Попова Александровна - Пастырь добрый
— Собственно говоря, — вновь заговорил Бруно нерешительно, — наличие малефиков всех мастей в этом… сообществе есть факт; лишь припомнить, сколько рассказано было путешествующими купцами и охраной обозов о том, как их ограбили с применением странных методов, или же обычными горожанами о том, как к ним подходили спросить дорогу — и после они обнаруживали себя на окраине города с пустой головой и кошельком… Не думаю, что каждый из этих рассказов выдуман.
— Не выдуман, ты прав, — согласился Курт, — эти ребята быстро сообразили, как поправлять свои дела. Однако обыкновенные преступники и наши подозреваемые — они разного поля ягоды. Размах разный. Соответственно, разные и сферы общения; говоря проще, они редко пересекаются. Для чего этим парням лишние проблемы и увязания в государственных заговорах с риском подставиться? Им и без того неплохо живется. Кроме того, в Кельне подобного не замечалось уже давно — десяток лет назад проведенная чистка и этих тоже зацепила, походя. Здесь просто: это типичный агент (купленный, запуганный и прочее) среди знакомых Финка и предатель в попечительской службе.
— Следует запросить список — поименно всех тех, кому ведомы подробности прошлого дознания, — вздохнул Керн обреченно. — Обращусь напрямую к старине Рихарду, безо всяких официальных бумажек и лишних свидетелей; пускай отпишет мне обо всем, что знает попечительский отдел.
— Corruptio, — передернул плечами Бруно. — Я всегда знал, что на ней мир держится…
— Да заткнись ты, ради Христа! — в один голос оборвали его Ланц и Райзе; тот снова фыркнул, отвернувшись к окну, и Курт с усмешкой качнул головой:
— Нет, Бруно, коррупция — это у тех, кто против нас, а у нас — «применение нестандартных методик дознания»… Стало быть, так, Вальтер, — подытожил он столь решительно и твердо, что на миг почудилось, будто Керн вот-вот вытянется в струнку, поднявшись из-за своего стола. — Вы свяжетесь с главой попечительского отделения, в самом деле, тайно и без шума; я же напишу собственный запрос — в академию. Насколько мне известно, столь подробной информацией о моих связях обладают лишь двое из святого Макария, и обоим я верю, как себе самому, если не более, однако, когда эта самая информация существует в письменном виде, то она уже перестает быть секретной… Если на мой запрос отец Бенедикт ответит «да, существует», то шерстить надо будет тех, кто имеет к этим записям доступ. Кстати сказать, Вальтер, не объясняйте своему приятелю, в чем дело, не вдавайтесь в подробности — просто попросите его перечислить все то, что им известно; особенно уточните — «всё». Если майстер Мюллер не понапрасну занимает место главы кураторской службы, он вас поймет.
— Слушаюсь, — усмехнулся тот, и Курт смешался, неловко кашлянув и опустив голову.
— Прошу прощения… — пробормотал он смущенно, — увлекся…
— Давай, давай, — отмахнулся тот, глядя на подчиненного, словно на новый витраж в часовне Друденхауса, внезапно появившийся на месте старого неведомо откуда. — Дерзай.
— Да… — все еще с некоторым смятением кивнул он, едва не позабыв, что намеревался высказать еще. — Кроме того, полагаю…
— Уйди с дороги!
Голос, раздавшийся на пороге закрытой двери, прозвучал ожесточенно, упрямо и так громко, что Курт болезненно сморщился, тотчас и безошибочно поняв, что за посетитель отпихнул с пути стража Друденхауса, попытавшегося доложить о его приходе.
Бюргермайстер был зол, бледен и напряжен, и по тому, что в лице его не пребывало и тени печали, столь же бессомненно ясно было и то, что о последних событиях он еще ничего не знает.
— Что вы намерены скрыть от меня, майстер обер-инквизитор? — с порога стребовал он, глядя на того гневно и взыскательно. — Судя по тому, как ваша охрана рвалась обогнать меня и явиться к вам прежде меня самого, вы опасаетесь моего появления; так к чему вы звали меня в Друденхаус, в таком случае, в этакую рань!
— Присядьте, майстер Хальтер.
От спокойного, тихого голоса Керна тот скривился, точно от удара под ребра, и отмахнулся, рубанув ладонью воздух:
— К черту, прости Господи! Мне некогда рассиживаться! Если у вас есть новости о деле, вы могли прислать их с курьером, а если хотите говорить о чем-либо другом — говорите скорее, мне надо быть дома сегодня — сейчас!
— Присядьте, — повторил Керн настойчиво, и тот, будто очнувшись, встряхнул головой, отступив на шаг назад.
— Прошу прощения, — выговорил Хальтер с видимым усилием, нервозно отирая лоб ладонью и отводя в сторону взгляд. — Я сегодня не в лучшем расположении духа — проблемы в семье. Понимаю, что они не должны быть помехой службе, однако же… Что вам было угодно, майстер Керн?
