Роберт Киркман - Ходячие мертвецы. Падение Губернатора
Он вышел из камеры.
Дверь захлопнулась с металлическим звуком.
Всходило солнце. Губернатор направлялся домой.
Пахло свежестью – плодородной землей и клевером. Золотистый свет и легкий ветерок весеннего утра в Джорджии уносили прочь весь мрак катакомб. По дороге Губернатор отбрасывал свою жесткость и постепенно входил в образ благосклонного городского лидера. Заметив несколько ранних пташек, он по-соседски махнул им, пожелав прохожим доброго утра с бодрой улыбкой городского констебля.
Теперь он шел пружинистой походкой, чувствуя себя хозяином в своем маленьком королевстве. Мысли о том, чтобы ломать женщин и доминировать над ними, отступали на второй план и снова прятались в дальних уголках его сознания. Уже слышен был грохот грузовиков, гвозди с шумом входили в дерево – Мартинес с командой укрепляли новые секции баррикады.
На подходе к своему дому Губернатор наткнулся на женщину с двумя детьми. Мальчишки носились из стороны в сторону.
Ухмыльнувшись, Губернатор уступил им дорогу.
– Доброе утро, – кивнув, сказал он матери.
Не спуская глаз с потомства, женщина – солидная дама из Огасты – прикрикнула на мальчиков:
– Ребята, ради бога! Я же сказала, не бегайте! – Повернувшись к Филипу, она смущенно улыбнулась: – Доброе утро, Губернатор.
Сделав еще несколько шагов, Губернатор заметил Боба, который устроился на тротуаре.
– Боб, ради бога, – сказал Филип, подходя к оборванцу, сидевшему под навесом рядом с подъездом Губернатора. – Поешь. Я не могу смириться с тем, что ты вот так бедствуешь. Мы покончили с бартерной системой, тебе просто дадут что-нибудь.
Боб прочистил горло и рыгнул.
– Ладно… хорошо… Лишь бы только не гневить «мамочку».
– Спасибо, Боб, – сказал Губернатор, направляясь к себе. – Я о тебе беспокоюсь.
Боб пробормотал что-то вроде:
– Какая разница…
Губернатор зашел в здание. На лестничной клетке с громким жужжанием летала огромная синяя муха. В коридорах было тихо, как в пустых гробницах.
В квартире Губернатора ждала мертвая девочка, которая скорчилась на полу гостиной и пустым взглядом смотрела на грязный ковер, тихонько хрипя. Вокруг нее распространялось зловоние. Губернатор подошел к девочке, движимый любовью.
– Знаю, знаю, – нежно сказал он. – Извини, что я так поздно… или рано – это уж как посмотреть.
Она неожиданно зарычала – скрипучий рев вырвался из нее, подобно визгу обезумевшей от боли кошки, – вскочила на ноги и напрыгнула на него.
Губернатор сильно ударил ее тыльной стороной ладони, и девочка отлетела к стене.
– Веди себя прилично, черт тебя дери!
Пошатнувшись, она посмотрела на него своими молочно-белыми стеклянными глазами. На ее мертвенно-бледном лице промелькнуло что-то вроде страха. Ее безгубый зияющий рот дрогнул, и из-за этого она вдруг показалась робкой и послушной. При виде этого Губернатор смягчился.
– Прости, дорогая. – Ему стало интересно, голодна ли она. – Почему ты не в духе в последнее время? – Он заметил, что ее кормушка была перевернута. – Нечего поесть?
Подойдя ближе, он поставил кормушку на место, снова засунув туда отрубленную ногу.
– Тебе следует быть осторожнее. Если ты еще раз перевернешь кормушку, она может укатиться далеко, туда, где тебе будет ее не достать. Я тебя не так воспитывал.
Он заглянул в кормушку. Содержимое быстро разлагалось. Отрубленная нога раздулась, как воздушный шар, и посинела. Покрытые плесенью, источающие неописуемую вонь, от которой буквально слезились глаза, части тела плавали в густой, вязкой субстанции, прекрасно знакомой любому патологоанатому: желтая, похожая на желчь слизь была явным признаком того, что разложение вступило в активную фазу – что все личинки и мухи расползлись, оставив после себя лишь сохнущую белковую массу.
– Ты ведь этого не хочешь, так? – спросил Губернатор у мертвой девочки, с отвращением доставая из ведра опухшую, почерневшую ногу. Сжав ее двумя пальцами, как клещами, он бросил кусок маленькой твари. – Вот… Ешь.
Девочка мгновенно подскочила к ноге и встала возле нее на четвереньки, по-обезьяньи выгнув спину. Похоже, вкус ей не понравился.
– Ф-Ф-ФУ! – фыркнула она и выплюнула непрожеванный кусок.
Губернатор грустно покачал головой и, развернувшись, направился в столовую, на ходу ругая девочку.
– Видишь… Ты перевернула кормушку, и еда испортилась. Другой нет. – Понизив голос, он чуть слышно добавил: – Я вообще не понимаю, как это можно есть – даже в свежем виде… Правда.
