Целитель. Назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест
— Чёрт! У меня резина плохая.
— Я машина не вэдовая, — подумал я и, глянув на его «Ниссан Сани» восемьдесят пятого года выпуска, и решил заглянуть ему «в душу». Не Ниссану, да, а Коле, хе-хе…
Заглянул и ахнул. Мысленно, конечно ахнул. Его верхняя чакра светилась фиолетовым. И аура его тонкого тела светилась также, но дымчато. У обычных людей верхняя чакра имела светло-светлый фиолетовый цвет. Со светлым явным фиолетом мне встречались люди, но они были точно не от мира сего. Чаще всего, это были увлечённые разными духовными практиками люди. Э такой жёсткий ультрафиолет, по моему мнению, должен был проявляться у священников, или у других каких просвещённых. Например, у Игоря верхняя чакра не была ярко фиолетовой, а всего лишь чуть темнее обычной. И он уже был не от мира сего. А тут… Я попрощался с Николаем и поехал домой в большой-пребольшой задумчивости.
Николай был странноватой личностью ещё когда мы вместе работали. Он казался простецом и даже простофилей. Деревенским таким улыбчивым парнишей. Ему бы гармонь в руки и косоворотку… Но вёл он себя тише воды, ниже травы, хотя на симпатичных девушек заглядывался и вёл с ними себя активно. Жена его Ольга работала в бухгалтерии базы флота, то есть этажом ниже комитета ВЛКСМ, и контролировала мужа тщательно. Внешне она не была сильно симпатичной, наверное поэтому супругу вои не давала, но тот только посмеивался и были у меня подозрения, что причины у него на то имелись. И тут на тебе! Коля — пророк? Или мессия?
Однако я пережил это ночь и со следующего дня от этих мыслей свой мозг отключил. Они маячили где-то вдалеке на заднем плане, но общаться с Колей не мешали. Распределив обязанности, мы принялись за дело, однако я вытребовал у него время на свои другие дела. Николай отнёсся к моей просьбе положительно, сказав, что и у него своих дел по горло. Причём, сказав это, он сделал «таинственное лицо».
Так прошёл декабрь. Наступил девяносто третий год. Предварительные работы по подготовке помещения мы закончили. Нашли подрядчиков, каких-то шаромыг, что-то строивших на комбинате. Я занимался контролем изготовления оборудования, которое Коля заказал в Дальрыбтехцентре. То что они делали, требовало доводки, а иногда и переделки. На православный праздник Рождества Христова Коля Пеньков сказал мне, глядя прямо в глаза:
— А ты знаешь, я ведь Иисус Христос!
— Да? — я постарался сделать вид, что не удивился. — И такое бывает.
— Я это понял, когда мне исполнилось тридцать три года. Год назад в этот же день.
— У тебя же день рождения в мае.
— Я же сказал тебе, что я Иисус Христос. И с тех пор я проповедую. У меня уже и ученики есть. Мои апостолы.
— У-у-у, — подумал я. — Как всё запущено.
— Я и лечу людей, как он, и ученики мои тоже лечат. Помнишь, ты головную боль снимал? Я сейчас одним движением руки убираю.
— А ты ауры видишь? — спросил я.
— А зачем? Мне это не надо. Я человека насквозь вижу. Вот, например, вижу, что ты меня предашь.
— С чего бы это?
— Ну, ты ведь не пойдёшь за мной?
Я покрутил головой.
— Куда идти? — спросил я. — Нам цех строить надо.
— Вот видишь. Не пойдёшь, значит предашь.
— Знаешь, я тебе не присягал, чтобы предавать. И откуда ты взял, что ты Иисус Христос?
— Господь Бог мне испытание послал. Хочешь, расскажу?
— Расскажи, — пожал я правым плечом.
Мне было, честно не до смеха. Ведь я же, в отличие от него, видел его ауру.
— У меня ноги заболели. Колени застудил. Мы с Гришей Смирновым на рыбалке были… Но это ладно. Сильно застудил, долго лечил и вдруг услышал голоса, зовущие куда-то. Потом в телевизоре стал видеть знаки. Они говорили, что что-то вскоре должно случиться. Потом, я не помню, что произошло, но жена и Гриша рассказывали, что я сидел на стуле и смотрел в окно несколько дней не вставая. Жена позвонила Смирнову, тот приехал и они отвезли меня на Шепеткова. Там я и очнулся связанный. Оказывается, пытался задушить медсестру.
Коля рассказывал это всё с улыбкой пытаясь что-то разглядеть в моих глазах. Невольно я дрогнул. После слов о попытке удушения. Он ещё больше улыбнулся.
— Шизофрения, — сказали доктора и держали меня почти месяц. И этот месяц за меня боролись тёмные и светлые силы. Христос победил именно в этот светлый праздник. Он вселился в меня. Но и «тот» тоже не ушёл совсем.
Коля замолчал. Единственное, что я смог сказать, это «Суховское»:
— Понимаю…
— Не-е-е… Ты не понимаешь. Хочешь, я покажу тебе «его»?
— Ну, покажи, — пожав плечами, сказал я, приготовивщись.
Коля посмотрел на меня, как-то мерзко ухмыльнулся и вдруг его словно вывернуло. Словно его лицо ушло вовнутрь, а вместо него проявилась звериная морда. И он зарычал и из его пасти пахнуло… Блять! Смертью пахнуло! Он рычал утробно так, как настоящий зверь. От такого рыка и тигр бы сбежал, а медведь бы точно обделался.
Я, собрав всю волю, смотрел на Колю и видел его почерневшее тонкое тело. Вот это было страшнее звериного рыка и облика. Коля снова «вывернулся» и стоял так же улыбаясь и так же внимательно глядя мне в глаза.
— А ты молодец, — сказал он. — Я всегда знал, что в тебе есть сила. Значит, не пойдёшь со мной[6]?
Я покрутил головой.
— Я не верю, что ты Иисус Христос. Он таким не был.
— А ты знаешь каким он был?
— Конечно знаю! Христос — это любовь и доброта!
— Так и я — любовь и доброта. Знаешь, как меня девчонки любят? Пошли со мной. Мне надо проповедовать, а с тобой я ещё сильнее буду.
— Вот ещё одна жертва перестройки, млять! — подумал я и снова покрутил головой. — А ведь какой парень был…
Коля ушёл и больше на работу не приходил. Я ходил на совещания к Смирнову один. Один и отчитывался за проделанную работу. Он повысил мне оклад до Колиного, но всё-таки ждал, когда тот вернётся. В конце мае Коля на совещание по понедельникам пришёл в шортах, в рубашке с коротким рукавом и с галстуком, и тростью с «серебряным» набалдашником в виде головы пуделя.
