Русь Черная. Кн1. Темноводье - Василий Кленин
— Струханул, Стеша? Да брось! Нешто они на нас лапу подымут?
— Коли живота лишиться страшишься, то и на хозяина лапу подымешь. А нас-то немногим поболее будя…
— Да не трусись цуцыком, Хабаров их в бараний рог согнет — не пикнут даже!…
Впередсмотрящие еще препирались, а Санька их уже не слушал. Он понял, что попал в отряд Хабарова в самый момент его раскола. Уже прошел бурный 1651 год, когда «полк» Хабарова прокатился по всему Амуру. За несколько месяцев были захвачены крепости всех сильнейших даурских и дючерских князей. Казаки убивали сотнями, пленяли десятками, ничто не могло противостоять их огненному бою и воинской выучке. Всех, до кого русские дотянулись, они привели в русское подданство и обложили ясаком. На зиму Хабаров увел свою орду в некие ачанские земли в низовьях Амура. Там завоеватели зимовали на пустом месте, почему-то пренебрегая покоренными городками. На исходе зимы на них впервые напали маньчжуры — несколько сотен восьмизнаменного войска империи Цин с тысячным ополчением дючеров и ачан.
…Тот самый бой, который так ясно привиделся Саньке во время школьной экскурсии…
Разбив врага, Хабаров оставил зимовье и пошел вверх по Амуру. Весна, заканчивался сезон пушной охоты и пора было собирать ясак — пушное «золото» Сибири и Дальнего Востока. Летом 1652 года добрались до самой Зеи. Здесь, на слиянии двух великих рек Хабаров, наконец, замыслил ставить острог. Место стратегически выгодное — в любую сторону рукой подать, всех контролировать удобно. И в российские пределы можно и по Амуру, и по Зее добираться.
Но именно здесь в августе 52-го случился бунт. Часть войска отказалась подчиняться Хабарову, захватила три больших дощаника и ушла вниз по реке. Именно с ними и встретились на Амур-реке хэдзэни с глупым найденышем. Сто тридцать с лишним человек (правда, часть из них чуть ли не силком увезли) во главе со Степаном Поляковым, Иваном Москвитиным и Логином Васильевым. Передовая марксистко-ленинская наука учила, что вольнолюбивое казачество не желало жить в условиях деспотичного абсолютизма, жаждало вольной жизни. Однако, Шаман, в разговоре наедине, пояснил Саньке, что дело было не совсем так.
«Они бежали именно от Хабарова, — пояснил учитель. — Он ведь всю экспедицию снарядил в долг. И деньги надо было возвращать воеводе Францебекову. Так что у Хабарова главная задача была — окупить поход. И он делал это как мог, а предпринимателем был первоклассным. Настоящий капиталист — совершенно в духе эпохи. Он не только грабил дауров, дючеров, тунгусов, ачан, натков, гиляков, но и своих людей. Продавал им алкоголь, сдавал в аренду имущество войска. Легче всего было загнать в кабалу служилых, так как охочие за свой счет снаряжались, и всё личное имущество у них было собственное. Вот служилые бунт и учинили. Не против власти, а только против Хабарова. Потому что, едва сбежав в низовья, сразу принялись собирать ясак для государя. Только уже сами. Понимаешь? Мы, царь-батюшка, твои верные слуги… тогда говорили «холопы»… А вот Хабаров враг и злодей. В общем, типичная грызня за богатство и власть».
«Нашли время грызться, — недоумевал тогда Санька. — Кругом враги, все племена против себя настроили, а рядом еще и маньчжуры».
«Да, Хабаров и остальные казаки неправильно оценили момент, — кивнул Шаман. — Они-то думали, что будет, как в Сибири: придут и подомнут слабые племена. А на Амуре вдруг почти все подминаться не захотели. И богдойцев-маньчжуров недооценили. Думали это какое-то очередное княжество, которое легко развалят пищалями и пушками. А это оказалась могучая империя Цин».
Сейчас, пожив среди казаков всего несколько дней, беглец наглядно понимал слова учителя. Для любого казака конкретная шкурка, которую можно халявно прибрать к рукам, была важнее геополитических интересов Русского царства. И Хабарову важнее всего было рассчитаться с воеводой, поиметь свой барыш и сохранить власть над всем своим войском, нежели думать о том, как оборонить новые рубежи от грозного врага. Да он еще и не знал, насколько тот враг грозен.
И потому, забыв обо всём прочем, Хабаров разъяренным вепрем катил сейчас вслед за «ворами»— поляковцами, чтобы вернуть «неразумных» под свою власть и продолжить «бизнес». Катил медленно, боясь пропустить предателей в каком-нибудь рукаве Амура. А река в низовьях была похожа на косу потасканной бабы: вся растрепанная и торчит во все стороны. Санька знал, что до конца сентября Хабаров поляковцев настигнет… Но даже не задумывался, что ему с этой информацией делать.
Потому что, как и у казаков, у него в голове сидели более прозаические, но насущные задачи: как ему выжить в этом суровом мире первопрохоцев. Он наглядно понял, что попал в волчью стаю. Суровую, сильную и почти бесконтрольную. Порядок здесь поддерживают только длинные клыки и яростный оскал вожака. Любой закон, любые нормы морали остались очень далеко. Можно, конечно, сколько угодно негодовать и возмущаться несправедливостью уклада — да толку от этого?
Известь рос прагматиком и понимал, что казаков такими сделала среда. Перед ним люди, которые суровый жизненный экзамен сдавали не раз и каждый раз — на уверенную пятерку. И ему — избалованному цивилизацией жителю XX века — ох, как нелегко будет влиться в эту среду. Единственный плюс: привитые ему с детства законы дворовой жизни здесь работают. Правда, помноженные раз в двадцать. Но это лучше, чем ничего. С гоповским миром нельзя бороться, с ним можно только сосуществовать. Для чего необходимо правильно себя поставить. Найти тонкую грань между «не прогнуться» и «не сломаться».
…Вечером «старшие товарищи» снова протянули найденышу грязный котел.
— Завтра почищу, а сегодня не буду, — встал и ответил Известь, сжав кулаки. Господа-казачество похмурили брови, оценивая затраты и риски. Ну, рисков-то не было. А вот затраты. Тем более, Дурной работать не отказывается…
В общем, на этот раз «переговоры» завершились благополучно. С одной стороны, Санька согласился подчиняться, но обозначил свои условия. Конечно, иллюзии строить рано. Этот «договор» придется передоговаривать раз за разом, снова и снова.
И как в воду глядел. Матерые казаки изо дня в день проверяли его не прочность. Молодые — просто искали повода почесать о найденыша кулаки. С последними Санька заставлял себя драться. Заставлял — потому что каждый раз это был обреченный бой. Потому что все они — вплоть до самой мелкой сопли — готовы драться до смерти. А у беглеца из будущего страх умереть намного сильнее. Слишком уж привыкли ценить жизнь в его родном времени.
Как ни странно, но в гноблении Дурнова почти не участвовал красавец «Ален
