ВоенТур - Александр Айзенберг
— Да, скорее всего ты прав… — Согласился я с ним. — Танки настоящие, не бутафория. — вполголоса добавил, все таки еще до конца не веря в произошедшее с нами.
— И трупы погибших танкистов в них тоже. — Чуть тише добавил механик, и замолчал…
Мы стояли у бэтешки, которая грузно осела в пыль рампы, с жженным левым бортом, иразодранной в клочья броней, совсем недавно бывшей грозной и стремительной машиной, которая напоминала сейчас скорее развороченную братскую могилу. Останков экипажа здесь уже нет.
— Командир, знаешь что это? — Механик указал глазами на место с левой стороны выгоревшей башни, где были заметные грязные, шелушащиеся под летним солнцем дымчато-черные потеки. — Это жир. Сгоревший человеческий жир.
В этот момент я осознал, что этот запах до конца жизни будет меня преследовать, даже во сне.
— А ты откуда знаешь?
— Ты что забыл? Я контракт оттрубил в Чечне. Никогда не думал, что попаду еще на одну войну. Мне той, честно говоря за глаза хватило, а тут на другую!
Беседуя, мы с Петровичем поднырнув под платформы перешли на другую сторону путей. И сразу увидели военного, который ловко орудовал лопатой. Был он невысокого роста, вряд ли выше метра шестьдесят пять, но в плечах был очень широк. Про таких говорили — косая сажень в плечах. Да и руки были как у гориллы, почти до колен, а от колен начинались сапоги сорок шестого размера.
Представляю какой геморрой имел старшина, одевая и обувая этого солдата. Подойдя ближе, поняли что он хоронит убитых. Их оказалось немного. Судя по тому что вынутой земли было мало, хоронили в готовом ровике или воронке, рядом с военными лежали двое железнодорожников. Подошел Николай и аккуратно положил в могилу чью-то оторванную ногу в хромовом сапоге.
— Вот, нашел на платформе…
Когда сделали холмик, воткнули жердину с прибитой к ней доской от какого-то ящика. Писать поручили мне, выдав химический карандаш. «Пали в боях за Родину. 26 июня 1941.»
Ставя последнюю точку, подумалось: «В каких боях?...»
— Слышь сержант, надо бы фамилии добавить. — обратился я к красноармейцу.
— Что? — Он приставил ладонь к своему уху с потеком крови.
— Блин… Контузия… — И добавил уже громче — Фамилии говорю надо добавить!
— А-а??? — И похлопывая себя по уху, очень громко добавил: — плохо слышу, говорите громче товарищ командир!
— Фамилии, говорю знаешь? — уже громко повторил прямо ему в ухо, показывая на могильный холмик пальцем.
— Не-е-т! — он энергично замотал головой. — Меня только три дня как перевели из другой части. — Кричать не хотелось, и я только кивнул ему что понял. — Мы только сопровождали эшелон, экипажи должны были нас встретить на станции назначения!
— Так ты что, один остался? — я снова обратился к контуженному солдату.
— Один…
— Куда следовали?
— Не знаю, нам не говорили…
— Понятно, военная тайна…
— Знаю только, что это конечная станция. Здесь нас встречали экипажи — целая рота. Мы даже разгрузку не начали, как попали под налет. Я один в живых остался.
Мать моя родная!!! Один воздушный налет и танковой роты нет… А ее готовить надо не один и не два месяца — год минимум, это не пехота! А сколько ресурсов на эту подготовку надо истратить? Того же бензина… Даже по нынешним ценам это наверное на лям потянет. Вот млять!!!
В этот момент мы услышали звук мотора, который определенно приближался к нам, и был совсем другой чем у грузовиков. Сомнений не было, это был звук работы тяжелой техники, но какой? Вскоре показался знакомый мне по рисункам из интернета танк Т-28, тот еще гроб на колесиках. Меня танки привлекали еще с детства, а после того, как я сам оттянул лямку в танковых войсках, то довольно неплохо изучил всю линейку советской бронетанковой техники.
Построенный по образцу английского Викерса, трехбашенный Т-28 имел противопульную броню, хотя и считался средним танком, а потому немецкие тройки и четверки могли его легко разделать под орех. Имевшиеся у них орудия вполне это позволяли. По большому счету «двадцать восьмой» был чисто пехотным танком, одна орудийная башня с трехдюймовым короткоствольным орудием и две пулеметные башенки были вполне неплохи против пехоты, но не для танкового боя, там он явно не тянул. Слабая броня, высокий силуэт и длинный корпус, плюс не очень хорошая маневренность делали его хорошей мишенью на поле боя. Хотя скорость у него была приемлемая, около 40 километров в час.
Заметив нас, танк попытался нырнуть в лес, но у него это не получилось, он просто ткнулся носом в толстое дерево и заглох. О-ч-ч-ень интересно! Там мех что совсем слепой? Да еще и не опытный? Шел бы на правильной передаче, не заглох бы на таком препятствии! Из открывшихся люков выскочили трое и попытались убежать, но пара очередей из пулемета прижала их к земле.
Через пару минут бойцы подвели ко мне всех троих, только один из них был в танковом комбинезоне и шлеме, а двое других в обычной военной форме этого времени.
— Кто такие? — Начал я их допрос.
— Интендант второго ранга Герасимов.
— Младший сержант Никоненко.
— Красноармеец Сазонов.
В ходе опроса выяснилось следующее, этот танк был после капремонта, и когда немцы подошли к Минску, то интендант, отловив случайного, отбившегося от своих танкиста, который оказался механиком-водителем, посадил его за рычаги. Хорошо хоть, что Герасимов догадался полностью снарядить танк, в этом ему и отловленному им танкисту помог кладовщик, боец Сазонов.
Загрузив в танк дополнительные снаряды и патроны к пулеметам в цинках, заправили его под пробку и двинулись в путь. В дороге попали под бомбежку, но относительно легко отделались, так, слегка покарябало броню, да повредило электропривод поворота орудийной башни. Для меня этот танк больше походил на чемодан без ручки, и нести неудобно и бросить жалко. Будь это Т-26, то пожалуй бросил бы его без всякого сожаления, только БК и бензин с него взял бы, с его парадной скоростью в тридцать километров в час по шоссе, он нас только задерживал бы.
А «двадцатьвосьмой» был поскоростней да и лишнее семидесятишестимиллиметровое орудие, пусть и короткоствольное нам не помешает. Более того, теперь есть куда приткнуть найденные нами ранее снаряды его
