Роберт Киркман - Ходячие мертвецы. Падение Губернатора
– А какие у тебя планы на вечер?
– На вечер?
– Я мог бы приготовить ужин, – объяснил парень, простодушно блеснув глазами.
– О… хм… вот это да.
Лилли ужасно хотелось ответить правильно. Она не желала терять друга в лице Остина. Противоречивые чувства терзали ее, пока она подбирала слова. Она чувствовала себя одновременно ближе к нему и странным образом дальше. Но правда заключалась в том, что она не могла не обращать внимания на свои чувства к этому лохматому юноше. Он был добрым, смелым, верным и – она могла себе в этом признаться – прекрасно занимался любовью. И все же, что она на самом деле о нем знала? Что вообще люди знали друг о друге в этом перевернутом с ног на голову обществе? Был ли Остин из тех старомодных мужчин, которые считали, что секс скрепляет сделку? И, если так, почему Лилли не могла просто пойти на поводу своих нежных чувств к нему? Что с ней было не так? Ответ был расплывчатым: страх, самосохранение, вина, ненависть к себе – она никак не могла определиться. Но кое-что Лилли знала наверняка: она не была готова к отношениям. Не сейчас. А по взгляду этого молодого парня она понимала, что он был уже на полпути к ним. Наконец Лилли сказала:
– Позволь мне… подумать об этом.
Казалось, Остин был подавлен.
– Лилли, это просто ужин… Я не прошу тебя выбирать мебель.
– Я понимаю… Мне просто… Мне нужно это обдумать.
– Я что-то сделал не так?
– Нет. Вовсе нет. Дело не… – она помедлила. – Дело не в…
Остин усмехнулся.
– Только не говори «дело не в тебе, дело во мне».
– Ладно, прости, – рассмеялась она. – Я просто хочу сказать… что мне нужно время.
Остин слегка поклонился Лилли.
– Ради бога, миледи… Я дам вам время и пространство.
Он зашел в гостиную и забрал оттуда пистолет, куртку и рюкзак, после чего Лилли проводила его до двери.
Они вышли на улицу.
– Похоже, надвигается шторм, – сказал Остин, посмотрев на темные облака.
– Точно, – ответила Лилли. Стоило ей сощуриться от серого света дня, как вернулась головная боль.
Парень спустился на несколько ступенек, и вдруг Лилли нежно потянула его за руку.
– Остин, погоди. – Она пыталась найти слова. – Прости… Я веду себя нелепо. Мне просто хочется продвигаться небольшими шагами. То, что случилось ночью…
Остин взял девушку за руки, заглянул ей в глаза и сказал:
– То, что случилось ночью, прекрасно. И я не хочу все запороть. – Выражение его лица смягчилось. Он провел рукой по волосам Лилли и прикоснулся легким поцелуем к ее лицу. Он не лукавил и не обманывал ее. Он просто невероятно нежно поцеловал ее в висок. – Хочешь узнать правду? – Он посмотрел ей в глаза. – Ты стоишь того, чтобы ждать.
Сказав это, он спустился с крыльца и ушел прочь, в надвигавшийся шторм.
Дождь налетел волнами после обеда. Мартинесу пришлось отложить последние работы по укреплению северо-западного угла баррикады и переместиться вместе с командой под навес заброшенной железнодорожной станции. Там все рабочие стояли, курили, наблюдали за стихией и не спускали глаз с северной кромки леса.
В последние несколько недель в зарослях и болотах, скрывавшихся за островками белых сосен, стало появляться больше ходячих. Теперь дождь, обрушившийся с небес, омывал лес и окрестные луга. То и дело слышались раскаты грома, трещины молний раскалывали горизонт. Шторм был неистовым, библейским по масштабу и силе, и Мартинес нервничал. Скрутив сигарету без фильтра, он резкими затяжками выкурил ее, смотря на грозу. Нервотрепки ему совсем не хотелось.
Но именно в этот момент она вырулила из-за угла в форме Лилли Коул. Девушка бежала по парковке, держа над головой джинсовую куртку, чтобы не промокнуть под дождем. С обеспокоенным лицом она, запыхавшись, влетела под крышу и принялась стряхивать капли с одежды.
– Боже, ну и буря, – выпалила она.
– Привет, Лилли, – ответил Мартинес, гася сигарету о тротуар.
Отдышавшись, Лилли осмотрелась по сторонам.
– Как дела?
– Дела идут.
– Что с нарушителями?
– С кем?
– С незнакомцами, – уточнила Лилли, протирая лицо. – С теми… которые пришли накануне?
– А что с ними? – Мартинес пожал плечами, нервно оглянувшись на своих подручных. – Я ничего не знаю.
– Разве их не допрашивали? – Лилли посмотрела на Мартинеса. – В чем дело?
Он подозрительно взглянул на нее.
– Ты не должна была об этом узнать.
– О чем?
