1972. ГКЧП (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович

В том конфликте погибли больше тридцати наших пограничников, и больше батальона китайцев. Одного раненого нашего пограничника китайцы утащили с собой и зверски замучили. И потом долго не отдавали тело замученного. А в 1991 году мразь, меченая дьяволом, отдала Даманский китайцам. За что Горбачеву лишний десяток поленьев под котел, в котором он будет вариться в аду.

Когда снаряды долетели до нас и накрыли территорию Дачи, я уже был на нижнем этаже, возле входа в бункер. И хотя ожидал удара, он меня просто потряс. Грохот был таким, как если бы я сидел в бочке и некто здоровенный и тупой бил по ней большущим тяжелым молотком. Скорее всего, случилось несколько прямых попаданий, что и немудрено – если по нашу душу пригнали несколько дивизионов "Градов", и если (да что "если" – точно сидел!) рядом сидел корректировщик огня – плотность накрытия должна быть такой, что мало никому не покажется. С пяти километров рассеивание попаданий не должно было превысить пяти-десяти метров. То есть – практически в "десятку".

Дом гудел, грохотал, сотрясался, в воздухе висела пыль и сверху сыпалась какая-то крошка – я даже так и не понял, откуда именно. Но дом стоял, и я успокоился. Да, советские строители умели строить военные объекты! На века сделано!

Когда стрельба закончилась, я выждал еще минут пять и полез наверх, нажав предварительно кнопку разблокировки окон. Стальные пластины медленно ушли в стороны, погружаясь в стены, и в доме снова стало светло. И то, что я увидел в оконные проемы, мне очень и очень не понравилось. Красивый был дом. И красивая вокруг него была территория. Цветники, сад, прудик с рыбками, беседка – все было. БЫЛО. Теперь ничего не было, кроме развороченного чернозема, нашпигованного металлом и обломками хозпостроек.

А из них, из этих хозпостроек остались только казармы личного состава, потому что они были построены из броневого листа наподобие того, что служил каркасом главному зданию. Сверху – кирпич, внутри – бронеплиты. Остальное – в прах! Погнутые, с вмятинами листы выдержали, не пропустили осколки внутрь, но теперь казармы очень сильно напоминали старые металлические гаражи, а не те аккуратные и даже красивые одноэтажные здания, какими они были вначале.

Забор тоже перестал строить из себя невинность, перестал изображать кирпичный заборчик, ограждающий дачу олигарха. Кирпич осыпался, обнажив могучие бронелисты, для которых даже КПВТ не страшнее дождика июньской ночью.

Я не видел наше здание снаружи, не рискнул выйти и посмотреть (зачем?), но скорее всего оно выглядело точно так же, как и казармы, как и забор. Голые металлические стены, присыпанные грудами битого кирпича. Судя по тому, что сейчас делалось на крыше – все именно так и обстояло. Хорошо, что дверь, ведущая на крышу открывалась не наружу, а внутрь, иначе бы мы ее просто не смогли открыть – на нее навалилась такая груда кирпичных обломков, что мы эту проклятущую дверь едва открыли. Пришлось в дверную стальную пластину как следует упереться троим спецназовцам, чтобы освободить стопор дверного замка. И когда открыли – едва успели отпрыгнуть от вывалившейся груды обломков.

Тут же бросились расчищать дверной проем, потому что скоро мы снова закроем эту дверь. Кирпичи перекидали быстро, и по одному просочились на крышу. Дело в том, что связаться по рации лучше всего было сверху, с крыши.

Рассыпались по периметру, громыхая по стали обломками кирпичей и замерли, ожидая команды. Радист послушал эфир, кивнул мне. Я взял тангенту, сказал:

– Карпов вызывает командира. Какого-нибудь разумного командира – есть у вас хоть один не идиот?

– Чего надо, Карпов? Ты еще живой? – хриплый голос не был мне знаком, но я не стал уточнять, кто это был.

– Если я говорю, наверное, живой, как ты думаешь? Или ты тоже идиот?

В ответ отборный мат, потом уже спокойнее:

– Чего надо, Карпов?

– Надо мне, чтобы вы не подставляли своих ребят под удар! Ваши командиры, вплоть до министра обороны – спятившие уроды! Вы сейчас пошли против законной власти, против руководства коммунистической партии! И вы ответите за это!

