомленностью Гай. – Твой… э-э… сюзерен? Наставник?
– Учитель, работодатель и проклятие всей моей жизни, – грустно завершила фразу Склирена. – Теперь он знает, где я. Надеюсь, в скором времени мы узрим либо его посланца, либо господина эпарха собственной персоной. Я заставлю его вытащить нас отсюда, живыми и невредимыми. Нас и Алексиса, если он еще пребывает в бренном мире. С помощью этого добра, – она толкнула кожаную торбу носком мокрого сапога и криво ухмыльнулась. – Кирие Дигенис мне сильно задолжал. Я хочу получить назад все, что принадлежит мне по праву.
– Допустим, он не придет, – мессир Гисборн пристроился по соседству со Склиреной, обняв девицу за узкие плечи. – Что тогда?
– Тогда я придумаю что-нибудь еще, – тяжело вздохнув, пообещала Зоэ.
Судя по медленно оплывавшим свечам, минуло больше двух часов. Визитеры из города не торопились, но бытие незваных обитателей капеллы немного улучшилось. Беглецам принесли ужин и наделили парочкой траченных молью и мышами овечьих шкур.
При виде огромной деревянной миски, где исходило паром некое варево, Зоэ оживленно потерла ладони и пакостно захихикала:
– От всей души уповаю, что святым братьям не пришел в голову быстрый и надежный способ избавиться от незваных гостей…
Гай, только что выхвативший сложенными в щепоть пальцами горстку разваренного проса с крохотными мясными обрезками, уронил добычу обратно в миску:
– Это что, шутка?
– Нет, это Византия, – безмятежно ответствовала патрикия Склирена, сноровисто набирая полную горсть варева. – Извини, не до приличий. Если нам поднесли отравы, ты узнаешь об этом по моей перекошенной от удовольствия физиономии, – девица ловко отправила дымящуюся кашу в рот. Мессиру Гисборну оставалось только последовать ее примеру, утешая себя тем, что монахам, даже византийским, не подобает быть настолько коварными.
После расправы над содержимым миски сэр Гай совершил вылазку к дверям часовни, осторожно выглянув в холодную ветреную ночь и убедившись, что снаружи все спокойно. Зоэ оттащила шкуры в левый предел, устроив некое подобие постели в уголке за легкой деревянной загородкой. Забралась туда и свернулась калачиком, потребовав растолкать ее через пару часов, если никто не появится, и немедленно – если кто-нибудь пожалует.
Ноттингамец остался бодрствовать. С помощью кинжала и пары крепких саксонских выражений Гай наконец одолел упрямую бечевку, освободив свой клинок из плена ножен. В стены капеллы колотился сильный северо-восточный ветер, заставляя мелко дрожать толстые витражные стекла, алые с синим. Мерцали, покачиваясь на тонких цепочках, разноцветные лампадки перед иконами.
Одинокое бдение в полутемной стылой церкви невольно напомнило Гаю давний ритуал посвящения в рыцарское достоинство. Ему недавно сравнялось пятнадцать, пять последних лет он провел в качестве пажа в маноре соседей, Фитц-Алейнов, и родственники сошлись во мнении – мальчику пора становиться юношей. Долгая ночь в молитвах и размышлениях над своим будущим оружием, выщербленные каменные плиты часовенки, уцелевшей с времен, когда Британией правили саксы. За распахнутыми окнами благоухало лето, цвел боярышник, и подросток из рода Гисборнов, стоя на коленях, смиренно ожидал чуда.
Которого не произошло. Гай огорчался, не ведая, что обретет свое диво спустя семь долгих лет, на другом краю земли, в городе, название которого тогда звучало для него сказкой. Его рыжеволосое чудо спало, завернувшись в овечью шкуру и сжимая в правой руке тонкий стилет. Гисборн до сих пор не мог привыкнуть к звучанию настоящего имени своей знакомицы. К тому, что домыслы Мак-Лауда относительно поддельной Изабель Уэстмор оказались до последнего слова правдой. Но, даже зная истину, Гай никак не мог заставить себя возмутиться двуличностью и коварством рыжей ромейки. Напротив, с каждым прожитым днем Зоэ все больше восхищала и удивляла его.
Он так и не разбудил ее. И, как некогда апостол, забылся под утро смутным, зыбким сном, из коего был вырван настойчивым старческим покашливанием. Еще толком не очнувшись, мессир Гай бросил ладонь к рукояти лежавшего рядом меча. Вежливое покашливание сменилось ироничным хмыканьем.
* * *Ноттингамец мог поручиться, что эти двое не входили в дверь. Даже во сне он различил бы долгий тягучий скрип плохо открывающихся, перекошенных створок. Незваные гости появились откуда-то из глубины церкви, наверняка воспользовавшись одним из незаметных переходов, связующих капеллу и святую Софию.
Теперь они стояли, смотря на него и мгновенно проснувшуюся Зоэ.
Бесформенный черный силуэт то ли в просторной монашеской рясе, то ли в мешковатом плаще, спрятав руки в широкие рукава, молчаливой глыбой высился в отдалении. Второй успел присесть на неведомо откуда взявшийся табурет. Капюшон суконного плаща отброшен на спину, открывая плешивую макушку и печеное яблоко сморщенной физиономии, в сумраке часовни приобретшую мертвенно-пепельный оттенок. Упрятанные под косматыми бровями маленькие глазки горели неприятным, пугающе-холодным огнем. Гай невольно поежился. Костлявый патриарх не производил впечатления доброго самаритянина.
– Долго же вас пришлось дожидаться, – сварливо буркнула Склирена, вскакивая на ноги. Быстрым движением рук она расправила скомкавшееся платье, отбросила за ухо упавшую на лицо прядь.
Иссохший старик начал отвечать по-гречески. Зоэ оборвала его короткой и резкой фразой. Познаний мессира Гисборна достало, чтобы переложить слова рыжей девицы на норманно-франкское наречие: «Говори, чтобы мы оба тебя понимали».
