Дорис Лессинг - Сириус экспериментирует
Амбиен Первый сказал, что Клорати ни разу не пытался поделиться с аборигенами своими мыслями, пока ему не задавали прямой вопрос или пока кто-то не делал замечание, за которым скрывался вопрос. И тогда Амбиен Первый попросил Клорати объяснить, почему он действует так, а не иначе. Является ли его тактика методом, принятым на Канопусе, и до каких пор он собирается здесь оставаться… Намерен ли он сидеть в шатре и ждать, пока дикари не зададут все нужные вопросы… А если да, почему он надеется, что дикари сумеют спросить все, что требуется…
Клорати ответил, что, когда придет время, они непременно зададут все необходимые вопросы.
— Но почему?
— Потому что я здесь, — ответил Клорати, и этот ответ вывел Амбиена Первого из себя. Я могла это понять. Слушая его рассказ, я тоже пришла в ярость.
Амбиену Первому хотелось оставить Клорати, но он не мог этого сделать, потому что я забрала сирианский корабль. Он еще раз самостоятельно навестил карликов — на сей раз он отправился в другую колонию. Надо сказать, что это был безрассудный поступок, ибо эта вылазка едва не стоила ему жизни. Его спасло только вмешательство Клорати, который в этой связи заметил лишь одно: «Сирианам все еще не хватает чувства меры».
Затем начались «События», которые не следовало называть другими словами.
И наконец вернулась я. Амбиен Первый был вне себя от счастья, когда увидел в сером тумане маленький сверкающий шарик. Он думал, что я погибла. И то, что мне удалось выжить, было «чудом» — так говорили в древности.
В тот вечер наше ощущение эмоциональной и интеллектуальной близости было таким острым, что ночь мы решили провести вместе. Нам не хотелось расставаться после того, как мы едва не расстались навсегда.
Мы решили оставить Клорати.
Поразмыслив над тем, что Амбиен Первый рассказывал о правильных вопросах, я отправилась к Клорати и без обиняков спросила, почему Сириус не может заполучить гигантов.
Клорати сидел у входа в шатер. Я опустилась на груду влажных шкур рядом с ним. Облака пара стали менее густыми, земля подсыхала, раскаты грома и дожди прекратились, потоки воды стали менее бурными. Хотелось надеяться, что вскоре здесь снова станет сухо и спокойно.
— Я уже говорил тебе, — сказал Клорати, — что выходцы из Колонии десять не годятся для вас. Ты понимаешь, о чем я? Они не подходят для сириан, учитывая ситуацию в Сирианской империи.
— Но почему?
Он помолчал, точно раздумывая о чем-то. Потом Клорати зашел в шатер и вышел, держа в руках несколько предметов, — это были вещи, которыми мы с Амбиеном Первым пользовались для защиты на этой непростой планете.
Сначала я подумала, что из-за недавних «Событий» необходимо внести изменения в наши практики, и приготовилась выслушать инструкции — я знала, что все предписания на Роанде нужно соблюдать скрупулезно, не упуская из виду ни одной мелочи. (В свое время я уже рассказывала Клорати про Адаланталэнд, жители которого не уделяли должного внимания соблюдению правил, и в ответ услышала огорченный, но терпеливый вздох.)
Я наблюдала за тем, что он делает. Клорати взял несколько камней разного цвета и формы и принялся раскладывать их в определенном порядке. Я очень внимательно следила за его действиями и видела, что он не внес изменений в ритуал, который соблюдала я.
— Так, значит, все остается как было? — спросила я, чувствуя, что мой тон враждебен и груб. — Неужели недавние события, отдаление Роанды от солнца и все остальные перемены не требуют изменить ритуал?
— Нет, — сказал он. — Пока нет. Может быть, позднее, когда мы более точно определим характер изменений. В частности, изменений климата. И, разумеется, силы магнитных полей…
— Ах вот как, — насмешливо протянула я.
Клорати продолжал бережно и осторожно перекладывать предметы, приводя их в порядок. Я смотрела на его красиво вылепленное, бронзовое лицо. Он же не отрывал глаз от собственных рук.
Я сидела рядом с натянутой улыбкой, обхватив руками колени, а он продолжал молча перекладывать камни.
Я не понимала Клорати. Мне казалось, что он хочет отделаться от меня, давая понять, что не собирается отвечать на мои вопросы.
Когда эта мысль пришла мне в голову, он сказал:
— Нет, это не так. Если ты хочешь понять, о чем я, побудь здесь еще некоторое время.
— Как долго? — И сама ответила: — Полагаю, столько, сколько необходимо!
