1972. ГКЧП (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович

Он посмотрел на часы – еще пять минут. Было желание уже подать команду на открытие огня, но майор сдержался. В конце концов он не какой-то там штатский, он военный. А военный человек точен даже со своими врагами. Дал время на размышление – дождись ответа! И только так.

Пять минут истекли быстро, даже как следует задуматься не успел. Выждал еще пять минут – ну так, для очистки совести – и скомандовал:

– Огонь!

Первой выплюнул порцию "желудей" командирский БТР. Он стоял как раз напротив ворот, и очередь из четырех патронов ударила в калитку, за которой час назад скрылся этот предатель Карпов. За командирской машиной огонь открыли и остальные. Грохот начался – необычайный! Куда там громовым раскатам! КПВТ – это вам…не это!

Через минуту уже было ясно, что все не так просто, и улыбка сползла с довольного лица майора. Под кирпичной кладкой забора оказались бетонные плиты, под бетонными плитами – там, где тяжелые пули пулемета пробили дыры достаточной ширины – виднелся сплошной металл. Калитка тоже выдержала испытание – с этого расстояния не было видно в точности, насколько велики повреждения металла, но судя по всему – лишь легкие царапины. Краску слизало – белые пятна в местах попадания пуль.

А потом начался ужас. Нет, ну так-то следовало ожидать, что осаждаемые предпримут какие-то действия – например, постреляют по бэтэрам из пистолетов, даже автоматов, может кирпичами закидают от отчаяния…но чтобы такое!

Скорее всего, они били строго по башням, чтобы повредить пулеметы. Возможно даже, старались попасть только в пулеметные стволы. Но это же тяжелые пулеметы! Пуля в ствол – три пули в башню! Бронебойные пули.

Стрелка буквально размазало по башне. В него попало две пули, практически одновременно, и его расплескало по внутренностям БТР. Пуля крупного калибра, выпущенная из пулемета, имеет такую энергию, что для нее человеческое тело представляет собой лишь что-то вроде ведра, наполненного водой. Да, броня слегка ослабила эту самую энергию, но ненамного. Ее вполне хватило для того, чтобы лишить отца и мать своего сына, ушедшего служить в армию. И хоронить его будут в закрытом гробу, если только будет что хоронить.

Глупо, но эта мысль проскочила у майор в тот момент, когда его залило кровью и забросало внутренностями убитого солдата. Не о том сейчас надо было думать, совсем не о том! Но вот поди ж ты…что лезет в голову в самый ответственный момент.

Пулемет замолчал, замолчали и пулеметы соседних БТР. Майор выглянул из люка, осмотрелся – все башни соседних БТР имели пробоины, и почти все пулеметы имели видимые повреждения. Плохо! Очень плохо! А стреляют-то гады великолепно… Тем хуже для них!

– Доложить о потерях! – хрипло, сдавленным голосом рявкнул он в микрофон, и с минуту прислушивался к словам подчиненных. Семь человек! А успеха – ноль! Побитая стена, да сбитая с ворот краска!

В шлемофоне затрещало, и с трудом узнаваемый, искаженный наушниками знакомый голос сказал:

– Майор, валите отсюда! Это было предупреждение! Мы не хотим никого убивать! Это такие же наши солдаты, как и твои! Уходи, майор! Больше предупреждений не будет, никого беречь не будем! Майор, подумай о ребятах – им домой надо возвращаться, им наши разборки ни к чему!

– Пошел ты, козел….! – майор долго и сочно ругался, потом затих, обдумывая ситуацию. Что делать? Он фактически разоружен. Десант не пойдет на штурм без поддержки – это дохлый номер в любых смыслах, прямом и переносном.

Майор переключился на резервную волну и начал вызывать:

– Третий! Говорит Пятый! Третий Пятому!

– Третий слушает. Чего там у тебя?

– Плохо. Подвергся массированному огню из тяжелых пулеметов. Машины повреждены, больше стрелять не могут. Потери – семь человек. Ущерб противника минимальный.

– Что-о?! Что значит – минимальный?! Пять кэпэвэтэ не могут раздолбать какую-то чертову дачу?! Вы что там, охренели?! Какой такой массированный огонь?! Из каких тяжелых пулеметов?! Охренели?!

