Сергей Арбенин - Дети погибели
«А ведь я тоже солдат, – не без горчинки, но и с гордостью подумал Александр Николаевич. – И буду служить Отечеству до последнего вздоха».
Но, может быть, и сбудется давняя мечта: провести конституциональную реформу, создать совещательный выборный орган. Пусть покричат, в «парламенте», цивилизованно, по-европейски, выпустят пар. И всё. После этого можно со спокойной душой отречься, уйти, уехать с Катей и детьми в Ниццу… Хотя нет: в Ницце всё будет напоминать о первенце, о Николеньке. О его нелепой и непонятной смерти…
* * *Потом всё закончилось. Так же внезапно, как и началось.
Выстрелы прекратились, и сквозь вату в ушах государь расслышал крики. Он остановился и повернулся.
С бешено колотящимся сердцем, нетвёрдым шагом двинулся к распластанному на брусчатке светловолосому человеку. Над ним стоял, тяжело дыша, жандармский офицер Кох из охранного эскадрона: он-то и сбил преступника с ног, догнав и ударив его по спине плашмя ножнами сабли.
Преступник, казалось, был чуть жив. Закатывал глаза. Из угла рта показалась пена…
Со всех сторон набегали люди, некоторые хотели ударить террориста, пнуть, плюнуть, – так что подоспевшей страже пришлось удерживать не столько преступника, сколько напиравшую толпу.
Александр Николаевич внезапно ощутил слабость в ногах; снял фуражку, вытер трясущейся рукой пот со лба.
– Кто он? – спросил едва слышно.
Но Кох расслышал, обернулся:
– Молчит, Ваше Величество! Дёргается чего-то. Болен он, что ли…
Государь наклонился. Соловьёв открыл безумные глаза, обвёл ими толпу. Увидел государя, тяжело вздохнул, и потерял сознание.
– Ваше Величество! Вы ранены?
Александр Николаевич, словно только сейчас вспомнив что-то, начал осматривать себя, похлопывать по бокам, животу… В шинели обнаружились две дыры с обожжёнными краями.
Бог оборонил, значит. И на этот раз оборонил…
* * *– Бог оборонил, значит, – со вздохом сказал Литератор, подымаясь с колен и засовывая бинокль в специальный футляр.
– М-да… – задумчиво ответил Жандарм. – Вот вам и «случайный элемент»… Говорил же я, что этого Соколова надо было, как только обнаружилось его логово, разом брать, – и в крепость. Нет, понадеялись на счастливый случай, на «случайный элемент»… Дескать, это уже третья попытка, а Бог Троицу любит… И что теперь? Теперь всё сызнова надо начинать.
– А старик-то наш, глядите, какой прыткий! От убийцы с револьвером убежал, а?
Жандарм хмуро ответил:
– В том-то и дело… Знаете, революционеры однажды на собрании решали, как лучше с Государем покончить. Было три предложения: заколоть кинжалом, подорвать бомбой или застрелить. Вы не поверите – голосовали по каждому, так сказать, «пункту»! Выбрали – «застрелить»… Тьфу ты, пропасть!..
Последнее замечание относилось уже к птичьему помёту, в который Жандарм нечаянно угодил сапогом.
– Это какие же тут птицы здесь летают? Лошади, что ли?
Литератор пожал плечами:
– Может, финские коршуны? Видели, один в колеснице гнездо свил? Здоровенные такие. Кстати, такого коршуна покойный Николай Палыч видел за своим окном незадолго до своей кончины. Плохая примета…
– Да? – Жандарм отчаялся стряхнуть с подошвы помёт. – Интересно… Это надо запомнить. Пригодится…
Литератор глянул лукаво, присвистнул:
– Психолог, психолог вы, господин Жандарм! Да ещё какой! Далеко заглядываете. Вам бы, батенька мой, не в корпусе служить, а у Чезаре Ломброзо в учениках! Ей-богу, карьеру бы сделали!
* * *Человек, лежавший за колесом, собрал гильзы, сунул в карман. Завернулся в полушубок. Лежал, глядя в небо, где всё ещё кружили стаи ворон.
«Много его, воронья-то, у нас развелось. Оно и понятно: где лошади, там и навоз… Воробьи вот тоже…» – он зевнул. Поплотнее завернулся в полушубок, поджал ноги. Надо было переждать, пока уляжется суматоха. Да и то, шутка ли? В самом центре Северной Пальмиры в императора из револьвера палят!..
Засыпая, подумал: «А шибко бежал царь. Больно уж шибко… Эх, незадача!»
Через несколько часов, когда шум на площади утих и в свете газовых фонарей стали видны лишь фигуры солдат оцепления вокруг дворца, стрелок проснулся. Потянулся с хрустом, зевнул. Оглядел площадь, приподняв голову над парапетом. Перекрестил рот и сказал:
– Затаились таперича, значит… Эх, мази-ила!..
Кого он назвал мазилой, оставалось только догадываться: то ли револьверщика на площади, то ли себя самого.
