Иван Оченков - Великий герцог Мекленбурга

       -- Ну и ладно, а возвращаясь к вашему пану, -- отчего он отказался от выкупа, он так богат?

       -- Нет, пан герцог, пан Муха, конечно, не за печкой уродился, но и не слишком богат. И в другое время может и столковался с вами, да только на нем интердикт1.

       # # 1 Отлучение от церкви.

       -- Интердикт... А что он натворил?

       -- Ну, то вам знать ни к чему, а только думаю, что пану пообещали снять отлучение, если он искупит свой грех, а о вас, не в обиду будь сказано, слава как о колдуне идет и еретике. А наш пан, хоть может натворить в запале такого, что и сотне мудрецов за сто лет не придумать, но он добрый католик и в вере тверд.

       -- А ты униат, поди?

       -- Среди казаков униатов не водится, а среди униатов -- казаков, -- сердито ответил мне Евтух. -- Пан мой моей веры не касается, и вам, ваша милость, того бы не делать.

       -- Что-то ты разболтался, Евтух! -- строго сказал подошедший Казимир.

       -- Ну, что же тут поделать, вы, пан, со мной общаться не хотите, слуги ваши будто немые, да и не дело это герцогу лишний раз с холопами беседу вести. А казак все же повыше, чем крестьянин, -- тут же ответил я. -- Мне так скучно, пан Казимир, что я рад был бы поговорить даже со своим оберстом Хайнцем Гротте. Хоть он на редкость нелюдимый и нелюбезный человек. Что, впрочем, совсем не удивительно -- он, изволите ли видеть, из бюргеров. Однако сумел оказать мне важную услугу, и я сам произвел его в шляхетское достоинство, да. А еще я купил ему фольварк, так что теперь он зовется фон Гротте, и никто не знает, что прежде он был... да какая разница, кем он был? Главное, что он теперь дворянин и мой офицер, а до прочего никому и дела нет. Такие вот дела, разлюбезный мой пан Казимир.

       Тот, впрочем, не удостоил меня ответом и вышел, лишь злобно зыркнув. Ну, ничего, говорят, капля камень точит... Со временем, а вот времени-то у меня и нет.

       Видимо, слова мои не пропали втуне, и тем же вечером мое высочество принимало пищу в компании "пана" Казимира. Сам он, правда, отмалчивался, и разговор со мной вел старый Евтух.

       -- А что, Евтух, есть ли у тебя где-нибудь дом?-- спросил я казака, насытившись.

       -- Скажете тоже, пан герцог, откуда у казака дом?

       -- Ну, казаки, верно, разные бывают, у одних только и достояние, что драные шаровары и сабля, а у других есть свои хутора. И в этом хуторе, я полагаю, казак такой же пан, как и всякий другой шляхтич.

       -- Бывает и такое, а только казак пану все одно не ровня, хоть есть у него хутор, хоть нету.

       -- А если казак получит от короля привелей?

       -- Тогда другое дело, да только не так уж часто такое случается.

       -- Да уж, ваш король сильно зависит от шляхты и не ценит верных слуг.

       -- А вы, ваша милость, цените?

       -- А как же иначе? Про Гротте я вам уже рассказывал...

       -- Не похоже, чтобы ваши люди были вам так уж верны, ваше королевское высочество, -- вступил в разговор молчавший до того Казимир. -- Вы знаете, что ваш офицер вас предал?

       -- Вы говорите о Болеславе фон Гершове? Что же, такое случается, бедняга совсем сошел с ума от любви к этой польской девчонке и погубил свое будущее. Я ведь уже приготовил ему и его брату по хорошему фольварку*, чтобы они небыли голодранцами и могли жениться на знатных девушках с хорошим приданным. А теперь он гниет в тех кустах, а имение осталось без хозяина. Уж и не приложу ума, что с ним делать? Впрочем, вернусь в Мекленбург, найду что делать.

       -- Вы надеетесь вернуться?

       Услышав это я, к великому удивлению старого казака и Казимира, засмеялся.

       -- А что со мной сделается? -- Спросил я у опешивших собеседников, отсмеявшись. -- Я же вам говорил, что я имперский князь и женат на кузине вашего короля. Ну, побуду в плену, ну заплатят за меня выкуп. Но, все равно, рано или поздно вернусь. Кстати, выкуп, скорее всего, заплатит шведская родня, так что я даже в денежном отношении не слишком пострадаю.

       -- Но святая церковь...

       -- Пан Казимир, не разочаровывайте меня, в вашей шляхте чертова прорва лютеран, кальвинистов и еще бог знает кого, даже мусульмане есть из татар. И все они с точки зрения Папы злостные еретики, однако, никто не тянет их на костер. Вот если бы в их руки попал кто-то, не имеющий герба, тогда -- да, поджарили бы!

       -- Тогда почему вы...

