Джосс Вуд - Запретный плод
Какой же он дурак! Он не должен был, ему не следовало никогда ни на кого полагаться… но теперь всем этим розовым соплям с Морган пришел конец.
– Ты не нужна мне здесь. Я хочу, чтобы ты ушла.
Неужели он действительно произнес вслух эти слова? Видимо, да, потому что ее голова дернулась, как от удара, и краска сбежала с милого личика.
– Ной…
– Все это – ты и я – должно прекратиться. Прямо сейчас.
– Ты устал и расстроен, и мысли у тебя путаются, – произнесла Морган через какое-то время, и он видел, как отчаянно она пытается сохранить спокойствие, поддержать разговор, разрулить ситуацию.
Может, в нормальных условиях ее слова привели бы его в чувство, но в том, чтобы стоять в запущенном доме отца под прессом накатывающих воспоминаний, не было ничего нормального. Не будь он в таком взвинченном состоянии, он бы с готовностью признал: для него она всегда находит нужные слова. Она знает, как заставить его смеяться, думать о ней с каждым вдохом, хотеть ее каждую секунду.
Он не хотел хотеть ее так сильно; не хотел поддаваться нежным чувствам, которые только она могла вытянуть на поверхность. Вообще не хотел ни с чем иметь дело прямо сейчас…
– Почему бы мне не предоставить тебе немного пространства? – Морган втянула щеки. – Я подожду тебя снаружи.
Она развернулась и направилась к двери, но его резкий окрик остановил ее на полпути.
– Нет! Я не желаю, чтобы ты ждала меня. Я больше не хочу всего этого – не хочу тебя.
Он увидел, а может, почувствовал, как она внутренне сжалась. Голова ее опустилась. Он подавил желание подойти, обнять, утешить, защитить ее. Ребенок у него внутри закричал, что его никто никогда не утешал, не защищал.
– Я ничего тебе не обещал, наоборот, всегда говорил, что однажды уйду.
Морган развернулась, подняла голову и одарила его испепеляющим взглядом:
– Прекрати вести себя как осел, Ной. Я понимаю, что сейчас для тебя наступили не самые легкие времена, но не надо срывать зло на людях, которые любят тебя.
Ной откинулся назад и вытянул ноги:
– Значит, ты любишь меня?
Глаза Морган превратились в льдинки.
– Я даже не собираюсь отвечать на этот вопрос. Ты злишься, тебе больно, и ты ведешь себя как болван. Ты проходишь разные этапы горя – просто чуть быстрее, чем прочие люди. Сначала шок, через отрицание ты перескочил и теперь предаешься гневу.
– Нет, ты просто ищешь оправдания, потому что не хочешь слышать то, что я пытаюсь тебе сказать.
– И что же ты пытаешься мне сказать, Ной? Давай выкладывай карты на стол, Фрейзер!
Ладно, ты сама этого хотела.
– Ты больше не нужна мне.
– Сегодня утром ты так не думал, и прошлой ночью, и двадцать минут назад.
Это сущая правда.
– А теперь думаю. Мне не нравится быть привязанным к кому-либо, чувствовать, что мое сердце вот-вот взорвется от счастья только потому, что ты вошла в комнату. Я хочу снова стать нормальным, стать самим собой… А не охваченным эмоциями слюнтяем. – Ной через силу выталкивал изо рта эти слова, сражаясь с едва повинующимся языком. – Я не хочу любить тебя! И ты определенно не нужна мне. Я и без тебя прекрасно жил.
Нет, совсем не прекрасно, кричало сердце, но он заткнул уши, чтобы не слышать его.
Морган покачала головой, поморгала, скрывая слезы, и прикусила губу. Он чувствовал себя последним ничтожеством. Что с ним такое? Он отказывается от лучшего, что случалось с ним в жизни.
– Ну, вот и прояснили.
Морган вздернула нос, и Ной поразился ее храбрости.
– К черту твою паршивую, злобную, малодушную истерику. – Она схватила со стола сумочку и перебросила ремешок через плечо. – Я возвращаюсь в отель.
Ной посмотрел, как она сделала пару шагов, и внезапно вспомнил, что она по-прежнему представляет собой мишень, не важно, в Глазго они или где-то еще.
– Ты не можешь уйти одна! – взорвался он.
Морган обнажила зубы, и он мог поклясться, что увидел в ее глазах красный огонек. Он не мог винить ее за это.
– Читай по губам! Пусть меня лучше украдут фанатики колумбийцы, но я и минуты не останусь с тобой под одной крышей!
Ной поднялся, вытащил мобильник и мрачно кивнул:
– Вполне вероятный исход.
Он нажал несколько кнопок, поднес аппарат к уху и заговорил:
– Аманда? – Выждал минутку и продолжил: – Послушай, я знаю, что между нами имеются определенные разногласия, но нет ли у тебя в Глазго агентов, которые могли бы взять на себя охрану Морган Моро? – Снова пауза. – Нет, он нужен мне прямо сейчас. Через полчаса… час. Есть? Отлично!
