Лукоморье - Равиль Нагимович Бикбаев
Верил ли Пушкин, царю? Поэт себе никогда не лгал, он хотел и заставлял себя верить. А он ещё он хотел жить, творить, любить, блистать. И он напишет:
«Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю …»[78]
В Михайловском была не жизнь, а так прозябание. Жил он там скудно, тоскливо, ранее привлекательные сельские радости быстро наскучили и только увеличивали тоску. Соседи с их милым деревенским добродушием, приелись. Связь с крепостной девушкой Ольгой,[79] кроме физического удовлетворения естественной мужской надобности, ничего не давала ни сердцу, ни душе. Свидания с другими дамами, кроме мимолетной страсти, ничем не восхищали. Спасало сочинительство. Он понимал, что создал прекрасные стихотворные творения, что до него в России никто ничего подобного не писал. Но кто прочитает, кто оценит, кто будет спорить, хвалить, ругать? Никто! Ад для писателя, это отсутствие читателя. Поэт, как юная красавица нуждается, чтобы за ним ухаживали, восхищались, искали его общества. А что за удовольствие красавице быть в одиночестве и с тоской по уходящей молодости смотреть в зеркало? И 11 мая 1826 года Пушкин по совету друзей напишет письмо Императору с просьбой дозволить ему выехать из деревни в Москву, Петербург или в чужие края.
А тут Государь милостив, общество приняло возвращение поэта с восторгом. Стихи, поэмы, печатались, читались, за них стали недурственно платить. Балы, приемы, кутежи, карты, связи со светскими дамами и с дамами полусвета. После двухлетней тоски, отчаяния, Госпожа Жизнь снова улыбнулась и обняла его.
А потом невзначай напомнила о былом. Осенью 1827 года он встретил своего лицейского друга. Государственный преступник Кюхельбекер под жандармским конвоем шел по этапу.
Встреча с другом, напомнила ему те годы, когда Госпожа Жизнь после окончания Лицея была ласкова и милостива к нему.
И тогда были кутежи, карты, дамы. Но помимо забав, в кругу друзей постоянно и ожесточенно спорили о судьбе России.
Еще неугасимой сияющей звездой блистала и громом пушек звенела слава русской победы над Наполеоном. Те кто в битвах защитил Отечество с гордостью чувствовали свою сопричастность к подвигу народа. Того народа что в солдатских и офицерских мундирах стоял насмерть на полях русской славы Отечественной войны 1812 г. Того народа, что сжег Москву, но не склонился перед врагом. Того народа, который поднял страшную своим негодованием дубину народной войны и разбил ею лучшую армию мира. Того народа, что пронес победоносные стяги русских полков по Европе. Того народа, перед которым с почтительным поклоном капитулировал Париж. Эту гордость приняли от старших товарищей и те кто не успел на битву. Эту гордость чувствовал и Пушкин.
А дома, что ждало низших чинов дома? Солдат героев 1812 года, ждала страшная своей бессмысленностью муштра, телесные наказания и служба без надежды. Бесправная жизнь крепостных никак не изменилась, а для тех кто попал в военные поселения даже эта бесправная жизнь превратилась в ад. Бунты беспощадно подавлялись. Александр Благословенный пребывал в затяжной депрессии, молился, метался в поисках утешения и искал дружеской поддержки. Но у царей не бывает друзей. У царей есть подданные, а среди подданных фавориты. И фаворит Аракчеев вызывал ненависть у значительной части образованного общества.
Страна медленно погружалась в трясину. И те кому была небезразлична судьба Отечества искали выход из этой ситуации. Пушкин был среди них. Но он был молод, не сдержан, задирист, любил плотские радости жизни и ее азарт, да заговора еще и не было, так разговоры. Опасные разговоры. Среди тех кто вел эти разговоры были потомки солдат преображенцев защитивших и поддержавший дочь первого Императора России Петра и буквально на руках вознесших на престол Елизавету Петровну. Все получили потомственное дворянство, поместья, стали лейб-компанией матушки Елизаветы Петровны. Среди тех кто вел эти разговоры были дворяне, чьи деды низвергли Петра Третьего и нерушимой стеной встали вокруг природной немки[80] сумевшей стать матушкой русского дворянства Екатериной Великой и более русской чем они сами. Все получили отличия, многие титулы, поместья, стали генералами, сенаторами, губернаторами и пользовались невиданными ранее дворянскими вольностями. Среди тех кто вёл эти разговоры были те, чьи старшие родичи принимали участие в заговоре против Павла Первого и его убийстве. Традиция переворотов, цареубийств, была жива среди российского дворянства. В их среде всегда можно было отыскать тех, кто мог поставить свою жизнь на острие клинка и не боялся пролить людскую кровь. Но пока были разговоры. Злые разговоры. Пушкин писал дерзкие стихии, оскорбительные эпиграммы в том числе и на царя. После встречи с петербургским генерал-губернатором Милорадовичем, его не выслали, а перевели чиновником на юг.
Генерал-губернатор отечески увещевал Пушкина, тот в душе пренебрежительно улыбался. Молодости свойственно пренебрежение к опыту предыдущего поколения. Когда душа и тело полны сил, легко поверить, что именно тебе предстоит вершить великие дела. У Пушкина это ощущение усиливалась сознанием своего таланта, а расцветающая слава поэта кружила голову. А старики? А они так ничего и не смогли, да и время их ушло.
Через пять лет петербургского генерал-губернатор Милорадовича, соратника Суворова, героя Отечественной войны смертельно ранят на Сенатской площади. А Пушкин нарисует повешенных и припишет: Я бы мог…
Но никто не знает свой судьбы, а пока Пушкин откланялся генерал-губернатору и ушел.
Госпожа Жизнь вела его на солнечный юг к новым приключениям, вдохновению и самой страстной любви: любви к Вам Госпожа Жизнь. Это была любовь бесшабашной юности, когда она кажется вечной. И когда Госпожу Жизнь не боятся, ради новых волнительных ощущений, поставить под выстрел. Он вызывал на дуэль и принимал вызовы, вставал под выстрел и не верил, что Госпожа Жизнь может его оставить, но и сам стреляя мимо или отказывался от выстрела не желал отнимать жизнь у другого человека. Но как в самом лучшем вине остается осадок, так и его порой мучила желчь, которая выливалась в эпиграммы, злые насмешки, явное пренебрежение к тем, кто был выше его по положение и богатству, но менее одарен, а проще говоря глуп, по сравнению с ним. Его уволили со службы и под надзор властей выслали в Михайловское.
В 1825 году к Пушкину в Михайловское приехал его лицейский друг Иван Пущин. Подготовка к восстанию от слов перешла к делу. Кроме рассказа о событиях в столице, об общих знакомых и друзьях. Пущин передал Пушкину письмо одного из руководителей заговора Рылеева. Поэт Рылеев понимал силу слова.
