Кровавое Благодаренье - Валерий Петрович Большаков
— Как полезут, так и слезут, Тахмасиб Гасанович, — прищурился Гирин. — Лично я никак в толк не возьму, зачем они вообще эту блокаду устроили? Как там, по «Маяку», ехидничали: «Задернули „железный занавес“!» Режим «никого не впускать, никого не выпускать»! А смысл?
— Вот-вот… — проворчал Мехти, стряхивая пепел. — Мы их не понимаем, они — нас… Если по логике думать, то Картер, скорее всего, отрезает бунтовщиков от внешней помощи. И, одновременно, не позволяет им уйти «по-английски». И тут главный вопрос даже не о помощи со стороны, а о целеполагании. Кого именно Джимми считает мятежниками? Ополчение Даунинг или «Черную гвардию»? С кем он, собственно, собирается биться? Кому противостоять?
— А вам не кажется, что Картер в панике? Что у него истерика? Да и… Разве там президент что-то решает? Им правит элита!
— А элитой правит «глубинное государство», — подхватил контр-адмирал, и задумался. — Хаос не терпит порядка, и управлять им практически невозможно. Хорошо еще, если Пентагон крепко держит поводья! А если отпустит?
— Тогда пипец, — хладнокровно обронил Иван. — Но… Нет, Тахмасиб Гасанович, хаос не наступает за день. Чтобы стихия смела цивилизацию в огромной стране, нужен хотя бы год. Вспомните семнадцатый! Да и та же Даунинг не допустит развала, а за ней идут миллионы! Хотя… Не знаю.
— Вот-вот…
— Тащ командир! — донеслось из рубки. — Докладывают! Слышат шумы винтов ПЛ! Классифицируют — атомная! Акустик явно слышал шум реактора!
Мехти резво метнулся на голос, следом шагнул Гирин.
— Ак-кустическая обстановка… — вытолкнул вахтенный.
— Акустики! — гаркнул контр-адмирал.
Оператор ГАК «Звезда» затараторил:
— Пеленгую цели! Дальность двадцать пять миль. Дистанция быстро сокращается. Предполагаю торпеды!
Взвыла боевая тревога.
— Внимание! Отражение торпедной атаки! — Гирин оттолкнул вахтенного. — БИЦ — целеуказание на носовые РБУ! Залп по готовности!
— Внимание по кораблю! — рявкнул в микрофон Мехти. — Атака! Доклад акустиков!
— Контакт с подлодкой! — срываясь на крик, доложил «куст». — Предполагаю класс «Лос-Анджелес»!
— С носовых углов! Эхо четкое! Предполагаю шумы двух торпед! Пеленг 80. Дистанция двенадцать кабельтовых!
— На руле — маневр уклонения, право на борт!
Залпово отработали носовые РБУ, засвистев, заревев реактивными факелами. Хищные химеры — помесь ракет с глубинными бомбами — накрыли площадь по указке «Звезды».
Первыми рванули снаряды-отводители — океан вспух пенными выбросами. Есть! Одна из торпед ушла на дно.
Бомбометы отстреляли вторую порцию, и череда подрывов на глубине сделали свое «мокрое» дело — вторая торпеда детонировала.
— БЧ-3! Атака!
С правого борта отворился лацпорт комплекса «Водопад» — шипя рассерженными кошками, в волны плюхнулись ракето-торпеды, и тут же с ревом стартовали, распуская гарь выхлопов.
Унеслись ракеты… «Спрыгнули» на парашютах торпеды…
— Малый ход! Акустикам внимание!
Гирин замер, напряженно ожидая доклада. Рыщут торпеды, рыщут… Кружат акулами на циркуляции…
— Есть поражение! Слышу характерные звуки лопающейся стали… Бурно травит воздух из отсеков…
— Так им и надо, — невозмутимо пробубнил Кузьмич.
Тот же день, позже
Вашингтон, Капитолий
Джон Маккейн всегда считал себя везунчиком, вплоть до вьетнамского плена. Его сбили над Ханоем, и выловили в центре города из озера, чтобы пять лет измываться над гражданином США…
Он теперь не способен руки вытянуть вверх из-за переломов!
Когда русский военспец навестил его в тюрьме «Хоало», то в ответ на яростные проклятья холодно сказал на хорошем, даже изысканном английском: «А чего ты хотел, драный америкашка? Тебя сюда никто не звал! Что, не сработали ваши „три без“? Не вышло безнаказанно бомбить безоружных с безопасной высоты? Ну, так сиди и не вякай! И не мешай местным козлодерам путать тебя с рогатенькими…»
Или это врожденная строптивость помешала вырваться из застенков? Ведь мог же, мог освободиться чуть ли не сразу! Так нет же… «Пусть сначала выйдут те, кто сел раньше!»
Гордо так сказал, благородно… Обрекая себя на годы унижений и мук!
Чуть больше двадцати лет минуло с тех давних и стыдных пор, но тяжкая, жгучая ненависть к поганым «комми» не покидала Джона, засев в нем, как ком не остывающего свинца.
И вроде всё хорошо заладилось на родной земле — тут его и славили, как героя, и орденов с медалями навешали, но стоило вспомнить Ханой — и корчишься в душе… Зато вернулось утерянное везение.
Маккейн легко избрался конгрессменом, а затем и в Сенат пролез, заняв место Барри Голдуотера, такого же ярого антикоммуниста. Но давние обиды требовали большего удовлетворения. Сволочная мотивация…
Как будто пост президента что-то изменит. Хотя… Можно же отыграться на обидчиках, когда твоя работа — Realpolitik!
Джон хмуро спустился на цокольный этаж Капитолия, где ютилась сенатская столовая. Не бог весь что, но гвалт, создаваемый туристами, гарантировал приватность — такой вот парадокс публичной жизни.
Болтон уже ждал его, заняв столик за квадратной колонной, и неторопливо смаковал кофе, поданное в огромной чашке.
— И куда в тебя столько влезает? — забурчал Маккейн, подсаживаясь.
Дипломат самодовольно улыбнулся, поведя усами.
— Тренировка, Джон! Ну, что скажешь?
Сенатор раздраженно заерзал.
— С людьми повстречался, поговорил. Даже демократы вроде бы не против, чтобы я занял место спикера… — он сердито засопел. — Но это ничего не даст! Знаешь, как я хотел? Джимми назначил на место Даунинга… этого…
— Билла Клинтона, — кивнул визави, поправляя круглые очки.
— Его, его… Ну, думаю, хорошее дело — преемственность! Задачка-то простенькая, и решается в два действия. Сначала надо прибавить себе пост спикера Сената, а затем вычесть
