Виталий Корягин - Винг
— Что же делать, ваша милость? Нельзя же дожидаться, пока и всем нам "со святыми упокой" исполнят, — Алана, как обычно, интересовала практическая сторона дела. — Коли ничего нельзя добиться правдой, я, пожалуй, сам как-нибудь темной ночкой выпущу кишки у немца подышать свежим воздухом.
— И потом проветришься на веревке, упрямый ты гэльский баран! — де Шаррон рассердился. — Надо идти жаловаться королю Ричарду. Он один может пойти супротив монахов. Ему тоже осточертела их жадность и надменность. Даже если не станет требовать наказания для немца, так, может, хоть неудовольствие гроссмейстеру выкажет, глядишь, эта орденская сволочь поостережется вас затрагивать. А война кончится — рассчитаешься! Ну, что для тебя важнее, прикончить немца или самому выжить?
— Сэр! Разрешите, мы проводим этих несчастных на корабль, и сходим к милорду де Во? Авось поможет мне попасть к королю. — Эдварду вдруг захотелось поскорее уйти из шатра доброго циника де Шаррона. Голая истина обычно непривлекательна для чистых сердец.
— Иди, парень! Вдруг повезет, застанешь короля в добром настроении, — капитан подтолкнул Эдварда к выходу. — К заре должен сюда вернуться, иначе — дезертир! Ну, отправляйтесь…
Эдвард вел Ноэми под руку сквозь ночной туман, она прижималась к юноше и судорожно всхлипывала. В двух шагах впереди Шимон гудел вполголоса Алану. Видно было, как кивал в ответ, мрачно понурив голову, шотландец. Шум прибоя приблизился, из мрака одна за другой выбегали маленькие волны и, лизнув берег, откатывались.
— Вот она! — пробасил иудей.
Черным пятном на сером фоне тумана тихо покачивалась нава, зачаленная за большой камень. Доска-сходня краем зарылась в мокрую гальку. С борта на берег соскочил шкипер, подошел, вглядываясь в темноте:
— Ну, что, отыскали? — увидел, что, да, нашли, и обратился к британцам, к старым знакомым, — горе-то какое! Знали бы мы, когда отплывали с вами… Эх, что говорить! — оборвал он сам себя. — Позвольте, госпожа Ноэми, помогу вам по трапу взойти.
В тесной каюте Эдвард уложил обессилившую от горя девушку в узкую койку, посидел рядом несколько минут, пытаясь найти хоть какое-то утешение. Но он и сам понимал, что слова бессильны перед таким несчастьем. Наконец, встал, коснулся сухими губами горячего, влажного виска Ноэми:
— Пойдем-ка мы с Алом к королю… Ты пока полежи, ладно?
Она слабо кивнула.
По дороге в главный лагерь, автоматически прыгая вслед за Аланом с кочки на кочку, юноша горестно думал:
— Ведь это христиане причинили ей столько зла! А она с любовью, с доверием, ко мне, такому же, как они… Какая же у нее справедливая душа? Неужели же ей, некрещеной, гореть в геенне, такой чистой, доброй?!
Алан обернулся к другу, будто прочитал его мысли:
— Шаррон сказал, что за это зверство убийцам все грехи простятся? Нет уж! Такие должны дохнуть без покаяния, и прямиком в ад, или Господь не джентльмен!
У шатра барона, как всегда, обретался бессонный Дэн, и гостей не пустил, ссылаясь на то, что хозяин только прилег:
— Завтра, завтра придете, сэр Эдвард. Должен же милорд хоть иногда отдыхать… — и зашипел на пытающегося возразить Алана, — тише, не бери на горло, рыжий! Сказано тебе, завтра!
Из-за полотна раздался бас де Во:
— Кто там, Дэн?
— Ну, вот, разбудили… — Дэн скорчил страшную рожу. — Это Эдвард Винг со своим скоттом. Прошу прощения, сэр-р Эдвард Винг, милорд!
— Впусти их, Дэнни. Я так устал, что и сон нейдет.
— Входите уж, банные листы… — верный страж неохотно откинул полу палатки. — Да побыстрее, кровососов напустите!
При тусклом свете жирника, коптящего на барабане, барон встретил посетителей, приподнявшись на локте на походном ложе:
— Что там у вас стряслось?!
Выслушал сбивчивый рассказ о трагедии в Триполи, откинул меховое одеяло, уселся на койке, подумал, потер босые пятки одну о другую и недовольно крякнул:
— Да-а! Это у тебя какой-то талант, сэр Эдвард, вляпываться в истории… То ты своих убиваешь, то у тебя каких-то своих убивают…
— Какой, ты говоришь, жид? Элиазид? Из Триполи? Да! Помню… Банкир… Он и нам, помнится, ссужал. Ладно, пойдем к его величеству, он, один черт, не к ночи будь нечистый помянут, не спит из-за лихорадки. Эй, Дэн, тащи сапоги!
Тот показал украдкой кулак похитителям милорда:
— Совсем сырые, ваша милость!
Барон только махнул рукой.
В королевском шелковом шатре бодрствовали два рыцаря-адъютанта, дежурили всю ночь. Король на походной раскладушке, против ожидания, забылся в дремоте. Лоб его блестел обильной испариной.
Эдвард невольно вспомнил Тиграна:
— Вот кого пригласить лечить Ричарда от лихорадки…
— Ничего не попишешь, утром расскажу ему!.. — прошептал барон и развернул друзей к выходу, но король внезапно открыл глаза.
