Скорость. Назад в СССР 2 - Адам Хлебов
Но все это уже так скаталось в большой ком обстоятельств, деталей, взаимоотношений, что можно было писать целую книгу, а быстро «галопом по Европам» это не объяснишь.
К тому же я был связан обещанием Саше не обсуждать гибель отца и ее мотивы с кем бы то ни было без ее согласия.
С Трубецким я, конечно, еще объяснюсь с глазу на глаз. Сейчас надо думать о том, что говорить на товарищеском суде.
О них я знал, только из фильмов и порядочно волновался. Я уже привык к работе на нашей автобазе и чувствоал себя частью трудового коллектива.
Передо мной стояла дилемма: каяться во всем, и молча сносить все обвинения и укоры или возражать, активно сопротивляться и защищаться.
За короткое время работы на предприятии я завел множество знакомств и у меня почти во всех подразделениях появились приятели и хорошие знакомые.
Теперь мне просто было тошно представлять, что я должен неизбежно противопоставить себя этим людям, если я выберу сопротивление.
Угон, разбитая машина и пожар — это не тоже самое что просто разбитая машина.
Мне совершенно не хотелось принимать на себя и каяться за чужие грехи. Хотя разум подсказывал, что это и есть самая эффективная стратегия защиты из возможных.
В своих размышлениях я даже не заметил, как мы всей командой молча дошли до актового зала и оказались в нем. Слава и Артур похлопали меня по плечу.
— Ничего не бойся, чувак. Мы с тобой, — потом пошли и уселись на свободных местах в зале.
Меня поставили лицом к зрительному залу, даже не предложив отдельный стул, так, чтобы меня было хорошо видно из каждого уголка актового зала.
Мол, смотрите, любуйтесь вот он — нарушитель порядка и трудовой дисциплины, покушавшийся на социалистические устои и моральный кодекс строителя коммунизма.
Чувствовать это было неприятно. Мало того, что меня оговорили, что само по себе мне казалось несправедливым.
Так еще и придется отвечать за пожар, который я первый бросился тушить и между прочим на полном серьезе спас жизнь, того кто так подло подставил меня перед князем.
Ладно хрен с ним. Герои не ждут благодарности. Никто не знает, что я спас Андропова. Я не стану об этом рассказывать, достаточно того, что я сам это знаю.
Суд собирался для того, чтобы установить вину или невиновность. Я сижу отдельно ото всех, как преступник. Семь бед один ответ. В угоне Москвича я виноват на самом деле.
Буду считать, что второй эпизод с пожаром просто недоумение.
Люди потихоньку собирались, здоровались беседовали кучками. они улыбались и были в приподнятом настроении. Я ошибочно принял это за благоприятный признак.
Заседание началось с неприятных открытий, люди были в хорошем настрое просто потому, что у них появилась возможность прогулять работу не какое-то время.
Как только заседание объявили открытым, улыбки исчезли с лиц сотрудников автокомбината, и если на меня бросали строгие взгляды, то они все были полны осуждения и даже, как мне показалось, неприязни.
Никто не стал разбирать ситуацию по существу, сославшись на отсутствие времени в графике работы предприятия. Секретарь товарищеского суда просто зачитала обвинения.
Мне вменялись дерзкий угон и уничтожения автомобиля, являвшегося имуществом нашего автокомбината.
Халатное отношение к работе и результатам труда других участников трудового коллектива. Нарушение трудовой дисциплины, нарушения правил пожарной безопасности.
Еще до кучи обвинили в систематическом пренебрежении нравственностью и правилами поведения советского гражданина в обществе и в трудовом коллективе.
Последние два пункта я не понял. Неужели меня обвинили в том, что это я, а Андропов водил баб в вагончик?
А после того, как зачитали эти пункты просто предложили проголосовать за то, чтобы товарищеский суд рекомендовал руководству предприятия уволить меня.
От такого скорого «правосудия» у меня отвалилась челюсть. Ничего себе суд.
«А чего ты ожидал»? Спрашивал себя я. Хотел, что бы как в кино? «Ты почему, Борщев, в фонтан-то полез? Пусть Вольдемар бы и нырял»?
Ком подступил к горлу. Спасибо, что не стали обвинять в организации подпольного производства автомобильных чехлов. Вообще труба была бы.
Не суд, а самое настоящее формальное разбирательство, исход которого уже предрешен до того, как я вошел сюда.
Я уже знал результат: он будет отнюдь не в пользу обвиняемого.
К моему счастью, на судебном заседании присутствовала Светлана Валерьевна, та самая главбух, которая звала меня в кабинет, переговорить с мамой в первые дни.
Она неожиданно встала и громко заявила.
— Товарищи, подождите. Так нельзя.
— Что нельзя? Светлана Валерьевна — удивился председатель товарищеского суда.
— Нельзя так быстро.
— Светлана Валерьевна, миленькая, нам всем работать надо, машины сами в рейс не выедут, путевки и талоны на топливо сами себя не выпишут. Я вас умоляю. Что значит нельзя так быстро?
— Товарищи, нам нельзя так формально решать судьбу человека. Руководство может быть примет другое решение, нежели определит суд. Но если мы сейчас формально проголосуем, то у этого молодого человека навсегда рухнет вера в справедливость.
— Светлана Васильевна, голубушка, я не понимаю, чего вы хотите, о чем вы говорите? Какая вера, какой молодой человек. Посмотрите не него. Он машину угонял? Угонял. Пожар был? Был. Значит молодой человек должен понести ответственность. Где тут формальность?
На главбух уже не смотрела на председателя, а повернулась к людям сидящим в зале.
— Товарищи, не торопитесь. Я понимаю работа и все такое. Вспомните себя в восемнадцать лет? Вся жизнь впереди. Не дайте ее сломать. Мы же не прокисший компот, к примеру, обсуждаем, а жизнь человека. Компот можно вылить и забыть. А человека не выбросишь. Мы его обвиняем ничего не зная. А это разве морально? Может быть он не виноват, может быть у него были свои причины? Давайте обсудим, товарищи. Кто за обсуждение?
Она подняла правую руку вверх.
«Спасибо тебе, товарищ Светлана Валерьевна за попытку спасти меня, я тебе этого никогда не забуду».
В зале воцарилась тишина.
Светлана Валерьевна обладала большим авторитетом в трудовом коллективе и ей никто не рискнул возразить.
Еще бы. От нее зависел каждый присутствующий в зале человек.
Вслед за ней вверх потянулось еще несколько рук.
— Ну хорошо, давайте поставим вопрос на голосование. Кто за то, чтобы обсудить поведение товарища Каменева?
У меня отлегло от сердца. К неудовольствию председателя, больше половины проголосовало за обсуждение.
Не знаю подействовали ли на них слова главбуха или