       -- Почему я предложил выкуп? Святая пятница! Да дела у меня, к тому же я не люблю проигрывать. Есть такой грех. Но, даже если мне не удастся освободиться, то ничего не поправимого не произойдет. Просто один казак так и останется голодранцем, а другой бравый парень никогда не станет шляхтичем. Вот беда то! Только беда эта не моя. Ладно, вы себе думайте, а я спать буду. Чего-то я притомился.

       Улегшись на убогое ложе, я накрыл лицо шляпой и сделал вид, что засыпаю. Я надеялся, что Казимир с Евтухом продолжат разговор и я услышу что-то интересное, но мои надежды не оправдались. Немного посидев, Казимир и Евтух ушли, оставив меня на попечении двух охранников. Надо сказать, охранявшие меня слуги несколько умерили свое рвение в последнее время. Полежав еще немного, я незаметно заснул.

       Проснулся я за полночь от холода и потрясающего храпа. Охранники, обязанные караулить меня и приглядывать за очагом, наглым образом уснули, наплевав на ненаписанный еще устав гарнизонной и караульной службы. Один из них как раз и храпел, выводя носом немыслимые рулады. Слушать их было совершенно невыносимо, и я не нашел ничего лучше как толкнуть его каблуком в бок. К моему удивлению, слуга и не подумал проснуться, продолжая храпеть и лишь всхрюкнув от удара. "Да их опоили!" -- мелькнула у меня мысль, и я, мгновенно лишившись остатков сна, поднялся. Оглядевшись, я приподнялся и, отцепив от пояса спящего кинжал, сунул его в голенище ботфорта. Крадучись выйдя после этого из избушки, я направился к навесу с лошадьми.

       -- Пану герцогу не спится? -- услышал я голос позади себя.

       -- Евтух! Чтобы тебе черти в аду угля не пожалели, напугал, старый чёрт! Еще чуть-чуть -- я бы для того дела, что вышел, позабыл штаны снять, -- ответил я старому казаку, обернувшись.

       -- А где ваши провожатые, пан герцог? -- спросил он, испытующе глядя на меня.

       -- Знаешь, казак, есть места, куда даже короли ходят своими ногами. К тому же эти два борова спят, немилосердно храпя при этом. Твое счастье, старый хрыч, что меня прихватило, а то бы я непременно сбежал.

       -- Спят? -- недоверчиво протянул Евтух.

       -- Иди посмотри, -- огрызнулся я, -- а мне недосуг.

       Старый казак опрометью кинулся внутрь избушки, а я отошел в сторону и, присев в кустах, стал наблюдать за развитием событий. Не прошло и минуты, как казак выскочил и стал оглядываться, разыскивая глазами меня. Тут к нему откуда-то сзади подошел человек и что-то спросил. Евтух отскочил как ошпаренный и, резко развернувшись, схватился за саблю. В этот момент ветер немного разогнал облака на небе, и почти полная луна осветила полную драматизма сцену. Казимир (это был он) и Евтух, обнажив клинки, стояли друг против друга, причем Евтух свободной рукой зажимал бок. Должно быть, Казимир нанес ему исподтишка удар ножом.

       Старый казак, как видно, чувствуя, что силы уходят, попытался атаковать, но безуспешно. Возжелавший шляхетства подпанок знал, что время работает на него, и только оборонялся. Евтух изо всех сил наседал, сабли звенели друг о друга, высекая искры. Но Казимир был моложе, сильнее и, пожалуй, искуснее. Казак скоро ослабел, и движения его стали более вялыми, тогда его противник резко взвинтил темп и скоро загнал старика в угол. Казалось, что все кончено, и лисовчик одержал победу, но оказалось, что у Евтуха есть еще силы, и он неожиданно для Казимира перешел в атаку. К несчастью для старого казака клинок его, очевидно, застрял в кольчуге и не достиг цели. Удар -- и казачья сабля, жалобно звякнув, покатилась по земле. Еще удар -- и казак упал на колени, зажимая рану, из которой ручьем хлестала кровь.

       -- Не дело ты затеял, Казик, -- успел проговорить Евтух, прежде чем сабля литвина обрушилась ему на шею.

       -- Пан герцог, вы где? -- хриплым голосом воскликнул убийца. -- У нас мало времени, не играйте со мной, не то...

       -- Ну, где же я могу быть, друг мой? -- воскликнул я, выходя из своего убежища и хлопая в ладоши при этом. -- Я здесь, в первом ряду, наблюдаю за ходом весьма занимательной пьесы под названием жизнь.

       -- Жизнь? -- непонимающе переспросил Казимир.

       -- Да, милейший, жизнь. Это очень занимательная пьеса, которая каждый день идет мимо нас, просто многие не понимают, что все вокруг является лишь игрой актеров, и потому не могут насладиться моментом. Вот взять, к примеру, хоть беднягу Евтуха. В сущности, за что он умер? Проявил верность к человеку, который этого не оценит, и потому так и остался статистом. Печально все это, мой друг. Но вы-то другое дело, не так ли? Вы не хотите быть статистом, вы хотите быть фигурой, получить славу, богатство! И сделали на этом пути первый шаг, поздравляю.