Андрей Архипов - Поветлужье
— От Пычея? Стрелой в него бросить и угомонить навеки, раз он пошел против нас...
— Ну да, это можно попробовать, — задумчиво протянул Иван, но тут же скептически выгнул бровь. — А если его в доспех оденут?
— Ну... трудненько будет, но попытаться можно...
— Тут, Антип, дело такое... Никак этих воев выпускать из лесу нельзя. Каждый из них на счету, а если они весь соберутся брать... Вернутся обозленные, и что тогда? Пожгут все, но это бы ладно... побьют сгоряча весь народец, а скотину заберут. Бабам тогда останется только в одиночку с голодухи помереть...
— Так-то оно так. Да як же осилить эту прорву?
— Как? Тогда слушай сюда... — Иван устроился удобнее. — И ты тоже, Тимка, тебя это коснется в первую очередь. Не струсишь? Ну да... хватит улыбаться, я же вижу... Ну, не вижу, так чувствую — тебе бы только дать в войнушку поиграть. Ты, Антип, пойдешь к болоту и соберешь тех охотников, кто уже пришел на место. Плотникам скажешь срубить несколько бревен ближе к месту, которое мы с тобой наметим. Ночью поберегутся пусть рубить, чтобы не зашибло ненароком, но бояться шума не надо — все равно буртасы сюда уже собрались выступать...
По мере обсуждения скептическое лицо Антипа понемногу разглаживалось, потом он начал энергично кивать, а в конце даже стал объяснять про место на лесной речке, где тропка близко подходит к обрывистому берегу. Наконец охотник подхватил котомку и быстрым скользящим шагом покинул спутников, а Иван вместе с Тимкой неторопливо собрались, захватили приготовленный Антипом смоляной факел и осторожно побрели вслед за ним по чуть заметной тропинке, ведущей вдоль лесной речки.
* * *Десятник Алтыш нервно передернул плечами. Его мучили недобрые предчувствия, связанные с осажденной весью, а также злость и вынужденный ночной недосып, так что на этом фоне мелкие неудобства пешего перехода ничего не значили. Отряд, который он вел лесной чащей, временами утыкался в непреодолимые заросли хвойных деревьев и завалы из полусгнивших древесных исполинов. Однако идущий впереди отяцкий староста, которого угрозами заставили искать дорогу до лесного схрона местных людишек, неизменно показывал то на следы от лаптей небольшого размера на свежей земле, то на примятые стебли травы. И вел его воинов дальше вверх по течению небольшой речушки с берегами, поросшими пятнами густой осоки. Только раз он изумленно вздрогнул, заметив надломанную ветку, и долго стоял, прислушиваясь и недоверчиво оглядываясь вокруг. Но потом опять махнул рукой вперед, продолжив двигаться в том же направлении.
"Ох, а все с этой ночи не заладилось, будь она неладна, — продолжил безмолвный разговор сам с собой десятник, отправляясь вслед за проводником. — Казалось бы, после разгрома отяцкого поселения все должно сложиться удачно. Емяшко, племяш, сделал все возможное для этого. Прибежал к поселению раньше на целый час. А что? Молод еще, ноги быстрые, да и без доспеха был. Высмотрел, как бабы в лес уходят, даже чуток проследил, куда они направились, а потом доложил об этом напрямую сотнику. Молодец, отличился. Ибраим его отечески по плечу похлопал, разрешил на следующий день с нами в лесной схрон идти выбирать себе долю в добыче. А племяш-то как рад был! Оказывается, он уже присмотрел себе девицу, которая уходила в лес с маленьким ребенком на руках — русая, румяная, коса ниже пояса... А уж ее фигуру он так описывал вечером у костра, что слюна не только у молодежи пошла через губу. А потом по секрету своему дядьке поведал, что не прочь взять ее не наложницей, а женой. И даже ребенка усыновить, если та противиться будет без него идти. С одной стороны, парень еще юнец — кровь взыграла, вот и решился ожениться. А с другой... что еще нужно воину для счастья? Чтобы верная да красивая жена дома ждала с добычей из славного похода... Хотя красавицы и в родном селении не хуже, чем местные бабы. Черноволосые, статные, дородные. Чего он на русинку запал? Или это не русинка? А! Шайтан их тут разберет! Главное, что ее можно просто так в дом к себе взять, никакого тебе выкупа, как новые законы велят..."
Да и сам он прорву лет прожил с полоненной словенкой, пока та не преставилась в прошлом году, — почему бы и племяннику так же не пожить? А то свои девки покочевряжатся еще, прежде чем замуж решатся пойти. В этом деле и мужчины в роду им не указ по обычаям старым... Все выбирают себе мужа помоложе, да чтоб статью вышел, побогаче, да чтобы воин был первый... А не думают, глупые, что обычно бывает только одно из этих достоинств — богатый или молодой, выживший или первый.
