Кровавое Благодаренье - Валерий Петрович Большаков
А случись такое в Африке? Вот где было б нам! Трабл на трабле! Полудикие негры с «калашами», змеи, гиены, мухи цеце…
Америка, конечно, место беспокойное, но разгул анархии еще не вывел цивилизацию окончательно за скобки, да и варварству тут оказывают сопротивление…
А до меня только сейчас дошло, почему именно перед Новым годом, или чуть раньше, «на ихнее Рождество», Синти перешла к «прямым действиям». Мирные обращения к нации, пропаганда и агитация резко сменились «эксами» и боестолкновениями.
Вдова Даунинга со товарищи спасали свои жизни, огрызаясь и отстреливаясь — всё верно, но был еще один момент, который я упускал в своих размышлизмах.
Картер назначил вице-презиком Клинтона, а Рита мне рассказывала, что за эмоции бушевали в Синти, стоило ей услышать, как расправились с Каддафи — и с какой иступленной, злобной радостью визжала Хиллари.
Да тут любой нормальный человек остервенится, а у Синтии хватало причин для жестокой ярости — веских, и более чем уважительных…
Обойдя покосившийся салун, я обнаружил подходящее местечко, вроде завалинки. Двухдюймовые лесины, из-под которых давно выдуло опилки, угрожающе прогнулись под моим весом, но выдержали. Ощутив спиной стену, я потихоньку расслабился, и откинул голову на податливые доски.
Отсюда мне видна дорога, а вон там, к северу, меж двух округлых холмов, растворенных в ночи, проглядывала автострада. Интерстейт-15. Ежели кому придет в голову заглянуть к нам, гостей я увижу издали…
С этой правильной мыслью я опустил веки, да и задремал. Мне даже какой-то сон завиднелся, но его перебил тоскливый вой койота.
— Чтоб ты сдох! — пожелал я лохматому будильнику, и с неохотой поднялся. Часовые не спят…
Утро того же дня
Невада, Лас-Вегас
Блудливый Вавилон ХХ века мы углядели издали — над пологими холмами, над какими-то невзрачными постройками индустриального вида, над зарослями юкки портили воздух грязно-серые и черные шлейфы дыма.
Это медленное, неторопливое восставание клубов гари к блеклым небесам поневоле напрягало, как явный знак большой беды.
Наверное, ночная темнота прикрыла бы закопченные стены высоток, но позднее утро бесстыдно выпячивало отвратное зрелище.
«Чайки», двигаясь с малой скоростью, въехали в Парадайс, пригород Лас-Вегаса, и вывернули на некогда шикарный Стрип.
Пальмовые аллеи шелестели по-прежнему, но казино, кабаре, отели были разгромлены с неистовым пристрастием вандалов и неразборчивостью краснозадых павианов. Словно орда христиан-фанатиков из Средних веков дорвалась, чтобы вволю посокрушать здешние вертепы и капища порока.
Черную пирамиду «Луксор Лас-Вегас» обезобразили, осыпав стеклянные грани, а по двум многоэтажным башням в форме зиккуратов, похоже, стреляли прямой наводкой. Да не похоже, а так и есть — вон, рядом со сфинксом, дымит подбитый «Абрамс».
— Господи! — выдохнула Аня Самохина. — Там мертвые! Много!
Я хмуро оглядел Лас-Вегас-Стрип. Десятки и десятки людей валялись прямо на улице, под пальмами или между столкнувшихся машин. Громадные «Кадиллаки» и «Линкольны» весело блестели исковерканными боками и задранными капотами. Постап.
«Мандалай-Бэй», «Экскалибур», «Тропикана»…
Везде одно и то же — погромы, погромы, погромы… И мертвые тела.
У полицейской машины, рябившей от пулевых отверстий, Умар затормозил, и кивнул за окно:
— Пригодится в хозяйстве…
Он вышел, зорко поглядывая по сторонам, и я тоже выбрался на свежий воздух — сладковатый дух мертвечины пока относило ветерком.
Меня поразила тишина. Мрачная тишина, пугающая и взводящая нервы. Лишь иногда в зданиях напротив что-то грюкало. Выпадало стекло, расколачиваясь о бетон, или шарахалась очумелая кошка.
— Постапокалипсис… — вытолкнул Юсупов.
— Молчи, — буркнул я, — мне первому такая мысль пришла.
Спецназовец улыбнулся мельком, и упруго зашагал к трехосному «Шевроле-Кодьяк», стоявшему поперек Стрипа.
Сразу было видно, кто так усердно перфорировал полицейский «Ниссан» — через борт перевесился белокожий «черногвардеец», а еще четверо его соратников полегли рядом с грузовиком.
Проходя мимо убитых, я позаимствовал пару «Узи». В кузове «Шевроле» обнаружились тугие пакеты одеял, двухведерные бутыли с водой и армейские пищевые рационы.
— Тащим? — обернулся я к Умару, но сзади стоял Рустам.
— Затариваемся, — на удивление серьезно кивнул он.
Мы забили полезным грузом багажники «Чаек», я завернул за грузовик — и услышал негромкий голос:
— Ручки вверьх!
Я резко присел, нашаривая «ЗИГ-Зауэр» под пиджаком.
— Ополченец? — громко спросил я, замечая, что шумок позади стих.
— А тебе какое дельце? — строго спросил голос, пришепетывая.
— Hикакого! Я ищу Синти Даунинг. Мы русские и…
— Русские⁈ — изумился пришепетывающий. — А ну, скажи чего-нибудь по-своему!
— Da poshelti v zadnitsu! — изысканно выразился я, и за купой пальм гулко захохотали.
— Надо же! Первый раз слышу русского! Но не вижу. Да выходь! Меня твои уже на прицеле держат…
— Всё под контролем! — донесся голос Умара.
— Надо же! И впрямь, русские!
Из-за кольчатых стволов пальм вышли двое — медлительный парубок с черной М16 на плече, обряженный в широченные штаны да большеватую куртку, явно с чужого плеча, а за ним — приземистый, кряжистый дед с кудлатой рыжей бородищей.
Правой рукой он почесывал блестящую плешь в венчике спутанных прядей все того же огненного цвета, а в левой сжимал самый настоящий обрез. Дуло смотрело вниз, но на вскидку хватит доли секунды.
— Зачем тебе Синти, русский? — вопросил рыжий, щуря колючие голубые глазки.
— Поговорить.
— Ишь ты…
Той же правой дедуля выудил увесистый радиофон «Моторола» и, вытянув губы, наклацал номер.
— Тут что, связь есть? — вздернул я брови.
— А то… — буркнул рыжий. — У хороших людей всё есть… Алё! Доби? Слышь, тут какие-то русские нарисовались… Где-где… В Парадайсе! Сам же послал…
— Скажите Синти, что здесь Миха! — повысил я голос, и обрез мигом уставился на меня темным убийственным зрачком.
— Ага… Говорит, что он… этот… Мика! Да,
