Михаил Королюк - Квинт Лициний
Решился и побрёл, нетвердо переставляя ноги, на звук. На площадке второго этажа Тыблоко просветила, как рентгеном, взглядом и, не найдя ничего подозрительно похожего на выпирающую из-под одежды бутылку, пропустила наверх. Покрутившись на пятачке у входа в актовый зал, понял, что ещё не готов к встрече с прекрасным и направился в место не столь отдаленное, чтобы попить воды и привести в порядок расстроенные чувства.
В туалете кто-то умудрился выкрутить лампочку, и я озадаченно замер на пороге, вглядываясь в копошение неясных теней в темноте.
— Спокойно, ребята, это Дюха, — сказал кто-то негромко и скомандовал мне. — Проходи, не торчи там на проходе.
Я закрыл дверь, сделал пару шагов внутрь и остановился, приглядываясь. В углу кучковалось несколько тёмных фигур, чуть дальше, у приоткрытого окна, кто-то быстрыми затяжками курил на улицу.
— Ха, пацаны, бухаем? — догадался я.
— Тихо ты, — сердито одёрнули меня. По голосу узнал Димона из десятого "Б".
Зрение тем временем адаптировалось, и я смог разглядеть детали действа. В центре группы старшеклассников – Антоха Веселов. Комсорг школы, любимец учителей, спортсмен и кандидат на золотую медаль, согнувшись винтом, неумело вкручивал штопор, остальные тихо шипели советы.
— Тони, боюсь даже представить, как вы проносили бутылку в школу… — вырвалось у меня. К счастью, моего юмора никто не понял.
— Где-где… Учись, молодой – пронесли заранее, в портфеле и спрятали в надежном месте.
— А надежное место – это…?
— Это вот тут, — Димон горделиво хлопнул по высоко висящему сливному бачку.
— Ловко, — оценил я. — И температура как раз нормальная получается…
Тут пробка не выдержала напора молодости, и группа поддержи негромко зашумела, выражая бурное одобрение достигнутым успехом.
— Стакан, — скомандовал Антон.
— Здесь, — в центр группы просунулся граненый стакан.
Раздалось деликатное позвякивание и побулькивание.
— Давайте по кругу… Три раза по сорок грамм.
— Даже по сорок два…
— Пит, считай лучше – сорок один и шесть в периоде…
Димон взял на себя бремя лидерства, и в полутьму полетел звучный всхлип.
— Ох, и кислятина… Что это?
— "Рислинг"…
— Дай я… Ой, да…
— Кхе… сахарку бы добавить…
— Раствор холодный, долго бы растворялось…
— Заесть бы чем…
— Да, Сэм, надо было "Фетяску" брать…
— Дюха, хочешь попробовать?
— А давайте, — я решительно взял почти опустевший стакан и осторожно допил. Бр-р-р… Действительно, очень кислое вино. — Нет, ребята, это надо с закуской. Взять курочку горячего копчения и неторопливо так, по глоточку… А так, на бегу – нельзя. Точнее, можно, но только от большой безысходности. У вас она большая?
— Дык больше ничего нет… — расстроенно протянул Антон. — Будем мучиться.
Дверь за его спиной рывком распахнулась, и на пороге возник грозный абрис Тыблока, позади маячил завуч.
— Так… — процедила директриса раздраженно. — Выходи по одному…
Ребята на мгновение замерли, как зайцы в свете фар, потом начали обреченно шевелиться.
«Пара секунд, пока у неё зрение адаптирует, есть», — мелькнуло в голове.
Выдернул из руки оцепеневшего Антона бутылку, руку за спину, плавный приставной шаг за угол, привстав на носочки, аккуратно, чтоб не звякнуть, повесил стакан на барашек вентиля, и, затем, легко подпрыгнув, плашмя возвратил ёмкость с вином в лоно сливного бачка. Тихий бульк был перекрыт злобным рёвом Тыблока:
— Лампочку сейчас же вкрутить! Как выкручивали, так и вкручивайте!!
Высоченный, под метр девяносто, Ломов сел на корточки, ему на шею взобрался лёгкий верткий Сэм. Секунда – и вот он уже крутит лампочку под потолком. Безжалостный свет заливает туалет, заставляя всех сощуриться.
— Построиться вдоль стены. Светлана Афанасьевна, проследите.
Директриса ворвалась в опустевший туалет и быстро осматрела его понизу, затем выглянула в окно и нимательно изучила двор. Шеренга замерла не дыша.
— Так… — Тыблоко вразвалочку вышла из туалета и подвела итог налета. — Курили!
Парни с облегчением выдохнули, вдохнули и начали переглядываться.
— Соколов, — остановилась директриса передо мной, — а ты что тут делал?
— Вы не поверите, Татьяна Анатольевна, — говорю проникновенно. — Писал…
— Курил? — буравит меня взглядом.
— Не курю. Вообще, — отвечаю со спокойным достоинством.
Еще секунду она пристально изучала меня, потом разрешающе махнула рукой:
— Иди.
