Юрий Корчевский - Атаман царского Спецназа
Я выбрал дальний от бочек с порохом угол, насыпал туда дорожку найденным мушкетным порохом. Теперь надо поджечь и, пока огонь поползет – нет, побежит по пороховой дорожке, быстро отсюда сваливать.
Я просунул голову сквозь стену. Вот незадача. Дальний угол, куда я провел дорожку, выходил к наружной стороне, а там ров с водой. То есть это была вода, а сейчас все покрыто снегом и льдом. Как бы ноги не сломать, высота метра три-четыре, в темноте и не разберешь.
Я поджег от фитилька порох, прошел сквозь стену и упал. Упал удачно, ничего себе не сломав и не вывихнув. Поднявшись, побежал в сторону. Сколько у меня в запасе времени – сказать сложно, но желательно отбежать подальше. И я бежал так быстро, как только мог. Но попробуйте бежать по льду, занесенному снегом. Ноги оскальзывались, я падал, поднимался и вновь бежал.
Сверху меня заметили: какой-то чересчур ретивый стражник окликнул:
– Кто такой? Стоять!
И в это время бабахнуло. Сначала башня как бы вспухла изнутри, потом вырвались языки пламени, и раздался сильный взрыв. Полетели доски, камни и еще неизвестно что. Хорошо, что во время взрыва я успел открыть широко рот, а то бы барабанные перепонки порвало. От башни остались одни руины.
Не теряя времени, я прошел сквозь крепостную стену – толстая очень. Вышел почти к тому месту, где оставил Ивана. Он лежал на животе, прикрыв голову руками. Мне пришлось его сильно толкнуть, на мой голос он не среагировал. Увидев меня, он пальцем показал на развалины:
– Ты?
Я кивнул, схватил его за руку, и мы побежали к бывшей башне. Надо успеть, пока не очухались воины. Рядом с башней живых уж точно никого не осталось, но ведь другие башни целы, да и на стене кто-нибудь из стражей мог уцелеть.
На развалинах начинался пожар – горели доски пола, остатки массивных дубовых ворот. Очень некстати. Спотыкаясь о камни, лавируя между огнями, мы все-таки пробрались наружу. Впереди угадывались в потемках контуры дороги.
– Быстрее, быстрее, Иван, надо уносить ноги.
Я почти бежал, держа за руку Ивана. Пер, как буксирный катер с баржей на буксире.
Опушка ближе и ближе. Я периодически оглядывался. На фоне пожара были видны маленькие фигуры суетящихся людей. Вовремя проскочили, главное – погони нет.
К опушке подбежали взмыленные, хватая ртом воздух. Ивану было совсем худо. Но искать или ждать не пришлось. Из темноты возникла фигура:
– Атаман, это ты?
– Нет, не я. Помогай, видишь, человек совсем без сил после пыток.
Алексей взвалил Ивана на спину, и мы по дороге направились вглубь от опушки леса. Сзади еще раздавались тревожные крики и были видны отблески пожара. Метров через сто мы увидели смутные контуры лошадей.
– Наши, – выдохнул Леша, с облегчением свалил Ивана на руки подбежавших товарищей.
Вчетвером мы усадили Ивана на лошадь. Кирилл снял с себя тулуп и накинул на Ивана, оставшись в кафтане.
– Все, будем уходить, сколько сможем. Переполоха я наделал много, утром обнаружат побег из тюрьмы. Если найдется кто умный и свяжет побег со взрывом башни – разошлют погоню по всем дорогам.
Я стегнул лошадь плеткой. Застоявшееся на морозе животное с ходу рвануло галопом. За спиной слышался топот коней моих боевых товарищей. Скакали всю ночь, сделав лишь две короткие остановки, да и то из-за Ивана. Ему бы сейчас в тепло да отлежаться. Я – здоровый мужик, но и то после скачки до Полоцка сейчас держался в седле с трудом, стиснув зубы, – до того болело седалище. А каково ему после пыток? Пока не въедем на свою землю, надо гнать и гнать. Не ровен час, на порубежье литовском остановят, я ведь не знаю, может, голубиная почта есть или гонец по более короткой дороге нас опередить сможет; поэтому задача номер один – добраться до своих, там немного и передохнуть можно.
Перед рассветом с ходу проскочили сонную деревушку. Лошади стали уставать, хотя мы периодически переходили с галопа на шаг, они уже были в мыле.
– Парни, кто дорогу знает? Далеко ли до порубежья?
Отозвался Кирилл:
– Был я в этих краях, давно только, помню плохо. По-моему, еще верст двадцать осталось.
М-да, двадцать – это много, не выдержат кони, отдых нужен.
Остановились в лесу, но рядом с дорогой.
– Сергей, корми лошадей, Кирилл и Леша – к дороге. Взять с собой арбалеты. Будет всадник – бить сразу наповал. Некогда разбираться. Кто пешим или на подводе – тех не трогать.
Сам я занялся Иваном. Уложил на тулуп, осмотрел, подбинтовал взятой про запас холстиной, на сломанные пальцы левой руки наложил фиксацию – примотал кору веток, хотя бы не так больно ему будет. Иван вообще держался молодцом. Еще не знаю, как на его месте выдержал бы я сам.
