Михаил Валерин - Если судьба выбирает нас…
Давеча ходила в церковь Святого Ермолая, заказала службу за тебя и за Николеньку. Господа молю неустанно, дабы хранил он вас в трудах ратных.
Со мною все хорошо. Все время провожу в хлопотах да в заботах, но беспокойство о вас, дети мои, не оставляет меня ни днем, ни ночью. Я здорова, вот только ноги стали болеть, зато мигрень покинула меня совершенно.
Батюшка днями пропадает на заводе в Мытищах. Устает безмерно, особенно от долгой дороги. Теперь мы совсем уже решились перебраться по лету в нашу усадьбу в Покровском, как только у Федечки начнутся вакации.[67]
Братец же твой учится весьма прилежно, радуя нас с батюшкой отличными оценками. Однако кажется мне, что он хочет сбежать к тебе на войну.
Господи спаси!
Бабушка твоя Ирина Анатольевна совсем плоха. Почти уже и не встает с постели, и лучше ей никак не становится. Доктор бывает у нас ежедневно, но прогноз неутешительный.
От родственников наших из Петербурга новостей никаких нет. Знаю только, что братец мой Олег Кириллович получил новое назначение во флоте.
Мальчик мой, очень жду твоего письма или иной весточки. Успокой матушку, отпиши хоть пару словечек. Хоть карточку почтовую отошли ближайшее время.
P.S. Батюшка велел кланяться твоему полковому начальнику подполковнику Левицкому от брата его Константина Михайловича.
Твоя матушка
Мария Кирилловна
Писано мая 4-го дня 1917 года».
Дочитав письмо, я неожиданно успокоился. На сердце потеплело, и я отчетливо ощутил тоску по дому. Только вот понятие «дом» как бы раздваивалось — на особнячок с флигелем по Ермолаевскому переулку и «двушку» в Южном Бутове.
«Все-таки у меня вялотекущая шизофрения», — с грустью и некоторым облегчением подумал я.
Но это меня почему-то совершенно не беспокоит. Странно, да?
Однако надо же срочно писать ответ!
Придется вновь как-то переключать сознание в режим автопилота, чтобы почерк совпал. Моторная память — штука хитрая. У меня, слава богу, переключение происходит в некотором роде подсознательно-автоматически. Рационально это необъяснимо, но факт.
Задумчиво почесав подбородок, я решился:
— Савка, тащи писчую бумагу, перо и чернила! У Копейкина там где-то заначено!
«Милая и дорогая мамочка!
Спасибо тебе за письмо. Извини, что долго не писал: не было никакой возможности. До места службы добрался успешно, хоть и с некоторыми приключениями, коих не буду упоминать ввиду их незначительности. В полку меня приняли хорошо — я назначен младшим офицером роты. С сослуживцами сошелся удачно, а с некоторыми даже подружился. Служба у меня ответственная и хлопотная, отнимающая все мое время. Веришь ли, с тех пор, как прибыл в полк, ни разу даже не брался за чтение.
В целом же я бодр духом и телом, одет, снаряжен и обихожен полно. Несмотря на фронтовые условия, всем доволен и ни в чем не испытываю нужды.
Мне уже приходилось бывать в бою, и хотя меня охватило некоторое волнение, я не посрамил нашей фамилии, выполняя свой долг русского офицера.
Не беспокойтесь обо мне. Бог меня хранит, и надеюсь на его благословение и впредь.
Дня не проходит, чтобы я не вспоминал о вас, родные мои. Скучаю по тебе и папе и братьях.
Очень рад, что ты, милая мама, избавилась от мигрени. Беспокойно только за твои ноги. Что говорит доктор?
Весьма взволнован вестью о здоровье бабушки. Передай ей мой поклон и скажи, что буду молиться за нее Богу.
Федечке передай, чтобы учился прилежно, помогал вам во всем и не забывал о дисциплине, без которой в войсках, в кои он так хочет сбежать, никак невозможно.
Передавай батюшке мой низкий сыновний поклон.
Твой сын Александр
Писано мая 31-го дня 1917 года».
Вот как-то так. Понемногу обо всем и ни о чем одновременно. Все-таки моя прошлая адвокатская практика в составлении документов и писем дорогого стоит.
Теперь надо в лавку Общества сходить за конвертом, и можно отправлять.
7
Поход в лавку за конвертом вылился в небольшой шопинг.
Помимо конверта я приобрел жестяную банку мармелада, такую же банку монпансье, коробку «Лучшего чаю от С. А. Спорова», душистого мыла и бутылочку[68] одеколона от фирмы «Чепелевецкий и Сыновья».