— Это ты, Томас?
— Да, ваше величество. Прошу прощения, но эти молодцы принесли пикантные новости… Сэр Эдвард, повтори-ка свою историю.
— И из-за какого-то жидовья вы решились будить своего больного монарха?! — Ричард, рассеянно выслушав рассказ, покрутил встрепанной соломенной головой. — Ну, вы и нахалы…
— Все не так просто, государь! Эти жиды не какие-то! Мы брали у этих в долг, и брали много, — вмешался барон.
— Благополучно узнал бы и утром об этой приятной неожиданности… Убили, говоришь? Вот и прекрасно! Теперь можно и долг не отдавать! Раз возвращать некому, то и не надо, правда ведь?
— Э-э, что-что, а наследнички всегда найдутся. Но можно и не отдавать. Только надо решить, что выгодней, не отдать совсем, но не получать от них более займов, или признать долг и тут же попросить взаймы еще. Коли возьмем Иерусалим, деньги у нас будут. А ну, как нет?! Если война затянется? — барон рассеянно посмотрел на стоящих молча друзей. — Вы свободны, ребята, идите!
— А как же убийцы, ваше величество?! — Эдвард был потрясен. Никого не интересовало горе людей, их боль и слезы.
— Какие тебе сейчас убийцы? Не буду я из-за пархатых с долгополыми ссориться! — капризным голосом буркнул Ричард. — И так уж войск не хватает, а если еще орденские уйдут?.. С кем мне тогда прикажешь воевать?!
— Тогда, тогда… — задохнулся Эдвард. — Я сам с ними разберусь, государь! Они здесь, в армии…
Барон встал между королем и Эдвардом во весь немалый рост:
— Только попробуй! Шпоры на шею повешу, и вон из рыцарей! Если каждый сам разбираться начнет с кем в голову взбредет, дисциплине конец, и армии конец. Претензии-то к кому, коли ты его прикончишь? Об этом подумал? А?! К твоему королю! Вернешь с вами Гроб Господень, как же! После войны своди счеты, как хочешь, а сейчас — молчи! Подумаешь, жидов малость потрясли! Ничего, еще наживут. Они, как овцы, только быстрее обрастают после стрижки. Давай, проваливай, пока короля вконец не разгневал!
Сакс хотел что-то еще сказать, но Алан развернул командира к выходу из шатра. Снаружи Эдвард уткнулся лбом в столб коновязи и закашлялся злыми слезами.
— Здесь посторонним рыдать не положено! Проходите! — часовой — гвардеец отряда Меркадэ уставился на друзей подозрительно.
Эдвард безнадежно махнул рукой, и они уныло поплелись к биваку де Шаррона.
— Мы — рыцари… Тьфу! — плюнул через плечо Алан.
Глава шестнадцатая. Королевский реванш на болоте. Следующий день обещал быть особенно мучительным для христианской армии. Болотистая низменность у Арзуфа, где терялись, не достигая моря, воды Мертвой реки, покрытая липкой грязью после недавних ливней, почти сковала войска, лишив их подвижности
Авангард крестоносцев пока не достиг сухой земли, главные силы месили соленую жижу в центре болота, а арьергард еще и не строился на марш. Обычно не отстававший далеко от главных сил отряд де Шаррона что-то долго дожидался нынешним утром команды на движение. Давно стихли вдалеке ржание лошадей, жуткий рев голодных верблюдов и невыносимый скрип несмазанных телег удаляющегося основного ядра армии, а старый капитан все не появлялся из палатки. Он совещался с прибывшим ранним утром от короля Ричарда герцогом Бургундским, по приказу которого только что отослал к королю триста пеших ратников из своего подчинения, и, как будто, пока никуда не торопился. Все это тем более поражало, что еще вчера разведчики патруля Жана д'Авэна принесли сведения о концентрации больших сил конницы мамелюков в лесах параллельного берегу горного хребта. Зная излюбленную тактику сарацин, можно было ожидать скорого удара по ослабленному и лишенному поддержки арьергарду.
Сэр Эдвард и его верный сквайр вряд ли замечали все сегодняшние странности. Они сидели в тени чахлой маклюры рядом с коновязью, изредка обмениваясь короткими фразами. Перекипев ночью, выплеснули гнев в словах, и больше не желали бесполезно сотрясать воздух. С большим трудом Эдвард убедил, почти заставил Ноэми пообещать вернуться к родным в Бейрут и там дожидаться его возвращения после завершения кампании. Она никак не могла взять в толк, отчего они вновь должны расстаться с Эдвардом, ведь после ночного свидания с королем сакс открыто заговорил об отвращении к войне, о равнодушии к рыцарским доблестям. Ноэми звала возлюбленного уехать в милую Испанию, в Гранаду, но покинуть армию в походе значило лишиться наверняка золотых шпор и пояса, а сакс понимал, что отомстить подлому немцу ему удастся только будучи с ним на равных. Ноэми трепетала при одной мысли потерять ко всем родным еще и его, и Эдвард не хотел тревожить ее твердо решенным им самим мщением. Перед рассветом, добившись от нее неохотного обещания отчалить до вечера, Эдвард и Алан вернулись в лагерь. Не выспавшиеся и злые, они, если и открывали сейчас рот, то разве только для очередного проклятья.
