Олег Измеров - Задание Империи
Он удивился и тому, насколько прозрачной оказалась деснянская вода, почти как в роднике; несмотря на то, что берег, у которого они купались, был илистый, вниз было прекрасно видно по крайней мере на метр, а, может быть и больше. В глубине плавали мальки и валялись раковины перловицы, и Виктор тут же подумал, что неплохо бы понырять здесь с маской.
«Еще одна бизнес-идея. Наладить производство масок, трубок, и ласт. Ножных и ручных. А там и до дайвинга дойти можно раньше Кусто…»
— Плывите ко мне! Вода, как парное молоко!
Сама по себе Десна показалась ему гораздо шире и полноводней, чем на его памяти — метров так семьдесят вширь. Теплый ветерок гнал легкую рябь. Чуть поодаль, по стремнине, туда и сюда проплывали лодки с катающимися парочками. Откуда-то неподалеку раздались сладкие, протяжные звуки «Записки», но пела, похоже, не Шульженко; через секунду из-за поворота показалась четырехместная лодка с двумя парочками и маленьким походным патефоном, который стоял на носу. Виктор понял, что привычка озвучивать природу автомобильной аудиотехникой у брянцев появилась намного раньше всеобщей автомобилизации. По приближении музыка стала разборчивее, и Виктор по голосу узнал Гитту Алпар, ту самую, которую он слышал в машине Альтеншлоссера в реальности-2.
«Ну да. Какой им смысл каверы заводить, если оригиналы свободно. Интересно, что же Шульженко исполняет? А медиаплейер у них впечатляет…»
Музыку перекрыл низкий гудок, Виктор оглянулся и чуть не хлебнул воды: по реке, мерно шлепая колесами, двигался речной трамвайчик с народом.
— Это на рынок из деревень крестьяне продукты везут, — подсказала плескавшаяся рядом Таня, — на поезде с мешками и корзинами не очень-то, а на мотрисе тем более.
— Тут пассажирское движение?
— Да, и грузовое тоже. От Брянской пристани идет пароход до Чернигова. А сейчас Болву расчищают, баржи таскать до Людинова. У-ух, здорово! — воскликнула она, когда их качнуло волной.
В небе Виктор увидел парящую чайку — легкую и свободную птицу, казалось, растворенную в сверкающем голубом сиянии.
— Что вы там увидели в небе? Самолет? Тут часто истребители летают. И транспортники. Иногда и с парашютом прыгают.
— Нет, не самолет. Чайку. Белую чайку в синеве неба.
— А, вижу. В ней много покоя, в ней много простора… Давайте ляжем на спину, и будем парить в воде, как чайки.
«Как тут чудесно», подумал Виктор, «и речка, и эти чайки, и пароход, и ивы, окунувшие свои косы в струящиеся воды. Здесь нужно устраивать профилакторий и возить народ из нашего времени, дышать чистым воздухом и купаться в фантастически чистой Десне».
— Ай! Помогите!
Виктор рванул к Краснокаменной, как только хватало сил, раскидывая брызги по сторонам.
— Что такое?
— Нога… судорога.
«В такой теплой воде? Никогда бы не ожидал»
— Держитесь за плечи. Только осторожно.
— Плыву к берегу. А у вас с собой есть иголка?
— Зачем?
— От судороги можно иголкой уколоть, чтобы прошло. Неприятно, но лучше, чем утонуть.
— Нет. А у вас?
— И у меня, как назло. В следующий раз надо будет взять. Не отпустило?
— Пока нет…
Работая руками, он дотянул до знакомого прохода между ивами; под ногами почувствовалось твердое дно.
— Ай! Не могу идти. Помогите, пожалуйста…
Виктор аккуратно перехватил Татьяну, взяв ее на руки; она крепко ухватилась за его шею.
— Никогда такого не было… наверное, оттого, что вчера весь день на ногах.
Стараясь не споткнуться, он аккуратно начал выходить из воды; ее лицо было совсем рядом, большие глаза смотрели прямо на него, ее губы были прямо против его губ, по плечам и шее стекали капли воды. Лицо ее не отражало страдания, напротив, казалось, что оно светилось затаенной радостью и предвкушением какого-то счастливого события, которое вот сейчас должно произойти. Он аккуратно уложил ее на холст, и в этот момент по ее телу пробежала легкая дрожь, но не от холода; он не заметил на теле ее «гусиной кожи».
— Все еще сводит?
— Да. Не отпустило.
Он взял ее руками за икру и слегка помял; мышца оказалась расслабленной.
— Так легче?
— Не знаю… Помассируйте еще…
— Надо сделать искусственное дыхание.