Мартинес приобнял ее и увел прочь от рабочих, к дальней кромке навеса. Дождь теперь лил ровно, и низкий гул шторма заглушал их беседу.
– Слушай, – сказал Мартинес, тщательно подбирая слова, – это не имеет к нам отношения. Мой тебе совет – держись от этого подальше.
– Да в чем, черт возьми, дело? Я просто спросила.
– Губернатор не хочет, чтобы люди волновались из-за этого, он предпочитает, чтобы все было тихо.
Лилли вздохнула.
– Я не волнуюсь, мне просто любопытно, выяснил ли он что-нибудь.
– Я не знаю и не хочу знать.
– Какого черта с тобой происходит?
Внутри Мартинеса вспыхнул гнев, который тотчас пронизал все тело. Во рту пересохло. Ему захотелось придушить эту назойливую девчонку. Он схватил ее за плечи.
– Слушай. У меня полно проблем, неужели мне придется разбираться еще и с этим дерьмом?! Не лезь туда. Пусть все идет своим чередом!
Лилли вырвалась из его рук.
– Эй, дружище! Полегче. – Она потерла плечо. – Понятия не имею, какая муха тебя укусила. Найди себе другого козла отпущения.
Мартинес посмотрел на нее, глубоко дыша.
– Ладно, слушай. Прости. У нас здесь действует принцип минимальной осведомленности. Губернатор знает, что делает. Если он решит чем-нибудь с нами поделиться, мы об этом узнаем.
Отмахнувшись, Лилли развернулась и вышла из-под навеса, бормоча:
– Да какая разница…
На глазах Мартинеса она растворилась в дождливой пелене.
– Он знает, что делает, – едва слышно повторил он, словно пытаясь убедить в этом самого себя.
Глава одиннадцатая
Дожди без остановки поливали юг центральной Джорджии практически три дня. Погода изменилась только к середине недели, когда затопленным оказалось все вплоть до восточного побережья. Земля в окрестностях Вудбери пропиталась влагой, тут и там виднелись лужи и ямы, заполненные жидкой грязью. Незасеянные поля к югу от города скрылись под толщей воды, и дозорные на стене стали замечать группы ходячих, которые выходили из леса и падали в грязную жижу, карабкаясь друг на друга, подобно гигантским блестящим пиявкам. Пулеметчики, занимавшие позиции в северо-восточном и северо-западном углах баррикады, как будто бы стреляли по рыбам в аквариуме. Но помимо этого шумного и мрачного занятия, которое Губернатор теперь называл «уборкой мусора», в городе Вудбери целую неделю царило жутковатое спокойствие. В общем-то, только к концу этой недели Лилли заметила, что кое-чего не хватало.
До этого момента она держалась тише воды, ниже травы, практически все время проводя дома и следуя указанию Мартинеса не распространяться о наличии незнакомцев в городе. Она читала, смотрела на дождь, размышляла и бессонными ночами ломала голову о том, что делать с Остином. В четверг он появился у нее на пороге с бутылкой вина, которую стащил со старого склада в здании суда, и букетом цветов, сорванных у почты. Лилли была так тронута этим, что позволила парню войти, но настояла на том, чтобы он не касался темы их отношений и всячески избегал любого упоминания той ночи, когда они перешли черту. Казалось, он был рад просто провести с ней время. Они уговорили всю бутылку, играя в «Пикчинари»[12] – и в какой-то момент Остин так рассмешил Лилли, что она прыснула: нарисовав какую-то яичницу, парень, как оказалось, имел в виду свой мозг под действием наркоты. Остин ушел лишь тогда, когда сквозь щели в заколоченных окнах стали пробиваться первые лучи восходящего солнца. На следующий день Лилли пришлось признать, что парень ей нравился, несмотря на обстоятельства, и, может быть – только может быть, – она готова была рассмотреть его предложение.
Затем наступило утро воскресенья. Прошла ровно неделя с той судьбоносной ночи. Лилли проснулась затемно. Что-то неясное всю неделю беспокоило ее, хотя она этого и не осознавала, и по какой-то причине – то ли ей что-то приснилось, то ли что-то наконец просочилось сквозь ее бессознательное – беспокойство обрушилось на нее именно в этот момент, этим утром, ударив, как молоток, прямо промеж глаз.
Вскочив с кровати, она ринулась в другой конец комнаты и быстро раскрыла папку, которая лежала на самодельном столе из двух шлакоблоков и фанеры, начав с остервенением перелистывать страницы.
– О нет… Нет, нет, нет, – чуть слышно бормотала она, проверяя календарь.
Почти год она дотошно фиксировала каждый день. По многим причинам. Ей хотелось знать, куда выпадают праздники, хотелось замечать, когда сменяются сезоны, и главное – ей хотелось сохранить хоть частицу старого порядка, нормальной, цивилизованной жизни. Ей хотелось ощущать, как течет время, хотя в эту мрачную эру многие сдались и уже не могли отличить День деревьев от Йом-Киппура.
