Совок — 12 - Вадим Агарев
Несколько раз Алексей пытался взбрыкнуть и отказаться от оговора Марии Антиповны. Но я каждый раз загонял его под лавку, два раза при этом влепив ему дружеские затрещины. После чего он, скуля и тяжко вздыхая, продолжал конспектировать мои измышления. Но всё когда-нибудь кончается, закончились и наши с ним мучения. Аккуратно прибрав совместно рождённый пасквиль, я приготовился уже всерьёз потрошить своего информатора.
Все обязательные прелюдии состоялись и теперь осталось самое главное. Настало время вычислить лежбище наследницы покойного Якова Соломоныча. В то, что для хранения несметных сокровищ мадам Маня приспособила свою лачугу, мне категорически не верилось. Она, безусловно, животное и животное, скорее всего, не самое умное. Но в непроходимой тупости подозревать её было бы недальновидно. И подтверждением тому для меня служил обведённый вокруг собственного хера, ныне усопший опер Губанов. На долгие расчеты и вычисления времени у меня не было. Единственным источником нужной мне информации был хныкающий справа от меня пассажир.
— Последний к тебе вопрос, Алексей! — стараясь сохранять злобную угрюмость на лице, повернулся я к нему всем корпусом, — Ты не дурак и сам понимаешь, чтобы убрать из-под топора твою голову, надо под него подсунуть чью-то другую. Или не понимаешь? — я вопросительно изогнул бровь и еще больше нахмурился.
Литератор и в какой-то степени кладовщик, активно затряс головой, показывая тем самым, что такие элементарные выводы ему вполне по силам.
— И ты, я надеюсь, так же хорошо понимаешь, что голова эта принадлежит вздорной старухе Марье Антиповне Ирсайкиной? Ты ведь понимаешь это? — пришпилил я героя-любовника жестким взглядом.
Отводя от меня глаза, Алёша заёрзал своей хитрой и потасканной жопой по сиденью. Однако, колебался он недолго и его непослушные разуму губы невнятно прошептали: «Понимаю!». Но мне и этого было достаточно.
— Тогда ответь мне, Алексей, где эта сука, приславшая за моей головой Скобаря, может хранить бумаги, оставшиеся после Водовозова? — стараясь не показать, насколько важен мне его ответ, спросил я Вязовскина. — Дача, гараж, съёмная квартира? — я затаил дыхание, уже решив для себя, что буду вынимать из него информацию всеми способами и методами, которыми владею. Пусть даже, если они окажутся несовместимыми со свойственными мне гуманизмом и христианским человеколюбием.
— Нет у неё ни дачи, ни гаража! — уверенно заявил Алексей, — И про другие квартиры я ничего не знаю! — равнодушно и, как мне показалось правдиво, ответил он.
Я видел, что предательство любовницы далось ему нелегко. Алёша выглядел опустошенно и на лукавство сил у него уже не осталось.
— Не пизди, Алексей! — продолжал давить я на него по инерции, добросовестно отрабатывая свой номер до конца, — У всех дачи и гаражи есть, а у этой сквалыги нет? Ты мне это хочешь сказать? Не зли меня, придурок! — я угрожающе навис над ним.
— У неё нет ни машины, ни даже мотоцикла! Зачем ей гараж? — резонно возразил на проявленное мной недоверие Алёша Каин, — И будь у неё своя дача, тогда зачем бы она у моей матери нашу дачу арендовала⁈ — мстительно и даже с некоторым торжеством, позволил он себе возвысить на меня голос.
— Когда она у вас её арендовала? — едва не поперхнувшись спёртым в зобу дыханьем, напрягся я. — До смерти Водовозова или после?
— Не знаю! — безразлично буркнул Алёша Мордухаевич, — Не помню я. Да и какая теперь разница! — он демонстративно отвернулся от меня и принялся что-то высматривать в боковом окне.
Глава 10
У меня в момент вспотела спина. Боясь спугнуть ветреную блядь, в народных массах легкомысленно прозываемую удачей, я затаил дыхание. Так-то я и раньше временами верил в тупое пролетарское везение, но сам им избалован не был. Ни в этой новой, ни в той прошлой жизни. Почти всё, что я получал от бытия, мне каждый раз доставалось обильным солёным потом, а иногда случалось, что и кровью. Впрочем, справедливости ради следует признать, что порой эти выделения производились не моим организмом. Но, тем не менее, за все оказанные мне преференции, моя не шибко ласковая судьба-мачеха свои проценты получала с меня в полном объёме.
— Алексей, скажи мне, но только скажи честно и, как на духу! — ткнул я кулаком в бок своего пассажира, привлекая к себе его рассеянное внимание, — Ты как хочешь, чтобы я поступил с твоей возлюбленной бабкой? Скажу тебе честно, мне очень хочется её прибить к чертовой матери! Уж ты извини меня, Алёша, но мне совсем не нравится, когда всякие вороватые тётки по мою душу мокрушников подсылают! А те, в свою очередь, безо всякой совести и жалости бьют меня железом по голове. Я от этого начинаю дико звереть, друг мой Алексей! Говорю тебе, как есть, прощать её я не собираюсь! Так что выбирай, либо твоя Маня садится на нары, либо ложится в землю! — выдавая затянувшийся монолог, я не отводил глаз от любимца уголовной публики и престарелых женщин. Со всем прилежанием мониторя его настроение.
— Может, это не она их подослала? — с робкой надеждой в голосе, попытался заступиться за предмет своей страсти Алёша, — Сергей Егорович, поверьте, она не такая! А у вас и без неё, наверняка, других врагов немало! Ведь так? — отчаянно выпалил писатель-геронтофил, уставившись мне в глаза. Но, не выдержал моего сурового взгляда и отвёл свои зенки в сторону.
— Ты давай-ка не пизди, Алексей! Ты лучше меня знаешь, что она-то как раз именно такая! — не поддался я на примитивную иудейскую отмазку, — Эти злодеи мне сами вслух признались, что их ко мне твоя подруга направила! — не стал я таиться и играть в конспирацию. Не стал по той причине, что сейчас мне гораздо важнее было сэкономить время.
— Ты мне так и не ответил, куда будем определять твою подругу? — не отпускал я своего секретного пособника со строгого ошейника и короткого поводка. — На тюрьму или на кладбище? Решай, Алексей, как сейчас скажешь, так я и поступлю!
Пехотинец водочной мафии краснел, потел, но с ответом не торопился. На его упитанном лице блуждали всполохи жгущих его сердце переживаний. Они отчетливо выдавали горячечные юношеские мечты спирто-водочного афериста. Которому отчаянно хотелось и рыбку съесть, и анусом на кукан не попасть.
— Тогда уж пусть лучше в тюрьму? — неуверенно, то ли спросил,