— Зачем? — удивилась она, но в этот момент Виктор нагнулся и припал к ее губам. Она застонала, пытаясь, что-то сказать, но тут же затихла и закрыла глаза.
— Что вы делаете… — произнесла она, когда он оторвался, чтобы перевести дух, — все прошло, и я не наглоталась тины… ах…
Виктор начал осыпать поцелуями ее обнаженную шею и плечи.
— Ну все, хватит же… не надо, пожалуйста… не надо…
Но она не сопротивлялась.
20. Тайна истории
— Самое печальное, что я этого сама и хотела, — сказала Таня.
Она уже привела в порядок свой костюм, сменила купальную шапочку на пляжную шляпку, и подставляла себя солнечным лучам, испарявшим последние капли с ее кожи, не спеша потягивая откупоренное пиво и закусывая таранкой.
— Я просто мечтала, что кто-то вот так, без лишних слов и ухаживаний… Понимаешь, когда начинают долго и стандартно ухаживать, уговаривать, рассказывать о себе… по профессиональной привычке быстро распознаешь человека, он тебе раскрывается со всеми своими сторонами, всеми минусами, а у кого их нет, и в конце концов начинаешь думать, а зачем, и неужели вот с ним и придется… А так — теперь это уже неважно, что мы друг о друге узнаем. Странно, правда? — и она улыбнулась.
— Ничего странного. Можешь и о себе не рассказывать, а о чем-нибудь другом.
— Например?
— Например? О Великом Голоде.
— А ты что, о нем не знаешь?
— Хотелось бы услышать твой взгляд. Почему он вдруг произошел, что из-за него стало.
— Не устраивает то, что везде написано? То, что Великий Голод устроила плутократия, чтобы извести народ на Руси и продать страну колонизаторам?
— То, что везде написано, всем известно.
— Но я же не историк.
— Это и хорошо. Ты единственная и неповторимая.
— Ну да, теперь ты будешь так говорить… Ладно, слушай.
— В юности я как-то познакомилась с работами Маркса, — начала она свой рассказ, — и пришла к выводу, что в России рабочий класс еще есть, хоть и не такой большой, а класса буржуазии, по сути дела, нет.
— Это как это? — спросил Виктор. — А все эти владельцы заводов, банков, малый бизнес, наконец — разве это не буржуазия?
— Ты, наверное, из Америки приехал?
— Почему из Америки? — удивился Виктор и тут же вспомнил, что в бериевском СССР в реальности-2 в нем тоже подозревали американца.
— Ты все время говоришь — «бизнес», вместо «предприятие», «дело» или «гешефт». Дельцы у тебя бизнесмены… я бы еще понимала, если бы ты называл их буржуями или капиталистами. А вместо «мелкий собственник» ты сказал «малый бизнес». Это калька с английского, small business.
— Ну правильно. Я же живу в мире книг. Читал английских авторов, например, Альфреда Маршалла.
— Богатство предполагает экономическое благородство? Это Англия, и у них другая буржуазия… Короче: буржуи у нас, конечно, есть, а вот буржуазии, как класса, не было и нет. Рабочие, они объединялись и выдвигали свои интересы. Я слышала, что здесь, в Бежице, еще в пятом году, рабочие взяли власть, установили Советы — практически как нынешний Собор — и стали вводить восьмичасовой рабочий день, бесплатное образование, медицину, пенсионное обеспечение… В общем то, что потом вводили фачисты. Причем тогда, в пятом, это все делали большевики. Фачисты ненавидят большевиков, а сами взяли в программу их же лозунги, но об этом запрещено писать и публично говорить. Поэтому про большевиков вы почти ничего нигде не прочтете. Разве где-нибудь в закрытых фондах жандармерии.
— Ясно. Спасибо, что предупредили.
— Ну, вот а буржуи у нас так и не смогли выдвинуть чего-то такого, чтобы отражало их всех общие интересы. Точнее, у них общий интерес — побольше нахапать, оттяпать не только у рабочего класса, но и друг у друга любой ценой, не смотря ни на законы, ни на веру, не говоря уже о совести или сочувствии. У них один лозунг — все поделить и переделить. Экспроприаторы.
— А как же братья Могилевцевы, Тенишева… тот же Мальцов?
— Разве они стали примером? Разве вокруг них объединились? И потом, это было до германской и смуты. А когда Колчак победил эсеров и стал премьер-министром…
«Эсеров? Почему эсеров? Как об этом расспросить? А может, об этом запрещено спрашивать? Черт, как сложно не в своем тоталитаризме.»
— …То в имущий класс пришли уже другие люди. Те, что привыкли хватать добычу любым путем, вплоть до силы. Любым путем устранять соперника, любого, кто помешает. Короче, привыкли убивать и грабить, мошенничать и красть у своих же.
