Михаил Валерин - Если судьба выбирает нас…
Теперь, наблюдая за улицей в окно, я сравнивал проявившееся суетное движение с нашествием на город полчища крыс, как в старой сказке…
Где бы теперь найти героя с дудочкой, который выведет их и утопит в море-окияне?
8
— Пополнение прибывает! — Зычный крик пронесся по узким средневековым улочкам Штрасбурга. Подобно петушиному «ку-ка-ре-ку», пробуждая городок из сонного оцепенения первых дней июня.
Я поднялся из резного деревянного кресла, в котором коротал время за чтением бессмертной классики — «Фауста» Гете в оригинале. Причем в редком «посмертном» издании 1832 года.
Книгу мне притащил неугомонный Савка, раздобывший сей раритет по случаю.
— Ваше благородие! Ваше благородие-э-э! — В дверь уже стучался вестовой командира роты рядовой Пафнутьев.
— Чего тебе?
— Господин поручик велел передать вам свое приказание: идти и принимать пополнение!
— Иду! Савка, ты где есть? Найди мне Лиходеева!
— Эге… — Кузьма Акимыч задумчиво обозревал топающих мимо нас солдат маршевого батальона, присланного нам для пополнения.
Мы расположились у моста, соединяющего берега реки Дрвецы, в ключевой точке, так сказать: мимо нас не пройдешь, дабы заранее оценить потенциальных сослуживцев.
— Воевамших-то совсем мало, — вздохнул фельдфебель, провожая взглядом ротные колонны. — Остальные все увальни деревенские да щеглы желторотые. Будет нам с ними потеха…
Действительно строй состоял в основном из пожилых степенных дядек и молодых обалдуев, таращившихся по сторонам, как дети в зоопарке. Кое-где мелькали лычки унтер-офицеров, но маловато для такой толпы.
Я насчитал четыре роты по двести человек под командованием поручика и двух прапоров.
— Пойдемте, вашбродь! — окликнул меня Лиходеев. — Сейчас их построют и делить будут — кого куда…
— Пойдем…
Собственно отбор происходил по следующему сценарию: для начала новоприбывших построили и просветили по поводу славного прошлого и великих традиций нашего полка. Потом волевым решением две роты вместе с офицерами определили во второй батальон, как понесший наибольшие потери.
Еще рота отправилась в первый батальон, а последняя была передана в чуткие руки нашего батальонного адъютанта подпоручика Цветаева.
Штабс-капитан Ильин забрал себе восемьдесят человек, нам с Лиходеевым отсчитали сорок голов вместе с лопоухим младшим унтер-офицером. Остальных же поделили между одиннадцатой и двенадцатой ротами в пропорции тридцать на пятьдесят.
— Фамилия? — задал я первый вопрос новоприобретенному унтеру.
— Матросов, вашбродь! — поедая меня глазами, гаркнул тот. От усердия у бедняги даже кончик носа покраснел.
— Хоро-о-ошая фамилия, — только и смог я выговорить, с трудом сдерживая смех. — А звать как?
— Ляксандр, Ипатьев сын, вашбродь!
— Ну и откуда ты, Александр Матросов, родом?
— Тульской губернии, деревни Бородинка, вашбродь!
— Служил где? За что произведен в унтер-офицеры? Воевать приходилось?
— Призван в пятнадцатом годе в Двести семидесятый гатчинский пехотный полк второй очередью. Воевал в шестнадцатом под Инстербургом, там же получил ефрейтора. От нашего гатчинского, почитай, сводная рота осталась, а меня в запасный полк перевели. А перед отправкой сюда аккурат младшего унтера дали, вашбродь!
— Хорошо! — Я обернулся к Лиходееву: — Принимай людей! Рассчитай по взводам, поставь на довольствие. После обеда я их в книгу перепишу.
— Слушаюсь, вашбродь! — Фельдфебель развернулся к новобранцам: — Слушай мою команду! Нале-во! Шаго-о-ом! Арш!
Н-да… Народец прислали, как говорится, «не фонтан», но унтер вроде вменяемый.
Ладно!
Будем решать проблемы по мере их поступления. А самая насущная моя проблема на данный момент — очень кушать хочется!
Так что пойду-ка я обедать!
9
— Ну вы хоть что-нибудь поняли, обалдуи? — усталым голосом проговорил прапорщик Бриз, командовавший нашей полковой газовой командой. Он только что закончил лекцию о применении противогазов и о действиях в случае газовой атаки и теперь стоял перед выстроенными в шеренгу новобранцами девятой и десятой рот, заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок.
— Так точно! — нестройным хором загундели «студенты».
— Не слышу!
— Так точно, ва-ше-бла-го-ро-дие! — грянул строй.