— Да, именно так.
— И чего тебе удалось добиться? Теперь аборигены и «малыши» стали друзьями? И готовы вместе противостоять Шаммат?
— Раса «малышей», по-видимому, погибла в своих подземельях во время обвалов, и мы их больше не увидим.
Тон, которым Клорати это сказал, поднял у меня в душе целую бурю. Значит, с потомками ломби и специалистов из Колонии 22 покончено.
Он продолжил:
— Нам придется смириться с этим.
— Тогда почему ты торчишь тут? Причин больше нет — их устранили «События».
— Аборигены по-прежнему живут здесь!
— Но ты же не собираешься сидеть здесь только из-за того, что когда-то они враждовали с карликами?
— Мне часто приходится жить среди самых разных людей… рас… видов… на определенных этапах их развития.
Я поняла, что Клорати заговорил о самом главном, и если я буду понастойчивее, то узнаю нечто новое.
— Ты хочешь, чтобы я осталась? — спросила я с вызовом. Мой голос был злым и обиженным.
— Да, полагаю, тебе следует остаться.
Он не сказал: «Да, я хочу, чтобы ты осталась».
Я встала и пошла к себе. Я заявила Амбиену Первому, что хочу немедленно улететь. Утром, попрощавшись с Клорати, мы забрались в свой серебристый пузырек и поднялись в воздух. Бегло осмотрев разрушения на южных континентах, мы полетели домой, на родной Сириус.
Ломби. Третья встреча с Клорати
Некоторое время я почти не занималась Роандой. Наши эксперты решили, что пока находиться там слишком рискованно, и мне поручили работу в другом месте. Для Сириуса это было время тяжелейшего кризиса; происходящее подорвало нашу веру в свои силы, и поэтому наши исследования в тот период — социологические и биологические — имели весьма ограниченные масштабы.
Численность населения в колониях поддерживалась на минимально допустимом уровне.
Что до меня, я много думала о былых успехах Канопуса в ускорении эволюции, и, слыша, как сотрудники Колониальной Службы и представители правящих слоев публично вопрошают: «Ради чего?» — я размышляла, как бы они, интересно, отреагировали, если бы увидели то, что видела я, — как существа, по уровню развития близкие к обезьянам, стремительно превращались в цивилизованных и ответственных граждан. Мы с Амбиеном Первым снова работали вместе, и я поделилась с ним своими мыслями. Впрочем, в то время наша империя была куда менее толерантна, чем сейчас, и мой оптимизм воспринимался в определенных кругах как «безответственность» и «социологический эгоизм». Надо сказать, что я давно усвоила: если кто-то вынашивает непопулярные идеи, ему лучше держать язык за зубами, дожидаясь, пока невидимые колеса повернутся и эти идеи станут последним словом передовой мысли.
Между тем я продолжала заниматься своей работой. Случилось так, что я оказалась неподалеку от Колонии 25, куда переселили ломби. До сих пор я не вспоминала о них, но сейчас решила заглянуть к ним из любопытства. Теперь было понятно, что эксперимент с ломби потерпел неудачу. За исключением редких визитов персонала Колонии 22 им не позволяли контактировать с другими, более развитыми видами, чтобы проверить, можно ли притормозить социальное развитие и сохранить первобытную наивность племени, которую так удобно использовать при «открытии» новых планет. Но с недавних пор мы прекратили заниматься тотальной — или, позволю себе сказать, неуемной — колонизацией новых планет. Мы расширяли свои владения только после длительной и всесторонней оценки. Мы не вполне утратили интерес к ломби и хотели понаблюдать за тем, как у них начнет проявляться потребность в «высших ценностях». С космического корабля я связалась с Сириусом и попросила разрешения провести небольшой эксперимент — надо сказать, что мне вряд ли дали бы такое разрешение, если бы ломби не списали со счетов, как бесполезный материал.
Мы не посылали сюда своих специалистов более тысячи Р-лет. Продолжительность жизни ломби по-прежнему составляла примерно двести Р-лет. Это означало, что тех, кто помнил о визитах «пришельцев с небес», уже не было в живых.
Я хотела осмотреть Планету 25 с обеих сторон (с той, что освещалась солнцем, и с той, где царила ночь), облетев ее на максимальной скорости, чтобы нас не заметили ее обитатели. Мы летели так быстро, что в ночном небе нас можно было принять за метеорит. С солнечной стороны мы были невидимы вовсе. Затем, выбрав густонаселенную зону, мы парили на виду у всех в течение нескольких часов, пока внизу не собралась толпа.