Он упал в свое огромное кресло, которое скрипнуло под его весом. Глаза закрывались, суставы ныли, в паху саднило от долгого напряжения. Откинувшись на спинку, Губернатор вспомнил тот единственный раз, когда он попробовал пищу Пенни.
Это случилось месяца три назад. Было поздно. Губернатор напился и пытался успокоить мертвое дитя. Все произошло практически мгновенно. Он просто взял кусок человеческого пальца – так и не вспомнив, кому именно он когда-то принадлежал, – и сунул его в рот. В известной шутке не оказалось ни доли правды: на вкус мясо даже отдаленно не напоминало куриное. Оно отдавало горечью и металлом – медью, как кровь, – и походило при этом на очень жесткую, очень зернистую тушенку. Губернатор сразу же выплюнул его.
Среди гурманов бытует мнение, что самая вкусная, самая сочная, самая приятная еда близка по генетической структуре к ее конечному потребителю. Отсюда и любовь восточных культур к экзотическим блюдам вроде мозгов и всяческих желез шимпанзе. Но Филип Блейк точно знал, что это мнение было ошибочным: люди на вкус были редкостной дрянью. Может, если должным образом приправить сырое мясо и органы – сделать, так сказать, татарский бифштекс из человечины, – вышло бы сносно, но Губернатор пока не нашел в себе сил на эксперименты.
– Я раздобуду тебе еще еды, милая, – мягко сказал он девочке, которая осталась в соседней комнате.
Расслабившись в кресле, он прислушался к булькающим звукам, доносившимся с другого конца темной столовой. В квартире слышалось тихое шипение аквариумов, подобное белому шуму или помехам неработающей телевизионной станции.
– Но сегодня папочка устал, ему нужно поспать… поэтому придется подождать, дорогая… пока я не проснусь.
Он заснул под ровное бульканье аквариумов и не заметил, сколько прошло времени, как вдруг стук прервал его дрему. Вздрогнув, Губернатор выпрямился в кресле.
Сперва он решил, что в соседней комнате расшумелась Пенни, но вскоре стук повторился, на этот раз громче. Стучали в заднюю дверь.
– Кого там принесло… – пробормотал он, идя по квартире.
Губернатор открыл заднюю дверь.
– Что?
– Вот, принес все по вашей просьбе, – сказал Гейб, стоявший на пороге с заляпанным кровью металлическим контейнером в руках.
Мощный охранник казался угрюмым и раздраженным и то и дело оглядывался через плечо, как будто бы не был уверен в хорошем приеме. Коробка из-под патронов, вывезенная с гвардейской базы, прекрасно служила в качестве контейнера для органов. Гейб взглянул на Губернатора.
– Двое с вертолета. – Он моргнул. – О… я еще кое-что туда положил. – Он снова моргнул. – Не знаю, понадобится ли вам. Просто выкиньте, если в этом нет нужды.
– Спасибо, – буркнул Губернатор и взял контейнер. Металл был теплым и липким от крови. – Дай мне поспать, ладно? Не пускай сюда никого.
– Хорошо, шеф.
Развернувшись, Гейб быстро спустился с лестницы, с радостью избавившись от своей ноши.
Губернатор закрыл дверь, повернулся и направился обратно в столовую.
Пенни ринулась к нему, когда он проходил мимо, и натянула цепь. Хрипя, она простирала худые мертвые ручонки к контейнеру. Она чуяла запах мертвой плоти. Глаза ее, как огромные серебряные монеты, были прикованы к ящику.
– Нет! – осадил ее Губернатор. – Это не тебе, дорогая.
Она хрипела и рычала.
Губернатор помедлил.
– Хотя… ладно… Погоди-ка.
Поразмыслив, он с любопытством поднял крышку и заглянул в контейнер. В больших полиэтиленовых пакетах лежали влажные и мясистые куски тел. Увидев один из них – отрубленную человеческую руку, неестественно изогнутую, как мороженая рыба, – Губернатор усмехнулся.
– Думаю, можешь полакомиться вот этим. – Он вытащил руку, которая когда-то принадлежала захватчику по имени Рик, и бросил ее девочке. – Так ты хоть немного посидишь спокойно, и я смогу вздремнуть.
Мертвая девочка набросилась на кровоточащий обрубок и принялась громко чавкать, черными зубками разгрызая хрящи, как куриные кости. Оставив ее одну, Губернатор унес контейнер за угол, в столовую.
В тускло освещенной комнате он достал из мешков два других предмета.
– Ребята, у вас гости, – сказал он кому-то, кто был скрыт в тени, а затем опустился на колени и вытащил из пластикового пакета отрубленную женскую голову, с которой капала мозговая жидкость. Голова принадлежала женщине по имени Кристина. На лице – которое теперь опухло и стало упругим, как тесто, – застыло выражение чистейшего ужаса. – Точнее, новые соседи.