Я сделал несколько шагов и притормозил за спиной завуча.
— Кто ещё не курил? — спросила Тыблоко.
Ребята тоскливо вздыхают и молча переминаются.
— Что, все курили? — не поверила директриса.
— Ну, это вы зря, ребята, — вмешался я. — Очень вредная привычка. Меня папа в анатомичку водил…
Сделал микропаузу, Тыблако, уже обернувшаяся, чтобы послать меня подальше, заинтересованно прислушалась. Я возвратился на пару шажков назад и продолжил:
— У обычного человека лёгкие мягко-розовой окраски, приятные на цвет. А у курильщика в лёгкие как будто вдули угольную пыль, цвет даже не чёрный, а антрацитовый. Представляете, как тяжело сквозь угольную пыль кислород качать?
— Вот! — воодушевленно воскликнула Тыблоко, задрав палец к небу. — Слушайте, обалдуи!
— Да, Татьяна Анатольевна, скажите им, что лучше пить, чем курить!
— Верно! — директриса рубанула воздух рукой и, вздрогнув, замерла. Вижу, как толстый загривок наливается краснотой, и она начинает медленно переступать, разворачиваясь ко мне с грацией основного калибра линкора. Торопливо пячусь, уж больно она бегемота в ярости напоминает, пусть даже карликового, затем разворачиваюсь и срываюсь с места.
— Ну, С-с-с-соколов… — несется рев вослед, но я уже за поворотом, далеко от места экзекуции, несусь как ветер по полутёмному коридору, лицо раздирает довольная ухмылка.
Забежал на лестничную площадку и замер, с досадой прислушиваясь к задорно летящему «Sunny one so true, I love you». Неожиданная жалость к себе стиснула горло… А ведь у меня на этот вечер были совсем другие планы. Облокотившись на перила, с печалью смотрю в исчезающий в темноте пролет. Голова пустая, ни одной идеи, как выправить ситуацию. В зале тем временем вслед за "Boney M" стартовало заводное "Hafanana" Африк Симона. Задумчиво кусаю губы, надо что-то решать, пока идут быстрые танцы.
Блин, ну что за непруха, что ей стоило подумать и взять другие туфли! Обида всколыхнулась с новой силой, и я начал решительно спускаться к гардеробу. Успел дойти до следующего пролета, и тут меня пронзила неожиданная мысль, да так, что от досады сначала со всего маха шлепнул ладонью по стене, а потом ещё и немного постучал о холодную твердь лбом.
Идиот! Нет, ну точно – идиот! Сейчас у средней горожанки на выбор два бюстгальтера – белый и чёрный. С чего я вообще решил, что у восьмиклассницы есть выбор туфель?!
С облегчением улыбнулся, прохаживаясь взад-вперёд по площадке. Ну да, виноват, не сообразил сразу, зря наехал. Надо извиняться. Теперь – легко и с удовольствием. Уф… Хорошо-то как.
Наконец, решился и, подпрыгивая через ступеньки, взлетел на третий этаж. Под обольщающие интонации «Mister, your eyes are full of hesitation» "Баккары" вплыл в зал и радостно оглянулся – да, теперь I can Boogie, boogie woogie, all night long.
В приглушенной полутьме вдоль стены боязливо жались мальчишки, отчаянно пытаясь придать себе вид поуверенней. Получалось не очень. У окон, сбившись в кружки, щебетали девчата, время от времени прошивая быстрой очередью взгляда шеренгу ростовых мишеней напротив. Небольшое число храбрецов, вызывая у остальных восхищение пополам с плохо скрываемой завистью, топталось в центре зала – парни довольно неуклюже, девчонки, напротив, вполне грациозно. Пластика у них в крови, понятное дело. Паштет дёргался рядом с Иркой – ну, хоть у него всё в порядке. Хм… Тома тоже танцевала, вполоборота ко мне. Меня остро укололо недовольство: я там страдаю, понимаешь, а она веселится…
Ладно, сам виноват. Я прислушался к песне – вроде бы пошёл последний куплет, и направился к цели, чувствуя, как ко мне прикипели десятки заинтересованных взглядов. щёки загорелиь, сердце бешено заколотилось где-то в горле. Яся, поймав взглядом мое продвижение, наклонилась и что-то коротко шепнула Томе на ушко. Прозвучали последние ноты, и мы встретились глазами. Делаю два последних шага и, приподняв руки, говорю самые важные слова:
— Я был не прав, извини.
Мы кружимся в медляке, под хрипловато-чувственное «Et si tu n'existais pas» Джо Дассена. Вокруг танцевали «по-пионерски»: у девушек руки вздёрнутые, как у богомола, локти надёжно разделяли обоих, а ладони на плечах фиксировали партнера на приемлемой дистанцию. Впрочем, были и исключения – некоторые пары сливались так, что хотелось смущенно отвести глаза, дабы не мешать людям заниматься важным для них обоих делом. Я же по привычке встал в позицию с откинутой вбок одной рукой и второй ладонью на талии партнерши, и теперь мы собирали недоуменные взгляды соседних пар.