— Проблемы в семье… — повторил тот безвыразительно, исподволь переглянувшись с подчиненными, и осторожно, словно боясь, что его услышат, перевел дыхание. — Простите за любопытство; какие?
— Это к делу не относится, — нетерпеливо отрезал бюргермайстер и, перехватив взгляд Керна, пожал плечами, недовольно пояснив: — Повздорил с сыном. Бывает. Наутро он в отместку удрал из дому; я как раз намеревался начать поиски, когда прибыл курьер от Друденхауса. Будьте любезны, майстер обер-инквизитор, если дело важное — говорите поскорее, я должен найти сына; жена места себе не находит.
— Конечно, — кивнул тот медленно; по его хмурому, темному взгляду Курт видел, как судорожно тот подбирает слова, которые необходимо и так не хочется произнести сейчас. — Прошу вас, майстер Хальтер — присядьте.
— Просто скажите, что…
— Сядьте, — не выдержал Курт, в два шага подступив к бюргермайстеру и насильно потянув его за локоть к табурету у стены; тот, оторопевши от подобного панибратства, последовал за направляющей его рукой, едва ли не упав на потертое деревянное сиденье.
— Да что у вас тут происходит, в конце-то концов! — растерянно пробормотал Хальтер, и Курт, увидя во взгляде начальства молчаливую просьбу, мысленно ругнулся. Доверие вышестоящих, как оказалось, было желанным не всегда, и в эту минуту он предпочел бы его избежать.
— Ваш сын найден, — выговорил он почти торопливо, поскорее, стараясь не глядеть бюргермайстеру в глаза, дабы не испугаться того, что увидит в них. — Он убит.
На миг упала тишина — вполне ожидаемая и оттого еще более тяжелая, мутная, словно болотный туман; Хальтер приподнялся, ловя взгляды следователей, и вновь упал на табурет, ошалело хватая воздух ртом.
— То есть… — с усилием выговорили дрожащие губы, — то есть… как — убит?
— Как Кристина Шток, — с прежней безжалостной прямотой отозвался Курт, мысленно решив, что с Керна теперь причитается. — Картина преступления та же, кроме насилия. Тело обнаружено этим утром на пустыре у городской стены.
— Да нет… — с неловкой улыбкой возразил бюргермайстер, — как вы можете с такой уверенностью? вы же его не знаете…
— Майстер Ланц опознал тело, — продолжил Курт, присовокупив к списку своих должников и обоих сослуживцев. — Майстер Райзе определил причину и время смерти. Колото-резаные раны, смерть наступила этой ночью, посему ясно, что дом ваш сын покинул не утром — очевидно, после произошедшей вчера ссоры, которую вы упомянули.
Бюргермайстер сипло выдохнул, покачнувшись, и закрыл лицо ладонями, скорчившись на табурете и почти уткнувшись в колени.
— Два студента, обнаружившие тело, — продолжал Курт негромко, удивляясь собственному спокойствию, — сейчас под нашим наблюдением, в Друденхаусе — во избежание преждевременных слухов. Тело было перевезено тайно, и никто, кроме служащих Конгрегации, в курс дела не посвящен. Вы были приглашены к нам для того, чтобы ответить на вопрос — почему после произошедшего с дочерью Штоков вы не подняли тревогу при исчезновении сына.
— Я хочу его видеть, — уронив руки на колени, произнес Хальтер чуть слышно. — Я хочу видеть тело, я вам не верю. Вы ошиблись, я хочу видеть сам…
— Не хотите, — перебил его Курт убежденно. — Поверьте мне. Не сейчас, иначе вы растеряете остатки здравого смысла, который нам так необходим. Будет лучше для дела, если вы сперва ответите на наши вопросы, а уж после вы вольны делать, что угодно.
— «Лучше для дела»?.. — выдавил тот через силу. — «Лучше для дела»?!. Какое дело, мой сын убит! О каком деле вы говорите! Я хочу видеть его! Я хочу знать!
— Замолчите, — коротко оборвал он, и Хальтер осекся, глядя на него с потерянным изумлением. — Поймите, — продолжил Курт чуть мягче, — что «польза дела» в вашем случае — это наказание виновного. Я сочувствую вашей потере; мы все вам сочувствуем. Потерять своего ребенка — страшно, я это понимаю; однако — это свершилось. Будь вы просто горожанином, вы были бы вправе предаваться терзаниям без оглядки на что бы то ни было, однако же, вы — бюргермайстер, и в ваши обязанности входит избавление Кельна от чудовища, убивающего детей. Вернуть сына вы не сможете, и все, что теперь вам остается — это месть, для чего следует собраться с силами и помочь нам четкими, подробными ответами на наши вопросы. Это — понятно?
