Мекленбургский дьявол - Иван Валерьевич Оченков
— Так тебя с прочими полоняниками сюда доставили?
— Ага.
— Тебя хоть кличут как, рыбарь?
— Васькой, — расплылся в щербатой улыбке бесхитростно и открыто глядя на Панина голубыми глазами парень.
— Вот что, пошли со мной, хоть накормлю. Побудешь с моими головорезами, а потом мы тебя на Русь отправим ближайшим кораблем.
— Спасибо, господине мой добрый! Век Бога буду молить о твоем здравии. — Всхлипнул не привыкший к такому обращению Васька и, позабыв про удочку, кинулся в ноги полковнику, пытаясь поцеловать руку.
— Ну, будя! — с деланной строгостью перервал поток благодарностей Федор.
Как ни странно, улыбчивый парубок пришелся по нраву давно огрубевшим душой панинским охотникам. Его не только накормили, но и приодели в захваченную у турок одежонку, а Ванька Кистень и вовсе расщедрившись, сунул недавнему полонянику кривой кинжал, взятый им недавно с убитого янычара.
— Вот, дарю. Мужику без ножа быть негоже. Ни себя оборонить, ни кусок хлеба добыть. — Умудренный воровским опытом пояснил Кистень побратимам свою щедрость, — наш ведь человек, русской крови.
Васька без конца всех благодарил, а спустя время, приглядевшись и сделав видно какие-то выводы, подошел к Панину и спросил:
— Ваша милость, господин полковник, а где ваш слуга? Я его не заметил нигде.
— Нету у меня ни денщиков, ни холопов. Прежних убили, а новыми так и не обзавелся. А чего спрашиваешь?
— Дык, как это целый полковник и царев стольник и без слуги. Возьмите меня, я ловкий, грамоте обучен, и в прежние времена у важного пана служил.
— И что с ним сталось? Вернись к нему и дальше служи.
— Побили его татары, а меня увели в Крым. Некуда мне возвращаться. — Повесил голову парень.
— А что умеешь?
— Все, что потребуется. Сготовить обед, за столом услужить, почистить одежу, доспех и оружие, постирать, из самопала бить обучен. Татарский немного разуметь научился. — Охотно принялся перечислять многочисленные достоинства Васька.
— Ну, уговорил, черт языкастый. Оставайся.
— А сколько мне жалования положит ваша милость?
Панин рассмеялся.
— Ишь каков! Пока кормить и одежей тебя обеспечивать стану, а коли докажешь, что стоишь того, то и плату назначу.
— И на том спасибо, ваша милость, — не унывая ответил Васька. — Большая честь полковничьим денщиком быть!
— Вот и славно.
Сегодня во время штурма Васька полез одним из первых вслед за господином. Драться ему и не пришлось, зато хозяйский саадак таскал исправно и пистоли перезаряжал. Одним словом, нужный человек!
Корчма и впрямь оказалась вполне приличной. Пол хоть и земляной, но чисто выметенный, а по краям дощатые помосты, застеленные коврами, и с подушками для постояльцев. Перепуганный хозяин вместе со слугами, не зная как угодить грозным гостям, притащили всего самого лучшего, что только смогли найти в своих кладовых, от местных сладостей, до самого лучшего вина.
— Весьма недурно! — первым оценил напиток Попел. — Прозит!
— А я до этого похода думал, мусульмане хмельного вовсе не пьют, — покачал головой Федор, поднимая пиалу до краев наполненную янтарной жидкостью.
— Под крышей аллах не видит, — уголками губ усмехнулась неразлучная с ними в последнее время Нахат.
— Интересно, а этот, как его, прости господи, кофий здесь варят? — заинтересовался стольник.
— Вам нравится кофе? — удивилась девушка.
— Да не то чтобы, — поморщился Панин. — Просто интересно, как его анафему, кушать правильно. А то государь недавно поднес, а я оконфузился.
Девушка, ни слова не говоря, поднялась с лавки и упорхнула к духанщику, что-то ему быстро объяснила и с важным видом вернулась к столу.
— Сейчас все будет, Феодор Симеонович. — Как всегда нараспев произнесла она имя-отчество Панина и все замолчали, ожидая нового представления.
Скоро к ним вышел мальчик-слуга, и вы нес жаровню с песком, от которой так и веяло жаром. За ней последовала медная посудинка с длинной ручкой в которую он насыпал мелко размолотого порошка бурого цвета и добавил воды, после чего установил на песок.
— На огонь нельзя что ли? — удивился Федя.
— Нет, — улыбнулась Нахат. — Тогда будет быстро нагреваться и кофе не успеет отдать напитку весь свой вкус.
— Пахнет приятно, — заметил Попел, шумно вдохнув в себя поплывший по корчме аромат.
Скоро все было готово, и девушка, отобрав джезву у прислуги, сама разлила горячее содержимое по маленьким чашечкам.
— Принеси воды! — приказала она мальчишке, и тот тут же исчез, чтобы через минуту вернуться с большим кувшином, наполненным чистейшей колодезной водой.
— Это еще зачем? — удивились Федор с Вацлавом.
— Чтобы оттенить вкус благородного напитка, — пояснила черкешенка, но попробовав воду, сморщила хорошенький носик. — Правда, для этого лучше подошла бы вода их горного ручья, с моей родины. В Крыму такой нет!
Федор в ответ только покачал головой, вода, мол, и есть вода, но спорить не стал и отхлебнул из поданного ему кубка. Затем поднял чашечку с кофе и, наученный прежним горьким опытом, осторожно отхлебнул из нее.
— Горько, — едва не сплюнул Федор, но все же сумел удержаться.
— Надо заедать сладостями, — наставительно заметила Нахат, показывая на блюдо с рахат-лукумом и каким-то непонятным печевом.
Панин недолго думая последовал ее совету и, набрав целую горсть лакомств, недолго думая, отправил его в рот.
— А так вроде и ничего, — сообщил он прожевав. — Только уж больно крошится.
— Это хурабие[16], - немного нараспев произнесла девушка.
— Да уж вижу, что не пряники.
Следующим настал черед Попела. Получив свою порцию, чех тоже отхлебнул воды из кубка, отметив про себя, что она и впрямь немного солоновата, а затем маленькими глотками стал смаковать диковинный напиток. Вкус был крайне непривычным, но вместе с тем приятным и необычайно бодрящим, а нежнейшее печенье буквально рассыпалось во рту, добавляя приятных ощущений.
— Эх, Нахат, кабы ты так щи варить умела, — заметил Панин, — цены бы тебе не было!
— Я вам не кухонная рабыня! — сверкнула глазами черкешенка.
— Вот и жаль, а то я бы похлебал. Ну что поесть нам
