Золотая лихорадка. Урал. 19 век. Книга 2 - Ник Тарасов
Внутри стоял гвалт. У печи, жался к стене молодой парень, Сенька, один из новеньких. Вокруг него, сжимая кулаки, стояли старожилы. А перед ними, размахивая какой-то тряпкой, орал Федька Кривой — мужик склочный, но работящий, которого я терпел именно за это.
— … Ведьмачье это! — визжал Федька, тыча пальцем на стол. — Я сам видел! Он порошок этот сыпал! Вода зашипела, как змея! Отравить нас хотят! В жертву принести!
— А ну тихо! — рявкнул я, врываясь в круг. — Что за балаган⁈
Гвалт стих, но напряжение висело в воздухе, плотное, как дым от махорки. Мужики расступились, но глаза их горели недобрым огнём.
— Андрей Петрович, — Федька шагнул вперёд, глядя на меня исподлобья. В глазах — страх пополам с агрессией. — Нечисто тут у нас. Люди болтают… Машины эти ваши, которые сами крутятся. Теперь вот… химия эта, как вы говорите.
Он кивнул на стол, где стояла банка с содой, которую я использовал для нейтрализации кислоты при очистке золота.
— Это сода, дурья твоя башка! — я шагнул к столу, макнул палец в порошок и демонстративно лизнул. — Чтобы животы не болели, когда вы жрёте что попало!
— А вода почему шипит? — не унимался Федька, и я услышал, как за его спиной кто-то согласно загудел. — И золото… Откуда ты знаешь, где копать? Почему у других пусто, а у нас густо? Уж не помогает ли кто… из-под земли?
Я обвёл взглядом людей. Они молчали, но в глазах я читал тот же вопрос. Суеверия — страшная сила. Рябов ударил точно. Он знал менталитет этих людей лучше меня. Для них любой прогресс, любое непонятное знание — это или чудо Божье, или козни Дьявола. И Рябов сумел убедить их во втором.
Если я сейчас начну объяснять им геологию, химию и механику — они не поймут. Они решат, что я заговариваю им зубы заклинаниями. Слова науки для них — такая же абракадабра, как латинские формулы чёрной мессы.
Мне нужен был переводчик. Тот, кто говорит на их языке.
— Елизар! — позвал я, и голос мой прозвучал твёрже, чем я чувствовал на самом деле.
Старообрядец вышел из тени угла. Он стоял там всё это время, опираясь на посох, и молча наблюдал, как разворачивается этот балаган.
— Здесь я, Андрей Петрович.
— Объясни им, — тихо сказал я, чтобы слышал только он. — Ты знаешь, что здесь нет бесовщины. Ты видел, как я молюсь. Ты знаешь, что всё это — от ума и труда, а не от лукавого.
Елизар погладил бороду, вышел на середину. Его авторитет в артели был непререкаем. Староверы вообще считались людьми строгими, но честными — врать не станут.
— Братья, — начал он спокойным, глуховатым голосом, от которого все как-то сразу притихли. — Стыдно мне за вас. Взрослые мужики, а сказок испугались.
Он подошёл к Федьке, посмотрел ему прямо в глаза.
— Ты говоришь, Андрей Петрович колдун? А крест на нём видел?
— Не видел… — буркнул Федька, отводя взгляд.
— А я видел. И иконы в его избе видел. И как он раненых лечил, когда другие помирали, видел. Бог даёт разум человеку, чтобы он землю обустраивал, а не в грязи валялся. Машины эти — от разума. А «химия» эта — как соль, которую ты в суп кладёшь. Или соль тоже от беса?
Несколько человек хмыкнули. Напряжение чуть спало.
Елизар повернулся к остальным, обводя их тяжёлым взглядом.
— Рябов — вот кто бес настоящий. Он вас страхом кормит, чтобы вы снова к нему в кабалу пошли. Чтобы за копейки спины гнули, а не здесь, за честную долю, работали. Кто из вас хочет уйти? — он ткнул посохом в сторону ворот. — Вон ворота. Идите к Рябову. Он вас примет. В кандалы закуёт и в реку весеннюю по пояс загонит. Там «колдовства» нет. Там только смерть. Медленная, голодная смерть.
В бараке повисла тишина. Только дрова потрескивали в печи да кто-то сглотнул слюну.
— Работать надо, — сказал Елизар, завершая речь. — А не языками чесать. Бог труды любит, а праздные речи — грех.
Напряжение спало, как нарыв после прокола. Мужики начали расходиться по лавкам, ворча, но уже без злобы. Федька постоял, почесал затылок, махнул рукой и пошёл к своему месту, бормоча что-то себе под нос.
Я вышел на улицу, глубоко вдохнул холодный ночной воздух. Руки дрожали — от злости, от страха, от понимания того, как близко всё было к краху. Елизар вышел следом, прикрыв за собой дверь.
— Спасибо, отец, — сказал я искренне. — Выручил. Без тебя не знаю, чем бы это кончилось.
— Не за что благодарить, Андрей Петрович. Правду сказал. Только… — он замялся, глядя в темноту. — Внутри-то мы успокоили. А вот снаружи… Деревни окрестные нас боятся. Торговли не будет. А без торговли мы зачахнем, как дерево без воды.
— Знаю, — я поднял голову, глядя на звёзды. — Рябов перекрывает нам кислород. Значит, надо пробить дыру.
— Как? Силой не заставишь любить.
— Не силой. Хитростью. И добром.
* * *
На следующее утро я собрал военный совет. Игнат, Елизар, Степан — который как раз приехал из города с очередными новостями, — и Марфа, жена Елизара. Женщину я позвал неспроста — в деревнях именно бабы распространяют слухи быстрее ветра, и именно их мнение часто весит больше, чем мужское.
— Рябов объявил нам войну на новом фронте, — начал я, когда все уселись. — Не штуцерами и не бумагами. Слухами. Он хочет превратить нас в изгоев, чтобы никто не торговал, никто не шёл на работу. Задушить блокадой.
— И неплохо преуспевает, — мрачно добавил Степан. — В городе уже поговаривают, что вы с нечистой силой связались. Один купец отказался принимать ваше золото. Правда, я его убедил, — он усмехнулся, — но с трудом.
— Что делать будем? — спросил Игнат.
Я встал, прошёлся по комнате.
— Бить его же оружием. Если он распускает слухи про колдуна — мы создадим легенду о благодетеле. Марфа, ты говорила вчера про милостыню и церкви. Расскажи подробнее.
Марфа, которая до этого молчала, ответила:
— Милостыню раздавать надо. Церкви помочь. Сироту приютить. Людям ведь что важно? Чтобы видели — от тебя добро идёт, а не зло. Колдун на церковь не работает. Колдун сирот не кормит. Это в их головах не укладывается.
Я кивнул.
— Дельно говоришь. Только вот времени на это нет. Рябов слухи распускает быстро, а доброе имя наживается годами.
— Тогда нужно бить его же оружием, — вмешался Степан. — Я в городе слышал, как люди шепчутся. Говорят, что ты, Андрей Петрович, золото находишь без