Он поднялся, накинул на плечи полушубок. Погладил винтовку чёрными руками и не без сожаления сунул её, забравшись на колесо, в колесницу Победы. Туда же бросил и гильзы, и скатанную шинель. И, пригибаясь, на четвереньках пополз по крыше к слуховому окну.
* * *ПРУССКАЯ ГРАНИЦА.
Апрель 1879 года.
В Петербурге еще царила зима, а здесь, неподалёку от Вержболова, в приграничном польско-еврейском местечке, уже раскисли дороги, снег лежал только в овражцах, а на солнечной стороне холмов пробивалась молодая зелень.
Морозов, Саблин и Зунделевич сидели за столом, а хозяин, старый Мойша, угощал их контрабандной немецкой водкой.
Морозов после долгих уговоров попробовал водку, сказал:
– Да, хороша! Хотя я водку не люблю, она горло жжёт.
Саблин засмеялся.
– Ах ты, неженка, Коля! Какой же русский от водки нос воротит?
Морозов выпил две рюмки и окосел.
– Мойша! – прикрикнул он. – Давай, веди. Нам в Германию пора…
Мойша сидел с гостями, а его дочери прислуживали: обносили закусками, убирали грязные тарелки. Встрепенувшись, Мойша начал объяснять:
– Я вас просто так вести-таки не могу, господа социалисты. Обходчик сегодня не мой, а Абрамкин: Абрамка ему платит, значит, и ночь сегодняшняя – Абрамкина.
– А что, обходчиков много на границе? – спросил Саблин.
– О! – Мойша поднял вверх кривой палец. – Этого добра тут много. Так и шныряют туда-сюда. У каждого свой участок, но они и на соседние заглядывают. Так им велено. Которые обходчики, а которые и объездчики: они-таки за обходчиками приглядывают.
Мойша подумал, и свернул на любимую тему:
– Если бы я платил всем обходчикам, господа социалисты, мы-таки здесь бы сейчас не сидели. А сидели бы в Вильно, в крепости, за решёткой. Так я говорю?
Он взглянул на Зунделевича, с которым был давно и хорошо знаком.
– Всё так, Мойша.
– Значит, завтра пойдём. Мой обходчик завтра.
– А если объездчик попадётся?
Мойша задумался, пробормотал, загибая пальцы:
– Один, три, пять мужчин… Да, это много. Это сразу паспорта спросят…
– А у н-нас паспортов н-нету! – пьяно выкрикнул Морозов.
– Про это мы знаем, – кивнул Мойша. – Надо придумать-таки что-нибудь…
Он наклонился к Зунделевичу и они заговорили на местном диалектном идише, в котором были намешаны польские и литовские слова.
Саблин поставил перед Морозовым стакан крепчайшего чаю:
– Пей. Скорее отрезвеешь.
– А зачем? – искренне удивился Морозов. – Мне сейчас очень хорошо!
Саблин опять расхохотался:
– Коля, да ты запойный, что ли? Я и не знал!
Морозов помотал головой, углядел на столе недопитую рюмку, схватил и осушил одним глотком.
– М-м-м! – замычал восторженно. – Ароматная! Умеют же немцы…
– Ну, перестань, Коля, – сказал Саблин. – Стошнит тебя, возись потом с тобой… Лучше подумай, какое сегодня число?
– Чис-ло? – удивился Морозов. – По российскому календарю выходит… четвёртое?
– Именно. А что, если наш друг уже сделал ДЕЛО?
Морозов почти сразу же протрезвел, хотя глаза неестественно блестели за стёклышками очков.
– Думаешь, здесь бы ещё не знали?
– Думаю, наши газетные правительственные писаки хорошо, если через неделю после ДЕЛА разродятся…
Мойша между тем отвлёкся от разговора с Зунделевичем, услыхав Саблина:
– Вы-таки хотите знать, что у Питербурхе случилось?
– А вы знаете? – насторожились Саблин и Морозов.
– Как не знать! Здесь у каждой семьи родня за границей. В гости чуть не каждый день ходят. Хилечка! – крикнул он в соседнюю комнату. – Принеси сюда газету!
Дочь Мойши тут же выскочила из соседней комнаты, положила на стол изрядно помятую толстую немецкую газету. Мойша взял её, нацепил очки и прочёл:
– Russische Tzar Alexander…
– Дайте мне! – сказал Саблин, выхватывая газету. Бегло просмотрел заметку на первой полосе с пометкой «срочное известие». – Коля! Тут написано, что некто «Оссинов» покушался на жизнь императора в центре русской столицы. Выпустил в него все пять зарядов, но ни один заряд не достиг цели. Преступник схвачен, но говорить не в состоянии. По заключению военно-медицинского эксперта доктора Траппа, он проглотил цианистый калий, однако в недостаточном количестве; через два-три дня можно будет вести допрос. Яд преступник держал во рту, в заклеенной ореховой скорлупке. Государь же счастливо избегнул злодейских пуль, применив маневрирование…