После этого услужливо-прилизанный Власий соблазнил меня «офицерскими шальварами с кожаными вставками на коленьях, аккурат как на меня сшитыми». Действительно удобно: на передней части снизу от голенищ к колену и выше вшит клин из коричневой кожи. По окопам ползать — самое то!
Еще я купил перчатки из тонкой кожи, тоже коричневого цвета. Дабы не чувствовать себя белой вороной среди коллег-офицеров: все они в боевой обстановке носили перчатки. Подобрав подходящие по размеру, померил — неплохо, но надо привыкнуть… Можно, конечно, пальцы на перчатках отрезать…
Но не стоит, пожалуй…
Не поймут-с…
Выйдя из гостеприимных дверей с вывеской «Военное экономическое общество. Отделение Московскаго 8-го гренадерскаго полка», я направил свои стопы к скорняку — заказать нормальный подсумок для автоматных магазинов. Решил заказать что-то вроде того, что носили немцы для магазинов «шмайссера» во Вторую мировую. А то ведь так и таскаю их в большом парусиновом подсумке для винтовочных обойм — жутко неудобно.
От скорняка, поразмыслив, двинулся к оружейнику — узнать, есть ли автоматные магазины. Все же три запасных — это маловато.
Магазинов у мастера как бы «не было», но, поторговавшись, за три рубля все-таки приобрел парочку «случайно завалявшихся».
В общем, считай, как в супермаркет сходил.
По возвращении я обнаружил у себя в комнате томящегося в ожидании Генриха.
— Добрый день!
— А! — обрадовался мой друг, вскакивая со стула. — Вот и ты!
— Я тоже очень рад тебя видеть! Какими судьбами?
— Есть достоверные сведения, что тебя представили к ордену! Совершенно случайно столкнулся у радиоузла с Шевяковым. Так вот он под большим секретом сообщил, что направил в штаб корпуса список на награждение, и твоя фамилия, друг мой, там фигурирует.
— Ух ты!
— За прорыв линии обороны, ночной бой и взятие Штрасбурга тебе теперь причитается «клюква»! Поздравляю, Саша!
— Не за что пока! Вот когда вручат, тогда и поздравишь, — поскромничал я.
«Клюквой» называли орден Святой Анны 4-й степени. Носить сей орденский знак полагалось на холодном оружии в виде красного темляка и красного Анненского креста на эфесе, за что награда и получила свое прозвище. Кроме того, на ободках эфеса гравировалась надпись «За храбрость».
Меня наградили! Приятная неожиданность!
— Я тебя полчаса ждал, чтобы сообщить эту новость, — возмутился Генрих. — А ты, я вижу, не рад?
— Что ты! Я рад до полной потери соображения. Просто растерялся немного…
— Ты — и растерялся? Ни за что не поверю! — Литус помахал в воздухе указательным пальцем. — Твой «triple Kazimirsky» вчера тебя хвалил как раз за находчивость, что для него совершенно нехарактерно!
— Это когда это?
— Когда ты скрылся, дабы похитить гитару! Так и сказал Ильину, что весьма тобой доволен, особенно твоей находчивостью и рассудительностью.
— Приятно, черт побери!
— Презрев скромность, я небескорыстно поинтересовался иными счастливчиками.
— И что же?
— Шевяков, как обычно, скорчил кислую мину, но потом смилостивился и сообщил, что меня представили к «Станиславу»[69] третьей степени!
— Поздравляю, Геня! — Я был искренне рад за друга. Кстати, для Литуса это была уже вторая награда. Почти год назад он тоже удостоился «клюквы».
Орденоносцы, однако…
Ближе к вечеру в городе объявились первые ласточки из штаба дивизии, а на следующее утро волна вестовых, адъютантов, прикомандированных и прочих, прочих, прочих просто захлестнула городок.
Мы с Казимирским, от греха, загнали всех наших подчиненных во двор нашей «квартиры», оставив только караулы у городских ворот.
— Чем меньше их попадется на глаза штабным крысам, тем меньше нам с вами хлопот, барон! — пояснил ротный после того, как мы вернулись из офицерской столовой, организованной при собрании. — Если вдруг кто-нибудь из их братии будет требовать от вас каких-либо срочных мер, ссылайтесь на меня. Я умею с ними разговаривать!
— Слушаюсь!
— Не спорьте с ними, просто изобразите из себя эдакого Митрофанушку. Глядишь, немного покричат да быстро отстанут.
В целом же пана ротного больше всего удручал тот факт, что в присутствии штаба дивизии резко ужесточится дисциплина. Ни выпить, ни погулять, ни даже в картишки перекинуться. А вот дрючить будут по поводу и без повода.
Теперь, наблюдая за улицей в окно, я сравнивал проявившееся суетное движение с нашествием на город полчища крыс, как в старой сказке…