– У меня приказ, Карпов! – голос был резким, но спокойным, и каким-то…обреченным, что ли – Я разнесу вас, чего бы это нам ни стоило! Потому что вы предатели! А предателей надо уничтожать! Еще что-нибудь есть, Карпов?

– Есть! Мы можем отдать приказ, и сюда прилетят ударные вертолеты. И от всех, кто сейчас подходит к нашему убежищу останется только мокрое место! Мы можем вызвать штурмовики и бомбардировщики – и вас прихлопнуть, как клопов! Спроси меня, почему мы это до сих пор не сделали и вызвали огонь на себя?

Молчание. И тот же голос:

– И почему?

– Да потому, что не хотим гражданской войны! Потому что нельзя стрелять в своих! Хватит, сука, настрелялись в Гражданскую! Еще захотелось, мрази?! Вы что там, охерели, что ли?! Да вся армия осталась у нас под контролем! Сюда стягиваются войска из ближних округов! Спецназ! Авиация вся наша! И вы что думали, сумеете нас так просто взять?! Неужели не убедились, что это бесполезно?! Что мы тут переживем даже атомную бомбардировку! Неужели ты не видишь, что твои командиры идиоты?! Они сейчас уже ударяются в бега, поняв, что все закончится плохо! Что их ждет расстрел за предательство! Идиоты, да вы чуть не развязали третью мировую войну! Вы чуть не убили президента Соединенных Штатов! Он здесь, в здании! И Шелепин здесь! И Семичастный! Вы думаете, Комитет будет безучастно смотреть, как убивают его председателя?! Я не знаю, кто ты – но или ты повернешь стволы против своих командиров, отдавших преступных приказ, или стреляйся. Потому что за тобой придут. Обязательно придут! И ты ответишь. Понял?!

– Надо будет – отвечу – голос говорившего был таким же жестким, и ничуть не изменился – А вам трындец. Мы все равно раздолбаем вашу халупу, не сомневайтесь. И не такие крепости брали. А потом уже некому будет за нами приходить. Все, Карпов, отбой. Молись, если верующий.

– Отбой – нажал я клавишу тангенты – Всем вам – отбой. Кто слышит меня – поворачивайте оружие против своих командиров, или просто бегите! Скоро здесь будет ад! Парни, уходите!

Представляю, что сейчас делается в головах людей, которые меня слушали. Ну что же, я сказал все, что хотел. А то, что нашу "халупу" они раздолбают – я не сомневался. И грады, и гаубицы – все у них есть. "Грады" закончили, скорее всего пришел черед гаубиц. Наблюдатели уже передали, что они на подходе. Тяжелые снаряды раздолбают домик. Но он только вершина айсберга, и этим олухам такое обстоятельство невдомек. А то, что власть отказалась уничтожать тех, кому отдали приказ преступные генералы – это ей только в зачет. И да, я верю, что их будут судить. Тут я не покривил душой.

Еще раз осмотрелся по сторонам, и вдруг с сожалением подумал о КПВТ, которые пришлось бросить на крыше (их убирать – пупок надорвешь). "Утесы" снесли в подвал, в подземелье, а вот этих старых добрых монстров пришлось бросить. Теперь от них осталась только груда искореженного железа.

Я вообще всегда был склонен одушевлять машины и оружие. Винтовка для меня как живое существо – я с ней разговариваю, я ее глажу, я ее люблю. Как и автомобиль. Понимаю, что это глупо, но…вот такой я человек. Поклоняюсь своему оружию, как древние викинги. И вот эти пулеметы – чувствую себя предателем за то, что бросил их без защиты на крыше.

Ха! Вспомнилось из романа английского писателя Аберкромби, которого я считаю одним из лучших авторов дарк-фэнтези:

"По другую сторону поляны перед громадным длинным мечом, прислоненным к дереву, стоял на коленях Вирран из Блая. Он накинул на голову капюшон, так что наружу торчал только острый кончик носа, и упирался подбородком в стиснутые кулаки. Судя по всему, молился. Зобатый всегда довольно настороженно относился к людям, которые молились богам, а уж о тех, кто молился мечам, и говорить нечего. Но такие уж времена, думал он. В кровавые дни мечи дороже богов. И, конечно, их куда больше".