Роберт Хайнлайн - Дверь в лето

Чак оценил прототип «Работяги».

– Это по-настоящему здорово, Дэн. Горжусь тобой, парень. Как насчет автографа?

– Взгляни еще вот на это, – я подсунул ему патент на чертежную машину.

– Это, пожалуй, даже получше первой, Дэн. Ты сам-то понимаешь, что сделал? Пожалуй, побольше, чем Эдисон в свое время. До тебя это доходит, парень?

– Брось, Чак, я серьезно, – я хлопнул по пачке патентов. – Дело в том, что я изобрел только одну машину. Во втором случае я ни при чем. Я не делал ничего такого… если только не перепутал все, что было до анабиоза. Может быть, у меня амнезия.

– Ты уже говорил об этом двадцать минут назад. Но ты не похож на человека, у которого в мозгах произошло замыкание. Ты безумен не более, чем это нужно для инженера.

Я треснул по столу так, что кружка подпрыгнула.

– Но мне нужно знать!

– Остынь! Что ты собираешься предпринять?

– А? – я помешкал. – Собираюсь обратиться к психоаналитику, пусть выкопает это из меня.

Он вздохнул.

– Я так и думал. Слушай, Дэн, предположим, ты заплатишь этому слесарю-мозговеду, и он объявит, что все в порядке, что память твоя – в прекрасном состоянии, и все реле у тебя в голове замкнуты. Что тогда?

– Но это невозможно.

– То же самое говорили Колумбу. Тебе даже не пришло в голову наиболее вероятное объяснение.

Не дожидаясь ответа, он позвал официанта и попросил принести телефонную книгу.

– В чем дело? – спросил я. – Собираешься вызвать мне карету скорой помощи?

– Нет пока.

Он полистал толстенную книгу, потом сказал:

– Смотри сюда, Дэн.

Я посмотрел. На развороте столбцами выстроились Дэвисы. А на том месте, куда он указал, расположилась дюжина Д.Б.Дэвисов – от Дабни до Дункана.

Там было три Дэниеля Б.Дэвиса. Одним из них был я.

– Это из неполных семи миллионов человек, – заметил он. – А что ты скажешь насчет двухсот пятидесяти миллионов?

– Это ничего не доказывает, – попытался возразить я.

– Не доказывает, – согласился он. – Должно быть чудовищно редкое совпадение, чтобы два инженера, одинаково талантливые, работали в одной отрасли в одно время, и чтобы у них были одинаковые инициалы и фамилии. Можно даже высчитать эту вероятность. Но все, и в первую очередь те, которым помнить это положено по должности, вроде тебя, забывают, что любое маловероятное событие рано или поздно случается. Этот вывод нравится мне гораздо больше, чем версия, будто мой собутыльник спятил и почем зря молотит кулачищами куда попало. Хорошего собутыльника не сразу найдешь.

– И что, по-твоему, я должен делать?

– Во-первых, не тратить время и деньги на психиатра, пока не отработаешь «во-вторых». А «во-вторых» состоит в том, чтобы узнать полное имя этого Д.Б.Дэвиса. Это нетрудно. Скорее всего, ты обнаружишь Декстера. Или даже Дороти. Или это окажется Дэниел, но не падай при этом в обморок, ибо среднее имя может быть, к примеру, «Берзвоски». Для удобства, чтобы не спутали с тобой. А, в-третьих, и, по сути дела, во-первых, ты должен наплевать на все это и заказать еще пива.

Что я и сделал. Потом мы говорили, что называется обо всем, а особенно – о женщинах. У Чака была теория, будто бы женщины сродни механизмам – и те, и другие одинаково не владеют логикой. Свои тезисы он подтвердил графиками, рисуя их прямо на столе. Я слушал его, слушал, а потом вдруг выдал:

– Если бы это было настоящее путешествие во времени, я бы знал, что делать.

– Что? О чем ты?

– Да все о том же. Слушай, Чак, я прибыл сюда – я хочу сказать в «сейчас» – довольно допотопным способом. Вся штука в том, что назад пути нет. Все мои беды случились тридцать лет назад. Чтобы докопаться до истины, мне следовало бы вернуться туда… если бы способ путешествовать во времени существовал на самом деле.

Он посмотрел на меня.

– Он существует.

– Что?

Чак мгновенно протрезвел.

– Я не должен был говорить этого.

– Может быть, – кивнул я, – но ты уже сказал. А теперь – выкладывай все как есть, пока я не опорожнил кружку тебе на голову.

– Забудь это, Дэн. Я сболтнул лишнего.

– Говори!

– Я не имею права, – он быстро огляделся. Рядом никого не было. – Это засекречено.

– Путешествие во времени засекречено? Но почему, боже мой?

– Ты что, парень, не был на государственной службе? Да они и секс засекретят, если смогут. И безо всякой причины. Просто они так привыкли. Засекречено – и все тут. Уволь.