– Тяжелые пулеметы – или кэпэвэтэ, или что-то наподобие. Не менее четырех. И это не дача, товарищ полковник. Под кирпичом стальная броня. Это крепость, самого высшего уровня сложности. Штурмовать без артиллерии нельзя. Положим людей.

Молчание, и снова голос "Третьего":

– Машины двигаться могут?

– Могут. Повреждены только башни. Сквозные пробоины. Все стрелки убиты, рикошетом убиты и ранены члены экипажа и десантники.

– Сколько раненых?

– Уточняю. Но не менее десяти.

– Понятно. Уходите на позицию два. Сейчас к вам пойдут танки.

– Товарищ Третий, они прослушивают эфир. Скорее всего и сейчас слушают, и я…

– Конечно, слушаем! – голос в наушниках был ворчливым и даже грустным – Я тебя предупредил о последствиях, майор! За каким хреном ребят положил?!

– Это еще кто такой?! Что за хрен с горы? – послышался требовательный, жесткий голос Третьего.

– Это хрен из дачи – вежливо ответил некто, и добавил – Карпов моя фамилия. Может слышали? Михаил Карпов.

– Ах вот это кто! – взъярился Третий – Предатель родины! Миллионер херов! Ах ты ж сука! Ты предупреждал, видите ли?! Да я тебя…

– Пошел на…, полковник! – голос Карпова был таким же безмятежным и вежливым – И не вздумай танки сюда тащить. Разнесем все к чертовой матери! Людей жалко. И технику жалко. Наша техника, пригодится еще. В общем, парни, я предупредил. Еще раз полезете – жалеть уже не будем. Всех положим!

– Посмотрим! – ледяным тоном после паузы ответил Третий – Сумеешь – твое счастье. А не сумеешь… Гляжу, вы там крепко засели. Но ничего, и на вас найдется болт с винтом!

– Ах да, полковник, забыл! – спохватился тот, кто представился Карповым – не вздумай вертушки присылать. Собьем к чертовой матери! Опять же – жалко людей и технику.

Пауза, потом отборная ругань, и тишина. Трещат помехи, где-то очень далеко голоса – непонятно чьи, и…больше ничего. Майор выдержал паузу минуты три, потом снова вызвал:

– Третий Пятому! Третий Пятому!

После шестого вызова Третий откликнулся:

– Слушает Третий, чего вопишь?! Решаем. Жди коробочки. Посмотрим, насколько у них кишка не тонка!

– Понял, Третий…

Майор вдруг глубоко вздохнул и вытер с лица что-то влажное и липкое. Кровь вперемешку с мозгами. Он хотел сплюнуть, но плевать в машине – грех. Майора охватило тянущее чувство грядущих неприятностей. Не так он представлял грядущую революцию, совсем не так!

Ду-ду-дут! Ду-дут! Ду-ду-ду-дут!

Видимые и при свете дня белые "шмели" потянулись к изрыгающим огонь башенкам БТР, выбивая из них искры и кусочки металла. Бэтэры стухли за считанные секунды – сразу все. Грохот пуль о металл забора и ворот резко прекратился.

– Передают что-нибудь? – спросил я радиста, пристроившегося в укрытии и постоянно сканирующего эфир на двух рабочих частотах "гостей".

– Передают. О потерях спрашивает.

– Дай мне! – протянул я руку к наушникам и микрофону. После недолгого разговора с "врагами" (и надо сказать – абсолютно бесперспективного), нашел вторую частоту и приготовился послушать то, что майору скажет непосредственный командир. И не ошибся в предположениях – майор перешел на запасную частоту, и…я снова поговорил. И с тем же результатом. Все равно как злой собаке попенял на то, что она лает и попросил ее не гавкать. Глупо, да. Но кто знает, может все-таки задумаются?

Не задумались. Скоро радист доложил о переговорах танкистов, машины которых были уже на подходе. Впрочем, я знал, что этим дело и закончится. Или, вернее, продолжится. Сутки! Продержаться сутки!

Танки подошли через два часа. Вначале мы увидели пыль, которую они подняли, обходя нас полевыми дорогами, потом услышали рев танковых движков и лязг траков.

– Десять штук! – мрачно прокомментировал ситуацию Аносов, и взяв тангенту рации сказал в нее несколько слов шифрокоманды. Танки подходили все ближе и ближе, и вот уже в зрительную трубу я различал детали этих самых танков.