Честное пионерское! Часть 4 (СИ) - Андрей Анатольевич Федин
«Неплохо советские школьники празднуют дни рождения», — думал я вечером, шагая по освещённой фонарями улице домой. В очередной раз в этой новой жизни возвращался с праздника (трезвый и не очень уставший)… чтобы уснуть в своей кровати в одиночестве. Подозревал, что подобные последствия у моих «гулянок» будут ещё года три-четыре, если не больше. Сегодня даже глоток вина у Каховского не выпросил (гадский «дядя Юра» в ответ на мою просьбу сунул мне под нос свой пропахший табачным дымом кулак). А вот участившиеся Зоины поцелуи (пока только в щёку) настораживали. Потому что они могли перерасти в нечто более «серьёзное» (когда у девочек наступало половое созревание?). Как бы я не выглядел со стороны, но идея целоваться со школьницей не казалась мне… здравой. Я успокаивал себя лишь тем, что со временем привыкну к своему новому статусу. Да и ожидавшая меня в недалёком будущем «гормональная буря» могла изменить мои взгляды.
* * *
В четверг Зоины рюкзак и плеер стали предметом зависти для учеников четвёртого «А» класса. Да и сама непривычно серьёзная (на год повзрослевшая) председатель Совета отряда класса на переменах находилась в центре внимания одноклассников. Она ни на секунду не оставалась в одиночестве. Помимо меня и Зотовой рядом с ней постоянно вертелись ещё несколько человек — и в классе, и в школьном коридоре. Школьников сегодня будто магнитом притягивало к Зое. Дети не выпускали из виду полученные Каховской на день рождения вещи (желали взглянуть на них «поближе»). Но девочка не жаловалась на назойливость одноклассников — лишь устало вздыхала и в очередной раз отвечала на однотипные вопросы.
Акценты интереса к Зоиным подаркам разделились «по половому признаку». Мальчишки заваливали Зою просьбами «дать послушать» музыку. Спрашивали: «Какие кассеты есть? Музыка играет в два уха или в одно? Можно сделать тише или громче? Сколько такая „штука“ стоит? Где достала? Не боишься оглохнуть?» Парни наперебой заявляли, что им скоро тоже «такие» купят («и даже лучше!»): родители подарят на день рождения или на… следующий Новый год. Прислушивались, пытались определить, какую песню слушала Зоя или Света, получавшая иногда от подруги возможность прослушать новинки современной эстрады (я от подобной чести отказывался: наслушался этих песен, пока жил у тётки).
Девочки (во главе со Светой Зотовой) плеером и музыкой интересовались вяло. Но тоже вертелись поблизости от Каховской: прожигали взглядами надпись «Christian Dior» на Зоином рюкзаке. Громким шёпотом обсуждали, «настоящая» ли у Зои сумка. Прикидывали, сколько «такой» рюкзак стоил в комиссионке. Выспрашивали у Каховской, может ли она «достать» ещё один. Председатель Совета отряда лишь поводила плечом. Вместо неё отвечала Света Зотова: почти слово в слово пересказывала мой вчерашний монолог. Я мысленно похвалил превосходную память Светланы. Сдерживал улыбку и слушал выражения: «абсолютный эксклюзив», «ведущие дизайнеры», «законодатели мировой моды» и «не имеет мировых аналогов».
* * *
После уроков я не пошёл в квартиру Солнцевых (даже в мыслях уже не называл её ни «своей», ни «папиной — не иначе как 'квартирой Солнцевых»). Потому что сегодня утром к генерал-майору Лукину нагрянуло всё его семейство: дочь с мужем и детьми, приехал и Серёжа с сыновьями. Фрол Прокопьевич позвонил мне вчера поздно вечером (когда я уже задремал), напомнил пенсионер о себе (и о моём обещании) и сегодня утром. Я заверил его, что «наш договор в силе». Пообещал, что «загляну» в гости к Фролу Прокопьевичу «после школы». И непременно поздороваюсь со съехавшейся к нему роднёй: каждому потомку Лукина «персонально» пожму руку. Проговаривал обещание и мысленно скрещивал пальцы: очень ух не хотел перед самым Новым годом «снова умирать».