– Чак, брось хамить. Это важно для меня. Ужасно важно.

Он молча глядел в стол.

– Мне ты можешь рассказать. У меня неограниченный допуск. И его никто не отменял, хотя я давно уже не состою на государственной службе…

– Что такое «неограниченный допуск»?

Я объяснил – он покивал.

– Ты имеешь в виду статус «Альфа». Ты молодец, парень, я дополз только до «Беты».

– Тогда почему ты не можешь мне рассказать?

– Хм… Сам знаешь. Несмотря на твой высокий статус, у тебя нет тематического допуска.

– Какого еще допуска, к черту?

– Тематического. Того, что был у меня.

Он не собирался раскалываться, и я заявил:

– Не думаю, чтобы это было так важно. По-моему, ты просто трусишь.

Пару минут он пялился на меня.

– Дэнни… – выдавил он наконец.

– Что?

– Я расскажу тебе все. Только помни, парень, о своем статусе «Альфа». Я расскажу тебе об этом потому, что это никому не повредит. Правда, и тебе не поможет. Да, это самое настоящее путешествие во времени, но толку от этого никакого. Ты не сможешь им воспользоваться.

– Почему?

– Ты дашь мне сказать? Никто не знает, как это происходит – даже теоретически это невозможно. Это не представляет даже научной ценности. Перемещение во времени – просто побочный продукт исследования нуль-гравитации. Потому оно и засекречено.

– Черт возьми, но ведь нуль-гравитацию рассекретили!

– Ну и что из этого? Если бы перемещению во времени нашлось коммерческое применение, его бы тоже рассекретили. А теперь – заткнись.

Не то, чтобы я его послушался. Однако, перескажу все без моих реплик.

Когда Чак учился на последнем курсе Колорадского Университета, он подрабатывал на должности лаборанта. Сначала он работал в лаборатории, занимавшейся низкими температурами, но потом Университет занялся разработкой выводов Эдинбургской теории поля и выстроил в горах большую физическую лабораторию. Шефом Чака был профессор Твишелл, доктор Хьюберт Твишелл. Он упустил Нобелевскую премию и поэтому остервенел.

– Твиш решил посмотреть, что будет, если попробовать поляризовать гравитационное поле. Ничего особенного не случилось. Насмотревшись вдоволь, он отошел к компьютеру обработать результаты опыта. Компьютер выдал такое, от чего у Твиша вылезли глаза на лоб. Мне он, естественно, ничего не показывал. Потом он положил в камеру два серебряных доллара, – тогда они были еще в ходу – и велел мне пометить их. Затем нажал кнопку, и доллары исчезли.

– Конечно, это было свинство с его стороны, – продолжал Чак, – выкидывать подобные фокусы на глазах у парнишки, которому деньги доставались с таким трудом. Но он казался довольным, я, впрочем, тоже – ведь мне платили повременно.

Спустя неделю одно из колесиков прикатилось назад. Только одно. Но еще раньше случилось вот что. Шеф ушел домой, а я прибирался в лаборатории и вдруг обнаружил в испытательной камере морскую свинку. Ни у нас в лаборатории, ни поблизости никакой живности не водилось. Я взял ее и понес к биологам. Они пересчитали свой зверинец, но дефицита не обнаружили. Я взял зверушку домой, и вскоре мы очень подружились.

После того, как доллар вернулся к Твишеллу, он начал работать так, что забывал бриться. Однажды он затребовал у биологов двух морских свинок. Одна из них показалась мне ужасно знакомой, но разглядеть ее как следует я не успел – Твиш нажал кнопку, и обе исчезли.

Через десять дней одна из них – та, что не походила на мою – вернулась, к вящей радости Твиша. Потом из департамента безопасности явился один хмырь, типичный полковник, хотя и называл себя профессором ботаники. Военный до мозга костей… и Твиш ничего не смог с ним поделать. Так вот, этот полковник живо посадил нас под колпак – установил режим секретности, дал всем по статусу, взял подписку о лояльности. Похоже, он возомнил, будто напал на величайшее стратегическое открытие со времен Цезаря. Он думал, что с помощью установки Твиша можно будет выигрывать проигранные сражения, побеждать врага за день до битвы. А противник так и не поймет, в чем дело. Конечно, он был псих, с головы до ног… и светилом стратегии он не стал, как ни пытался. А секретность, насколько я знаю, так и осталась. По крайней мере, открытых материалов я не видел.

– Мне кажется, – перебил я его, – это могло дать некоторые военные выгоды. Можно взять напрокат у времени целую дивизию. Хотя, постой, здесь есть одно «но». Вы посылали во времени парные предметы. Значит, нужны две дивизии: одна идет в будущее, другая – в прошлое. Таким образом, одна дивизия теряется полностью… и я уверен, что есть более дешевые способы выиграть сражение.