Бастард Ивана Грозного 1 - Михаил Васильевич Шелест
Одновременно с мыслями о секрете Санька «открыл карту» и вдруг почувствовал, что знает секрет Адашева. Вернее, секрет короны. Это был именно «секрет короны».
— Мне кажется, я знаю, о чём ты мне не захотел сказать, — кинул он в спину Адашева. Спина остановилась. Адашев развернулся.
— О чём ты? — Не понял воевода.
— О том, почему государя не венчают на царство?
Адашев подошёл ближе.
— Ты о чём? — Повторил он.
— Регалии исчезли… — Тихо сказал Ракшай. — Их не могут найти. Регалии… Одежды и венцы византийских царей.
— Ты откуда знаешь? — С ужасом спросил Адашев, даже дёрнувшись прикрыть рот собеседнику. Однако, увидев, что сопровождающая свита сильно отстала и их слышать не может, с придыханиеv и почти шёпотом спросил:
— Как ты узнал?
— Я не узнал. Я видел.
— Что ты увидел? Как? — Едва не дрожа то ли от страха, то ли от нетерпения, и подойдя совсем близко, спросил Алексей Фёдорович.
— Бывают у меня видения… Вот сейчас смотрел на тебя и думал, «что ты хотел сказать и не сказал?» и оно как-то само мне пришло.
— Что пришло, говори.
Адашев взял мальчишку за плечи и Санька почувствовал, как у него дрожат руки.
— Ты, не нервничай так, Алексей Фёдорович, — тихо и нарочито размеренно сказал Санька, чуть отстраняясь. Ему отчего-то вдруг стало неприятно стоять слишком близко к Адашеву. И неприятно не в смысле близкого визуального контакта, а от возникновения непонятного «белого» шума в голове.
— Я понял, что регалии сии тобой… вами… потеряны и находятся у… Нет не «у», а «в»… В доме Щуйских в Москве.
— Нет дома у Шуйских в Москве. И самих Шуйских тоже. Как Андрюшку убили, так и съехал дом Шуйских в Белоозеро. Упросил Фёдор Семёнович помиловать малолетнего отпрыска Ивана Андреевича и иных детей боярских рода Шуйских.
— Кто такой, Фёдор Семёнович?
— Воронцов. Советник государев. За которого и пострадали Шуйские.
— Но ведь жили они до того где-то в Москве?
— Жили. Во дворе Старицких. Где сейчас Воронцов и обитает.
— Уже не обитает. Казнили его, — сказал Санька. Как только он отстранился от «белого шума», ему снова пришло «знание».
— Как, так, «казнили»? За что?
— Причину не знаю. Просто вижу, жив человек, или нет.
У Саньки, в результате его еженощных камланий, расширился «радар» распознавания объектов «свой-чужой».
— Не могёт такое быть! Фёдор должон был сопровождать государя в Москву. Мы же вместе крымчаков встречать ходили. Ждали их на Оке, но, небось, упредили хана соглядатаи… Я на Тавриду пошёл, они обратно в Москву.
Санька пожал плечами, Адашев же резко развернулся, увидев заинтересованные лица приближающихся, и зашагал к реке.
Алексей Фёдорович усиленно думал. Не доверять этому «малышу» у него оснований не было. Мальчишка неоднократно доказывал, что обладает мистическими способностями. И если бы он был крещён, можно было бы его приблизить ко двору. А то и к государю.
Сам Алексей Фёдорович был тайным представителем сразу от двух «домов»: Глинских и Шуйских. Его присмотрела ещё Елена Глинская, и, вполне возможно, что царь Иван был его сыном. Вполне… По словам Елены, так и было. От того Алексей Фёдорович был допущен к Ивану с малолетства. Однако Адашева по этому поводу всегда терзали смутные сомнения.
В утехах с женой царя он старался не ради собственного удовольствия, а наоборот. И не помнил случая, когда бы потерял над собой контроль. Да и Елена не позволяла расслабиться. Не походил Адашев лицом на царя Василия, а вот Иван Оболенский, на царя походил, так как тоже был из рода Рюриковичей.
Как знал Адашев, связь Оболенского с Еленой была одобрена и Шуйскими, и Глинскими, потому, что царь Василий Третий детей делать не умел, хоть и старался. И если с Адашевым у царицы постельные забавы были «шутошными», то с Оболенским у неё было более, чем серьёзно. От Василия Ивановича, однако, утаить связь жены с Оболенским не удалось, и последний после рождения наследника был сослан сначала в Каширу, а затем в Коломну. Ради приличия, с повышением в должностях. А Адашева сделали «громоотводом».
Окончательно убедился Алексей Фёдорович в своих предположениях после скоропостижной смерти Василия Третьего, увидев, что Оболенский пошёл за гробом царя сразу после Елены Глинской.
Тогда Адашев мысленно перекрестился и вздохнул с облегчением, понимая, чем может обернуться такая близость к матери наследника престола. Через пять лет, в одна тысяча пятьсот тридцать восьмом году, сразу после смерти Елены Глинской, Оболенского бросают в темницу, где он и умирает от голода. Елена умерла пятого апреля, Оболенский арестован девятого. Сгинула и его сестра — кормилица и нянька Ивана, будущего царя самодержца, посвящённая в тайну рождения государя.
Место у трона занял Фёдор Семёнович Воронцов, ставленник родственников Елены, а Адашева отодвинули на вторые роли, и вот теперь… Но и это оказалось благостным для Адашева. Воронцова, который стал прибирать власть при малолетнем царе, Шуйские едва не убили в присутствии Ивана, за что потом и поплатились своими жизнями и жестокой опалой.
Теперь же место по правую руку царя осталось свободным, а он бог знает где…
* * *
Санька с удивлением наблюдал за расширением своих способностей. После стычки с ляхами он понял, что значительно сдал физически, по сравнению ещё с весной. Тело значительно выросло, а мышечная масса, как он вышел из леса, нет. И поэтому его едва не убили.
Он начал тренироваться ежедневно на каждой стоянке, что сказалось на его силе и выносливости, и медитировать, что сказалось на расширении его сверхспособностей.
Как он понял экспериментально, ему не нужны шаманские камлания. Мысленная концентрация на внутренних вибрациях приводила организм в то, или иное состояние. Санька никогда не занимался йогой, или буддийскими практиками, но читал про них в популярных средствах массовой информации. Он знал про «чакры» и потоки энергий.
Его не замутнённое сознание ребёнка и не отягощённая негативной энергией оболочка, позволили заглянуть не только в себя, но и дальше вглубь. И это оказалось ещё более интересно. Он понял, что именно там, а не вне, существует весь «окружающий» его мир. Ну, не сам мир, конечно, а его энергетическая сущность.
Как это получается, он не понимал. Казалось, что должно было быть наоборот. Это он находился в окружающем мире, и поэтому его сущность должна была находиться внутри мировой сущности. Но было иначе. Вся энергия мира существовала