Жилище генерал-майора сегодня впервые показалось мне тесным и шумным. Ещё в подъезде я услышал громкий монолог хозяина квартиры (о разновидностях опунций), детские голоса, топот ног и звуки музыки. Около двери я успокоил дыхание, но не угомонил панически трепыхавшееся в груди сердце (категорическое нежелание падать на пол от очередного «приступа» вынудило меня нервничать). Я расстегнул пальто, поправил узел пионерского галстука. Уставился на стекляшку глазка — дослушал рассказ Лукина о мелковолосистой опунции (покрытой «тончайшими» колючками, напоминавшими «шерстинки»). Фрол Прокопьевич сделал паузу в монологе — я нажал на кнопку звонка. Несколько секунд из квартиры доносилась лишь музыка. Потом скрипнули дверные петли.
— А вот и Мишаня пришёл! — воскликнул укутанный в «парадный» халат генерал-майор.
Фрол Прокопьевич схватил меня за руку (будто испугался, что сбегу), дохнул мне в лицо запашком мятных капель, втянул в квартиру. Где я тут же попал под прицел шести пар детских глаз — те рассматривали меня в упор, без смущения, но с любопытством (будто диковинного зверя). Поинтересовались «кто пришёл» и взрослые. Я увидел бледное лицо Серёжи и незнакомого мужчину (лет двадцати) — очень походившего на молодого Фрола Прокопьевича Лукина (каким я его видел на висевших в гостиной фотографиях). Серёжа меня узнал — громко поприветствовал (обозвал «юным тимуровцем»). Он-то и стал первым Лукиным, которому я сегодня пожал руку (и не свалился без чувств). Серёжа похлопал меня по плечу — я заметил, как разгладились невиданные мной раньше морщинки на лице Фрола Прокопьевича.
Я подумал, что если родственники генерал-майора и будут обо мне потом вспоминать, то не иначе как о «том мальчике с потными ладошками». Потому что моя рука при рукопожатиях сегодня неизменно становилась влажной и холодной (сколько бы я не вытирал её о брюки школьной формы). Я бесстрашно протягивал её очередному отпрыску Фрола Прокопьевича (невольно задерживал при этом дыхание). И тут же улыбался, сообразив: «припадок» не случился. Моё упрямое желание пожать всем руки показалось гостям Лукина странным (особенно женщинам и девочкам). Они прятали усмешки, посматривали на генерал-майора и будто мысленно спрашивали: «Он всегда такой?» Но они не обидели меня отказом: все (и дети, и женщины) хотя бы однажды прикоснуться к руке «странного мальчика» (к моей).
Последним мне пожала руку невысокая полноватая дама — дочь Фрола Прокопьевича. Она тут же засыпала меня вопросами о своём отце (будто приняла меня за его лечащего врача). Спрашивала, вовремя ли тот принимает лекарства, ходит ли на прогулки, хорошо ли спит. Шпаргалку ответов на подобные вопросы мы с Лукиным не составили (а я плохо представлял, что именно Лукин наговорил обо мне дочери). Поэтому я изобразил смущение и растерянность (в образе «странного» десятилетнего мальчика были и преимущества) — покосился на хозяина квартиры. Генерал-майор по-родственному обнял меня за плечи и громогласно заявил я «великолепный тимуровец». Пообещал, что непременно поблагодарит руководство моей школы за «шефскую помощь». Подмигнул мне и объявил о том, что «пора обедать».
У Лукина я побыл меньше часа. Пообедал. Пообщался с мальчишками примерно моего (нынешнего) возраста. Увеличил свои познания в сфере домашнего растениеводства. Получил от сына Лукина подарок на новый год (небольшой бумажный пакет — сразу в него не заглянул: постеснялся). Фрол Прокопьевич подтвердил, что я своё обещание выполнил (подмигнул мне, кивнул головой). Поэтому я выбрался из-за стола и объявил, что «мне пора». Сказал, что на завтра мне задали много уроков (Зоя действительно жаловалась, что придётся решать к завтрашнему дню «аж три» задачи по математике: ей такое количество заданий показалось «огромным»). Прихватил новогодний подарок и побрёл в прихожую. Фрол Прокопьевич проводил меня до двери. Помог мне застегнуть пальто, поправил мою шапку, прикрыл мне горло шарфом.
— Спасибо, Мишаня, — сказал он. — Теперь со спокойной душой встречу Новый год. С наступающим праздником тебя!
— И вас тоже с наступающим, — пробормотал я.
* * *
К Солнцевым я сразу не пошёл — заглянул домой. Переоделся, взял сумку с кимоно: решил, что от Паши сразу же пойду во Дворец спорта на тренировку. И заглянул в полученный от Серёжи пакет. Ухмыльнулся, высыпал его содержимое на кровать. Поначалу удивился тому, зачем сын Лукина