Перекусили замерзшим хлебом, с трудом отгрызая куски. Приготовить ничего было нельзя – костер и дым видны издалека, нам пока хорониться надо.
Часа два мы и лошади передохнули, и гонка продолжилась. Рассвело, но дорога была пустынной. Это хорошо, если будет погоня – нет свидетелей, никто не ответит, сколько нас и в каком направлении мы двигаемся. Снова вскочили на лошадей, и опять – галоп, шаг, рысь, галоп.
Вот впереди показалась избенка у дороги.
– Порубежье, – выдохнул Кирилл.
Мы перешли с галопа на шаг, чтобы лошади немного успели отдохнуть и хоть чуть обсох их пот, иначе у порубежников могут возникнуть вопросы: а чего это русичи так лошадей гонят, никак натворили чего в княжестве Литовском? Но стражники лишь лениво взглянули на подорожную и махнули рукой – проезжай.
Мы с облегчением проехали заставу, миновали небольшой мосточек, и вот она – родная земелька. Была ли погоня – не знаю; но вырвались, считай – уже дома.
С трудом добрались до первого русского городишка Невеля; шатаясь от усталости, завели лошадей на конюшню постоялого двора. Сами даже ужинать не стали, повалились прямо в одежде в постели. Тепло! Сон сморил сразу.
Утром я проснулся первым. Солнце уже стояло высоко, ярким лучом било в слюдяное окошко. Надо дать людям и лошадям отдых, да и Иван не вынесет такой дороги. Решив так, я снова улегся в постель и уснул.
Разбудили меня мои бойцы:
– Атаман, вставай. Обед уже, проспали.
– Ничего не проспали, всем отдых, выезжаем завтра утром.
В ответ раздался нестройный восторженный рев мужских глоток.
– Тогда пойдем кушать, животы уже подвело.
Кто бы отказывался подхарчиться. Дружной гурьбой спустились вниз, в трапезную. В зале было немноголюдно. Холопы и немногочисленные гости уставились на Ивана. Лицо заплывшее, в синяках, рубашка порвана и в пятнах крови. Выглядел он живописно.
Мы выбрали стол в углу и направились туда. Проходя мимо обедающих купцов, я услышал:
– Вот это погулял мужик!
Да уж, вам такие гуляния и в страшном сне не приснятся.
Ну, обедать так обедать. Я заказал жаренного на вертеле поросенка, уху из стерляди, расстегаев, вина. Ели не спеша, зная, что впереди полдня заслуженного отдыха. Когда первый голод был утолен, бойцы дружно уставились на меня.
– Вы чего?
– Ждем.
– Чего?
– Расскажи, что ты там учудил и как из города вырвались?
– Как-как! Башню порохом взорвал, вот и все.
– Атаман, ты силен, мы бы не смогли.
– Поэтому я – атаман, а вы – простые бойцы. Кушайте, парни, завтра в дорогу.
Поросенка обглодали до костей, похлебали с удовольствием замечательной ушицы, заедая расстегаями. После такого обеда и вино-то не брало, так, раскраснелись только.
Поднявшись наверх, дружно завалились спать: кто его знает, когда снова удастся поспать в тепле и поесть горяченького?
Утром все проснулись бодрыми. Все бы ничего, да седалище болело. Сколько же можно мучиться? А впереди еще долгая дорога. Я аж зубами заскрипел. Вот приеду в Москву – не сяду больше на коня.
День шел за днем; мы проехали Великие Луки, Нелидово, Оленино, Ржев, вот уже и Волок Ламский. Ура, Москва рядом!
В город въезжали уже вечером, торопились, чтобы не закрылись перед носом городские ворота.
Сразу же направились в Кремль. Дьячок вызвал Адашева, я вернул ему его письмо и указал на Ивана – узнаешь? Отек на лице спал, но все лицо было покрыто желтыми, зелеными пятнами синяков.
– Это за что же вы его так?
– Да ведь это Иван, адресат полоцкий.
Адашев охнул:
– Извини, Ваня, не признал сразу. Что случилось?
Ну, пусть беседуют, у них разговор долгий, а может быть, и тайный, мне чужие секреты ни к чему.
У ворот Кремля меня ждали мои бойцы.
– Все, парни, расходимся по домам; отсыпайтесь, отъедайтесь. Ежели денег отсыплют – позову.
С радостью встретила меня Дарья, все-таки двадцать дней не было. Вкусно накормила, мы натопили баню и совместно вымылись. Ну, а когда я впервые за двадцать дней раздетым лег в чистую постель – это что-то. В дороге, на постоялых дворах, спали не раздеваясь. С другой стороны – едем по делу, раздеваться опасно, вдруг случится, что уезжать надо мгновенно, или нападение какое?
Впрочем, на постоялых дворах все спали не раздеваясь, сбросив только тулуп и сапоги. И вообще, как я заметил, мужчины здесь взрослели рано, семнадцатилетний подросток уже мог быть подготовленным воином, мог жениться.