Ной продиктовал адрес и прикусил губу.
– Спасибо, Аманда. Я думаю, что уровень угрозы практически сведен до нуля, но передай ему: если с ней что-нибудь случится – если она даже ноготь сломает, – он покойник.
Ной дал отбой и похлопал мобильником по ладони. Посмотрел на Морган. В ее глазах не было ничего, кроме шока, унижения и боли. Ему хотелось заключить ее в объятия, извиниться, но он знал, что гораздо лучше будет просто уйти от нее, пока он еще может это сделать. Пока его сердце принадлежит ему, пока он не вложил его ей в руки.
– Ваше желание закон, герцогиня, – саркастически усмехнулся он.
Теперь нужно просто удержаться от того, чтобы нажать повтор номера, отменить приезд нового телохранителя, обнять Морган и никогда ее не отпускать.
Это был самое долгое, молчаливое, трудное, самое мучительное ожидание в его жизни, и когда она села в машину с парнем, у которого еще молоко на губах не обсохло, он рухнул на диван и впервые за пятнадцать лет заплакал.
Глава 12
Неделю спустя Райли вошла в студию Морган с двумя чашками в руках. Морган вздохнула, увидев зеленый логотип в виде русалки с раздвоенным хвостом. Это был большой латте со вкусом лесного ореха – ее любимый кофе, и она остро нуждалась в нем. А еще в прозаке и, возможно, в палате с мягкими стенами.
– Эй, я как раз собиралась звонить тебе, – сказала Морган. – Мне нужна помощь.
– Хорошо. – Райли села рядом с ней на табурет у верстака. – Выглядишь просто кошмарно. Все еще плачешь?
Морган тяжко вздохнула и кивнула:
– Ага. А ты?
– М-м-м… Отличная мы с тобой парочка! Слышала новости?
– Что Джеймс летит из Колумбии и договор можно считать подписанным?
– Ну да.
Морган снова вздохнула и показала на экран компьютера:
– Что это за слово?
Райли наклонилась и посмотрела через ее плечо:
– Вишисуаз.
– Господи, я по-английски еле читаю, а они мне по-французски пишут! – пробурчала Морган. – У тебя есть время? Можешь прочитать со мной меню для бала?
– Конечно.
Следующие пятнадцать минут подруги провели планируя бал, обсуждая меню и развлечения, украшения и продажу билетов, цены на которые просто зашкаливали.
– Нам также надо одобрить дизайн клеток для манекенов, и для этого нам нужен Ной.
Морган уставилась на свои руки.
– Звони ему сама. Я не буду.
В горле защипало от слез. Его слова до сих пор звучали у нее в голове.
Ты мне больше не нужна.
Он предпочел бороться со своими демонами в одиночку, лишь бы ее не было рядом. Что это говорит о ней? Она бы поняла, если бы он бросил ее по приезду в Нью-Йорк, когда устал бы от секса, но она видела, как ему больно, как отчаянно он сражается с призраками прошлого, и подумала, что нужна ему там, что он не захочет пройти через это один.
Но нет, Ной не нуждался в ней.
Всю свою жизнь она старалась быть хорошей – для семьи, для себя. Она не всегда дотягивала до идеала, который сама для себя нарисовала, но по большей части ей это удавалось. Но чтобы в такое грустное время кто-то сказал ей, что ее не хотят, что она не нужна! Это просто выжгло ей душу.
Видимо, все-таки она недостаточно хороша…
– Дерьмо собачье, Морган!
Эти слова, сказанные Ноем в Бон Шанс, прозвучали настолько отчетливо, что она даже обернулась в поисках источника звука. Однако Райли никак не отреагировала, и Морган пришлось заглянуть в себя.
Это самая большая куча потакающего твоим желаниям дерьма.
Морган чуть не рассмеялась. Она не понимала, откуда это взялось, как выплыло наружу, но она узнала силу, заключенную в этих словах, и впервые за прошедшую неделю увидела правду. А может, впервые за месяц… или за всю свою жизнь.
– Черти на чертовом помеле! – фыркнула она.
– Что ты сказала? – нахмурилась Райли.
Морган посмотрела на лучшую подругу и в ужасе зажала рот рукой.
– Дело не во мне, все дело в нем! В Ное!
– Я понятия не имею, о чем ты толкуешь, – пожаловалась Райли.
– Он дал мне пинка не потому, что я такая, не потому, что я недостаточно хороша. Это я так решила, поскольку всегда думаю о себе плохо. Твержу, что людям трудно иметь дело с моей дислексией, но, по правде говоря, я сама не могу с ней примириться. И поэтому считаю, что всегда и во всем виновата я. Я привыкла думать, что недостаточно хороша, видеть себя с плохой стороны.
