Луна цвета стали - Макс Алексеевич Глебов
— Обидеть хотите? — неожиданно заявил Кудрявцев, и я даже не сразу нашелся, что ответить. — Чтобы я кому-то доверил полет с участием полномочного представителя Ставки? Это решительно невозможно.
— Даже если у вас будет мой письменный приказ?
— Лучше расстреляйте меня сразу за отказ его выполнить, товарищ генерал-майор.
Я некоторое время с интересом рассматривал усталое и злое лицо летчика, после чего усмехнулся и махнул рукой.
— Через десять минут мы должны быть в воздухе, полковник. И прикажите к утру подготовить к взлету все истребители полка — думаю, для ваших пилотов найдется серьезная работа.
* * *
— Герр генерал-полковник, только что поступил доклад от разведчиков, высланных к позиции «Доры». На месте холма, в котором было оборудовано укрытие, теперь только огромная воронка. Земля в радиусе километра усеяна искореженными обломками, самый крупный из которых — вертикально воткнувшийся в землю ствол. Орудие уничтожено, в этом больше нет никаких сомнений. Вероятно, произошла детонация боезапаса. Помимо «Доры» мы потеряли обе мортиры «Карл» и шесть чешских трехсотмиллиметровых гаубиц. Потери личного состава и техники уточняются. На месте взрыва мало что осталось, так что…
— Потери противника?
— Сбит один бомбардировщик Пе-2. Его обломки обнаружены и идентифицированы. Еще один самолет получил серьезные повреждения и с горящим двигателем ушел в сторону Севастополя.
— Благодарю, гауптман, вы свободны, — сухо произнес Манштейн и перевел тяжелый взгляд на Рихтгофена.
Командующий четвертым воздушным флотом потер ладонью подбородок и встал из-за стола.
— Ловушка сработала, как и было задумано, вот только пойманный в нее хищник оказался намного сильнее, чем мы ожидали. Теперь я хорошо понимаю, почему все попытки Абвера покончить с этим русским завершились провалом.
— Думаете, мне от этих слов станет легче? И что прикажете теперь докладывать наверх?
— Ну, приказываете здесь вы, герр генерал-полковник. Могу лишь высказать свое мнение. На вашем месте я бы запросил у командования санкцию на немедленное прекращение наступления. В сложившихся обстоятельствах удержать блокаду Севастополя и не дать русским вырваться с Керченского полуострова — максимум, на что можно рассчитывать. Насколько я знаю, вы способны мастерски выбивать из вышестоящих штабов резервы, и, мне кажется, сейчас самое время вновь задействовать этот ваш талант.
Дверь кабинета командующего вновь открылась.
— Радиограмма от генерал-майора Апеля, — доложил дежурный офицер.
Быстро ознакомившись с отпечатанным на листе текстом, Манштейн развернулся к Рихтгофену.
— Двадцать вторую танковую дивизию обстреливают с моря русские корабли. Судя по калибру снарядов, это линкор и, возможно, один или два крейсера. В воздухе обнаружен самолет противника. Думаю, это корректировщик — тот самый корректировщик.
— Потери?
— Не столь велики, как можно было ожидать. Апель пишет, что схема уклонения себя оправдывает, да и дистанция немалая — дает себя знать рассеивание снарядов.
— Два с половиной часа до рассвета, — Рихтгофен демонстративно посмотрел на часы и хищно усмехнулся. — Вот и ответ на ваш вопрос, герр генерал-полковник. Думаю, вам будет о чем доложить наверх. У русских, похоже, случилось головокружение от успехов. Их тяжелые корабли не успеют вернуться в Новороссийск до восхода солнца. Мои пилоты готовы выполнить свой долг и ждут только приказа.
— Отправьте русских на дно, генерал-полковник. Пожалуй, вы правы — это действительно станет достойным ответом на уничтожение «Доры».
* * *
Огонь эскадры я корректировал, используя подсказки Летры. Рассчитывать на серьезную точность было глупо — немцы на земле постоянно перемещались, а снарядам корабельных орудий требовалось почти полминуты, чтобы долететь до целей. 130-миллиметровые пушки крейсеров вообще били практически на максимальную дальность, так что взрывы их снарядов создавали скорее психологическое давление на противника, чем наносили ему реальный ущерб. Тем не менее, главный калибр линкора «Парижская Коммуна» все же делал свое дело. Триста пять миллиметров — слишком серьезный аргумент даже в случае не слишком точного попадания. Жаль, что снаряды объемного взрыва еще так и не доехали до Новороссийска — результат мог бы оказаться куда интереснее.
Впрочем, смысл всей этой затеи заключался не столько в том, чтобы обескровить двадцать вторую танковую дивизию, сколько в моем желании заставить генерала Апеля жаловаться начальству на бесчинство русских кораблей. Поэтому эфир я блокировать не стал, и с большим удовлетворением выслушал доклад Летры о том, что через десять минут после начала обстрела ожидаемая мной радиограмма ушла в штаб Манштейна.
— «Крепость», здесь «Крейсер», — вызвал я штаб вице-адмирала Октябрьского, — Флот задачу выполнил. Прошу отдать приказ кораблям возвращаться в Новороссийск.
— «Крейсер», здесь «Крепость», — ждать ответа пришлось почти минуту. — Вас понял. Давно пора. Я могу обещать каперангу Зиновьеву воздушную поддержку?
— Несомненно. Но и на его главный калибр я тоже очень рассчитываю.
— Не сомневайтесь. Ваши люди все корабли опутали своими проводами и антеннами, а шрапнельными снарядами перед походом загрузили половину артпогребов.
Земля еще лежала в тени, но с высоты пяти тысяч метров было видно, как горизонт ощутимо светлеет. Приближался рассвет.
— Наблюдаю массовый взлет истребителей и бомбардировщиков четвертого воздушного флота люфтваффе, — доложила Летра, и я развернул перед глазами виртуальную карту Крыма.
Ночной контрудар советских танковых бригад достиг цели лишь частично. Об утреннем продолжении наступления к Азовскому морю противник был вынужден временно забыть, но полностью перерезать связь между двадцать второй танковой дивизией вермахта и пехотными частями тридцатого армейского корпуса нам так и не удалось. Немцы достаточно прочно удерживали узкий коридор между частями советской пятьдесят первой армии и наступающими на них с востока танкистами и явно рассчитывали, что с рассветом прилетят доблестные летчики Рихтгофена и объяснят зарвавшимся русским всю глубину их заблуждений.
Вот только у пилотов люфтваффе неожиданно появилась куда более вкусная цель, и в штабе Манштейна решили, что наземное наступление может и подождать несколько часов или даже целые сутки.
* * *
Восход солнца застал советскую эскадру примерно в ста километрах от Новороссийска, и уже через пятнадцать минут после того, как небо посветлело и установилась нормальная видимость, с кораблей был замечен немецкий воздушный разведчик.
— Обнаружен противником, — коротко доложил капитан первого ранга Зиновьев.
Глушить связь я не торопился. Основные силы четвертого воздушного флота должны были без помех получить координаты линкора «Парижская Коммуна» и кораблей сопровождения, иначе их могли перенацелить на танковые бригады, увязшие в бою с немецкими танкистами. Если бы генерал Апель знал, какие силы Рихтгофен бросил на уничтожение советской эскадры вместо того, чтобы поддержать наступление его дивизии, он, я думаю, произнес бы много нецензурных слов, но ему, естественно, об этом решении никто докладывать не стал.
Сказать честно, на столь масштабную реакцию со стороны немцев не рассчитывал. Однако Рихтгофен, похоже, решил действовать наверняка, или
