Русская война 1854. Книга пятая - Антон Дмитриевич Емельянов

Теперь они ходят ко мне каждый день, чтобы послушать продолжение истории. Засыпают вопросами, а мне это помогает держаться.

— Господин полковник, — Евгений с ногами залез на кресло. — А расскажите еще раз про звезды. Вот есть солнце, луна — это понятно. А остальные? Неужели мир может быть настолько большим? Но разве бы тогда его смог создать бог?

— Когда-то люди жили на небольших территориях вокруг Средиземного моря, и бог у них был тем же, что и у нас сегодня. Сейчас же мы открыли весь земной шар, словно из одной Москвы выросли до всей России, и несмотря на это можем перелететь от южных морей до северных быстрее, чем когда-то гонцы скакали из одной провинции Римской империи в другую. И это мы — люди. Неужели бог способен на меньшее?

— Но если звезд тысячи, — задумалась Александра, — то кто мы на фоне их всех? Крохотные песчинки, которые совершенно не имеют смысла. Зачем богу следить за нами тогда? И хватит ли даже у него на это сил?

— То, что мы осознали, что величие бога больше, чем мы думали раньше, вовсе не повод сомневаться в его силах, — я пожал плечами. — Лучше подумайте о другом. Какие чудеса мы можем встретить в других странах земного шара, а какие будут ждать нас на других планетах? Разве одно это не повод мечтать о том времени?

— Но вы пишете книгу про войну, — напомнила девочка, и Евгений, который было отвлекся от разговора, разом встрепенулся.

— Потому что все наши открытия новых стран на земле закончились именно ей, и мы должны быть готовы.

— Неправда, — покачала головой девушка. — Я же слушала все, что вы написали. Там не про ужасы. Их даже в рассказах о Севастополе, что присылают некоторые литераторы, побольше будет. Нет, вы пишете про мечту, про любовь, про бесконечную дорогу, где каждый может найти место для себя.

— Кто-то живет мирно, кто-то сражается, потому что империя всегда должна расти, — тихо ответил я. — И пока это так, пока она живет, в ней будет место для всех нас, какими бы разными мы ни были.

— Скучно, — Евгений начал капризничать. — Полковник, а расскажите лучше, чем закончилась высадка на захваченную жуками планету.

— Действительно, хватит о грустном… — я улыбнулся. — Огромный звездный корабль достигал в длину почти километра. Когда носовая его часть уже освещалась всходящим над диском планеты солнцем, на задней еще царила мгла. В космосе нет воздуха, поэтому звуки не расходятся, но, когда десятки огромных шлюзов открылись, выпуская тысячи десантных кораблей, показалось, что само пространство вздрогнуло…

Они слушали меня с открытыми ртами, и мы чуть не пропустили, когда с той стороны двери раздались шаги. К счастью, дети быстро прячутся, и их не заметили. А вот меня уже знакомый адъютант Константина оглядел с ног до головы, а потом неожиданно выдал:

— Его императорское величество ждет вас. Мне приказано привести.

Я тут же поднялся на ноги и тоже оглядел себя. А ведь если бы не дети, то был бы сейчас заросшим и всклокоченным, а так — издалека можно и за столичного офицера принять. Мы вышли из выделенных мне покоев и направились куда-то по запутанным коридорам Зимнего. По пути я не удержался.

— Я же правильно запомнил ваше имя? Николай Ростовцев? — спросил я у адъютанта, тот настороженно кивнул, и я продолжил. — Тогда, Николай, если я больше не арестант, может быть, вы расскажете мне, что же изменило мнение Константина Николаевича о моей персоне?

— Ничего, — парень отвел взгляд в сторону.

— Вы же адъютант великого князя.

— Верно, но он не отдавал приказов что-либо с вами сделать. Это личная воля его императорского величества.

Дело стало немного запутаннее, но я уже решил подождать развязки, и вот меня завели в кабинет нового царя. Взгляд тут же невольно начал искать доказательства будущего предательства интересов страны и отличия от того, что я увидел во время встречи с Николаем I. Вот только… Да, сам кабинет был больше, центральное место на стене занимал портрет жены, но вот все остальное… Потертый персидский ковер на полу, так похожий на бабушкин советский. Аж три стола, заваленные бумагами, и, главное, небольшая кушетка. Чтобы спать прямо тут, если рабочий день уж слишком затянется.

Я невольно сделал несколько шагов вперед и коснулся накинутого на нее покрывала. Мягкое, чтобы им можно было укрываться вместо одеяла, а под ним — уже заранее подготовленное чистое белье.

— Что вы себе позволяете, полковник⁈ — голос сидящего за столом царя походил на громовой рев, а стоящий в дверях Ростовцев покраснел словно девица. Но да, как-то неудобно получилось.

— Прости нас, ваше величество[2], — Ростовцев не понимал, то ли дальше тянуться во фрунт, то ли хватать меня и оттаскивать от царских вещей.

— Я тоже прошу прощения. Довелось бывать в кабинете вашего отца, и не удержался, когда понял, насколько вы похожи, — признался я.

— Каким вы помните Николая Павловича? — Александр откинулся на спинку стула и принялся буравить меня взглядом.

— Сильным, — я прикрыл глаза, вспоминая. — И верным своей стране, своему долгу. Он жил ради России, он работал не покладая рук. Он сделал очень много, и мне очень жаль, что он не увидит завершения последнего своего дела.

— Разрушенной долгами страны? — нахмурился Александр.

— Победы! И посрамленных врагов, когда они поймут, что силой оружия Россию никогда не заставить склониться перед чужой волей.

— Я читал вашу книгу про будущее. Ту, где идет вечная война, и… адъютант рассказал, как вы видите ближайшие полвека, когда нас будут одергивать и топить в крови, стоит только другим великим державам снова испугаться нашего растущего величия.

— Это просто книги.

— И тем не менее я попрошу вас, чтобы вы держали эти мысли и идеи при себе. Обществу сейчас нужно сосредоточиться не на мечтах, а на том, что действительно важно.

— Пока я был в армии, то мне было не до книг… — напомнил я.

Ростовцев после такого явного