А племяш его так и вовсе не в завидных женихах ходил. Сначала был в помощниках у кузнеца, но не срослось что-то, перешел в ученики к мастеру, который занимался строительством... А тот возьми и осерчай на него за что-то. Пришлось Алтышу его к себе пристроить, предварительно обучив, как саблю в руке держать. Мать Емяшко была его сестрой, помершей родами, а отец... отец был его побратимом. Только вот пропал его названный брат по-глупому, попав под купеческую саблю, когда они караван речной решили пощипать. Купцов вскорости всех положили, но разве этим сыну отца вернешь? А славная тогда добыча досталась... Купец шелк вез не старой дорогой через Буртас, а водным путем по Кара-Идель[9]. Видимо, решил монет в мошне побольше оставить, а заодно и путь сократить. Да вот вышло, что жизни оставшейся себя лишил, старости в окружении молодой жены, любимых детей, светлого, большого дома, тучных стад... "Тьфу, — сплюнул Алтыш, попав себе на кончик сапога. — Да что это я размечтался о несбыточном? Никак бабы близко, вот их запахом дурные мысли и навеваются..."
Так вот, насчет дурости... Сотник почему-то решил не брать нахрапом весь. Хотя да... Живут-то здесь небогато. У них на родине почти каждый в сапогах ходит, богатство у человека определяется — есть у тебя конь или нет. А тут лапти да онучи. Тьфу, голь перекатная, только воев положишь...
"Мудро сотник решил. И Емяшко на жеребце правильно послал сказать местным воям, что поутру мы выйдем полон искать. Только вот не клюнули русины на это — зря воины прождали в засаде на опушке леса. Хотя этим-то повезло... А вот те, кто сидели у костров, изображая всю полную сотню, получили град стрел на свою голову. Троих сразу наповал, а уж пораненных сколько... Как уж смогли заснуть Иштан и братья Енговат и Разгоз, что их прирезали спящими? Этого они уже никому не скажут... А Енговату вообще шею свернули как младенцу. Эх... а нужно то было всего-навсего высмотреть, если русины за тын с той стороны полезут, и сигнал остальным дать. А уж если много их через изгородь перекинется, то скинул кольчужку да сиганул в реку — жизнь-то дороже... А с лодьи потом подберут: в лагере постоянно два десятка в готовности, отплытия ждут. Только вот от недалекого ума эти десятки вверх на холм бросились, когда оттуда стрелы падать начали, да еще и остальных с собой потащили. Потом один из десятников оправдывался боязнью, что стрелами лодьи пожечь могли. Было дело, пяток упало... Так ведь дождь был, разве же займется огонь по мокрой древесине? Мигом потушили... А вот те, кто на холм бросился, еще и сбоку удар получили. Стрелы те, правда, были не каленые, а обычные охотничьи срезни, так им и этого хватило. Четверым ноги порезало, как раз чуть ниже халата попали, а одному прямо в лицо... Даже мне вспоминать тошно то месиво у него под шлемом, которое в итоге получилось".
Как сотник ярился, как ярился... Хотел сразу на весь всех послать — это ночью-то! Еле отговорили. Потом кричал на всю округу, что всех неверных на кусочки порежет, само поселение сожжет, а землю потом сравняет и солью засыплет! Еще бы серебром грозился завалить, так же дорого вышло бы.
"А-а! Вот что значит якшаться с булгарцами — наша старая вера теперь совсем не признается, никто и не помнит, как эти самые булгары объявили нам священную войну за набеги и силу нашу. Да, было времечко... А ныне? Тьфу! Взять тот же нелепый обстрел с холма! Мельчают людишки, мельчают... А в итоге за ночь семеро убитых и десяток пораненных, из них трое, верно, так и останутся хромыми на всю жизнь. Такие потери... С утра в сотне начали шушукаться, что удача отвернулась от Ибраима, как только он на русинов напал. Пора, мол, другого предводителя искать. Ха! Как же, найдешь... Ибраим в Буртасе к таким людям заходит... Ой, не надо вспоминать, от такого сотника просто так не уйдешь — везде найдет.
Да уж... А в результате этого обстрела в лес Ибраим отправил не три десятка, а всего лишь два. Иначе никак не удержать было местный люд в том селении — мигом бы все разбежались. Но ничего, поймать бы в полон хоть часть сбежавших баб, а за остальными всегда можно вернуться. Да и голодно в лесу пока, так что сами они выйдут, когда животы подводить начнет. Кроме того, с низовьев еще три с половиной десятка должны подойти на следующее утро. Если успеют, конечно. Им все-таки надо за день обобрать селение и зализать свои раны, раненых-то всех там оставили. Правда, немного их, и это даже не раны, а просто порезы... Так что хватит наших воев этим русинам за глаза. У них одоспешенных ратников всего человек пять, не более. Остальные не в счет. Хм... только под их стрелы все равно не хочется".
