Трейдер. Деньги войны - Николай Соболев
С ним наши лампы резко прибавили в качестве и я уже задумывался над разработкой нувисторов, то есть тех же ламп, но в металлических корпусах — стекло слишком хрупкий материал для грядущей войны. Еще до Исповедальной недели (вроде как Масленицы), я закончил документацию на октальный цоколь (обычный разъем, если знать, что делать, вообще беспроблемная вещь) и отправил следующую заявку в Бюро патентов. Если выгорит, зададим стандарт разъемов и сильно упростим монтаж ламповой техники.
Собственно Масленицы в Америке нет. Есть Жирный вторник, который отмечают в традициях предков — Марди Гра по-французски в Луизиане, Фастнахт по-немецки в Пенсильвании и так далее. В благонравном Бостоне все веселье сосредотачивалось в университетах, разве что в центре на Конгресс-стрит мэрия устраивала «Блинные бега», как в старой доброй Англии — домохозяйки со сковородками мчались, подкидывая и ловя блины.
Студенты же, приехавшие со всех концов страны, вносили в праздник привычные им обычаи и нас нисколько не удивила компания в костюмах бобров — природных инженеров, символа МИТ, в сопровождении маленького джаз-банда.
— Добро пожаловать, гости дорогие! — вышел я из зимнего сада в гостинную.
Размалеванные под негров музыканты исполнили бравурную мелодию, а «бобры» принялись скакать и грызть мебель.
Под саксофон, банджо и барабаны они опрокинули сперва стулья, потом стол и комод, рассыпав по полу патефонные пластинки.
— Джентльмены, ваши шутки заходят слишком далеко!
Не обращая внимания на мои протесты, двое ломанулись к лаборатории, я успел поймать их за воротники и развернуть обратно. На шум примчались Ося и Панчо.
— Джентльмены, прошу покинуть дом!
Тщетно — оркестр играл все быстрей, а «бобры» уже отпихивали меня в сторону.
— Прекратите! — рявкнул я.
И как по мановению волшебной палочки, музыка захлебнулась, а вся орда попятилась к дверям.
— Я знал, что разумным словом можно добиться…
— Ноги в руки и до хаты! — гаркнул за спиной Ося.
— Viento fresco en popa! — Панчо одновременно пожелал гостям попутного ветра в корму.
«Бобры» натурально ломанулись наружу, я обернулся — эти двое сжимали в руках пистолеты.
С крыльца гости ссыпались почти без потерь, но последний запнулся в дверях, и его ухватил за шкирку Панчо.
Ося пронаблюдал с крыльца за бегством находников и повернулся к пленному «бобру».
— Ты кто такой, хлопчик? — проникновенно спросил Ося у гостя, вежливо тыкая ему в пузо пистолетом.
Все-таки Ося и Панчо пережили гражданскую войну, видели смерть в упор, сами несли ее, и мирные студентики оказались им на один зуб — Гарвард! Школа выше по реке затаила обиду и наиболее радикально настроенная группа решила разнести вдребезги пополам нашу лабораторию под прикрытием карнавала. Блин, неужели придется заводить охрану?
Мы сидели на поставленном на ноги диване посреди разгромленной гостинной и ловили отходняк.
— Поехали в клуб, — неожиданно предложил Панчо. — Музыка, девочки, выпивка…
— Ты помнишь, сколько ему лет? — показал на меня подбородком Ося.
— А мы ему не нальем. А так хоть повеселимся.
Откуда эти перцы знали нужный адрес, я не выяснял — наверняка шарахались в свободное время, когда пошли хорошие деньги с биржи. Мы вылезли из такси у вполне приличного заведения и шагнули под навес. Откуда этих перцев знали вышибалы на входе, я тоже не спросил, но перед нами молча распахнули двери из цветного стекла в стиле модерн. Откуда этих перцев знали симпатичная блондинка и жеманная полноватая брюнетка, неизвестно, но девицы тут же подсели к нам.
Зал превзошел мои ожидания — просторно, большой круг танцпола отгорожен кадками с неизвестными мне растениями, вроде пальмами. Вдоль обитых кожей стен от сцены ко входу шли П-образные отсеки с темно-зелеными диванами, массивными столам и маленькими лампами под зелеными абажурами. Между отсеками и танцполом два ряда столиков попроще.
Публики немного, но только потому, что программа еще не началась. Музыканты тихонько переговаривались и пробовали инструменты — саксофоны, трубы, пианино, барабаны и гитару.
Зал наполнялся — те же гарвардские франты с эмансипированными девицами-флепперами, начались танцы. Мы что-то ели, ребята с девицами отрывались в фокстротах, наконец, на сцене появился паренек во фраке, помесь стендапера и конфераньсе. После его потуг на шутки полная тетка со страусовым пером в волосах спела смешную песенку, оркестр в перерывах наяривал модные мелодии, а потом свет погас, занавес задернули и в него уперся луч прожектора.
Через пару тактов минорного блюза подключился контрабас, а в в круг света скользнула певица лет двадцати.
— Сердце на двор, — прошептал Ося, позабыв про блондинку и уставился на расшитое блестками зеленое платье в пол.
Точнее, на вырез от шеи до самого пупка, который не шел дальше только благодаря пояску на заниженной талии.
Тряхнув короткими рыженькими кудряшками, девчонка запела низким, с хрипотцой голосом.
Я почувствовал, как у меня по всему телу дыбом встают волосы.
Глава 8
My name is Tallulah
Слова песни и смысл начисто ускользали от меня, я смотрел, как после первого куплета она спустилась со сцены в зал и пошла вдоль столиков. Мать моя женщина, как она двигалась! Плыла! Не на пятку, всей тяжестью работающей девушки, а на носочек, балетным шагом, слегка виляя из стороны в сторону.
— Панчо, ты глянь, какая тазобедренная композиция! — ахнул обалдевший не меньше меня Ося и тут же получил локтем в бок от блондиночки.
— Я эстетически! — запнулся Ося и принялся что-то ворковать ей на ушко, но бросать взгляды на певичку не перестал.
— Она слишком худая, — резюмировал Панчо и притиснул счастливо пискнувшую брюнетку.
А рыженькая шла между столиками, трепала замерших мужчин по щекам, ерошила им волосы, даже выдернула у одного из нагрудного кармана белоснежный платок и махнула пару раз в такт, прежде чем вернуть.
Когда она приблизилась к нам, я наконец-то как следует разглядел лицо — нос крупноват, глаза чуть-чуть навыкате, губы пухлые вопреки нынешней моде на «бантик». По отдельности ни разу не эталон красоты, но все вместе било наповал, особенно в сочетании с пластикой и тембром.
Глаза вообще казались огромными, так что когда она полуприсела прямо на наш столик, я уже был готов — бери меня голыми руками.
Она то ли поняла, то ли почуяла и немного наклонилась. Ярче зеленых