Лекция происходила в рощице за замком, где на полуразрушенных немецких позициях младшие офицеры батальона натаскивали пополнение.
Мы с Генрихом сидели в тени развесистой липы, отдыхая от трудов праведных и вполглаза наблюдая над мучениями коллеги. Сегодня — его очередь отдуваться.
— Разойдись! — наконец гаркнул «лектор» и направился к нам.
Подошел, присел на траву, извлек из кармана бриджей носовой платок и, сняв фуражку, вытер вспотевший лоб.
— Пекло!
— Ну как успехи, Ипполитушка? — ехидно поинтересовался Генрих.
— Бесполезная трата времени! — возмущенно отозвался Бриз. — Половина потравится при первой же атаке, а вторая половина задохнется от неумения пользоваться маской! Смотрят на меня своими телячьими глазами, моргают, кивают. А я по рожам их тупым вижу, что они ни черта не понимают. Им бы еще хвосты — от мух отмахиваться — я бы совсем себя пастушком перед стадом коров почувствовал.
— Ты, Ипполит, не пастушок, а ПАСТЫРЬ! Несущий идеи прогресса в заблудшие крестьянские головы. Голос разума! — продолжал веселиться Литус.
— Оставь, Генрих, — отмахнулся Бриз, обмахиваясь фуражкой, как веером. — Им это слово разума надо как гвозди в голову забивать. Одним ударом — и чтобы по самую шляпку! Иначе не доходит.
— Господа, вам не надоело? — Я наконец решил вмешаться в разговор. — Жарища дикая! Давайте-ка лучше морсу выпьем!
Вот уже второй день мы возимся с пополнением. Гоняем отдельной группой — для того, чтобы они хотя бы азы усвоили.
Все, чему их обучали в запасном полку, — это шагистика, устав, стрелковка, метание гранат и атака цепью.
Шагают более или менее, устав знают в основном дисциплинарный, а не полевой. Стреляют хреново, гранаты кидают — как бог на душу положит. Знать не знают, что перед броском надо выдернуть чеку, — их на деревянных колобашках обучали. Про системы немецких гранат я уж и не говорю. Кое-как их научили развертываться в цепь и атаковать в рассыпном строю. Штыковой бой — на уровне трех приемов.
В общем, сплошное развлекалово.
Нам — геморрой.
Им — Диснейленд.
Это вот Кузьма Акимыч у нас педагог хоть куда. Чуть что — сразу в морду. Это они понимают — усваиваемость военной науки сразу резко повышается.
Но ненадолго…
Сейчас вот сгоняю свое «стадо» на стрельбище и разошлю поотделенно. Пусть их унтера дрючат, до полного автоматизма. Сначала на своем уровне, потом на взводном, а там, глядишь, и всей ротой развлечемся.
Если я, конечно, не пристрелю кого-нибудь из этих баранов за доведение меня, толерантного московского юриста начала XXI века, до белого каления.
— Антипкин! В-Господа-Бога-твою-душу-мать!!! Ты как патронташ нацепил, олух царя небесного!
Элитный гренадерский полк, однако…
И смех и грех…
Среди всей этой серости все-таки было одно светлое пятно — кроме унтера Матросова, конечно.
Я наблюдал, не вмешиваясь, за тренировками новобранцев в составе взводов. Целью было научить их действовать совместно с остальными и постараться довести приемы боя до уровня рефлексов.
Унтеры уже полдня гоняли новичков сначала поодиночке, потом в составе отделений, теперь вот занимались целыми взводами.
После команды «Вольно! Разойдись!» солдаты группками расселись на траве и на брустверах, свесив ноги в окопы. Разговаривали, курили, смеялись.
Ко мне подбежал старший унтер-офицер Наумов, который временно исполнял обязанности ротного фельдфебеля вместо Кузьмы Акимыча, отправленного мною в санчасть с острой зубной болью. Дабы Лиходеев не слинял по дороге заниматься лечением народными методами, с ним был отправлен Савка с запиской к Нижегородскому.
— Ну что скажете, вашбродь? — спросил Наумов, кивнув на подчиненных.
— Еще пару раз сходите повзводно! Потом еще раз прогонишь олухов из пополнения сначала по одному, потом всех скопом. А после обеда позанимаемся всей ротой — и на стрельбище.
— Слушаюсь, вашбродь!
— Вот и ладненько! — Оглядев отдыхающее воинство, я обратил внимание на солдата, который, отделившись от общей массы, кругами ходил вокруг подорванной немецкой полевой семидесятисемимиллиметровой пушки, внимательно ее разглядывая. Там присел, тут осмотрел, пощупал и стал возиться с затвором. — Это еще что за фрукт?
— Где?
