Владислав Морозов - Принуждение к войне. Победа будет за нами!
– Стоп, а почему Порт-Артур? Вы же вроде шли во Владивосток?!
– Все верно. После Мозамбика суда нашей экспедиции обогнули западное побережье Мадагаскара и двинулись дальше. По пути заходили в Коломбо и Сингапур. А 29 августа 1946 года бросили якоря в Порт-Артуре, где тогда, как известно, была наша военно-морская база. Там произошло окончательное разделение экспедиции. Всех военных и вооружение было приказано оставить в Порт-Артуре. С кораблей сняли зенитки. С «Серафимовича» демонтировали катапульту. Сгрузили оставшийся «спитфайр» и одну из «каталин». Вторая «каталина» со снятым вооружением и оба Ш-2 поплыли дальше на север. Также в Порт-Артуре оставили обе Су-76М и тягачи Я-12. Трактора и аэросани поплыли далее, вместе с прочим полярным имуществом…
– А люди?
– В основном их оставили дослуживать на месте, взяв со всех соответствующие подписки о неразглашении. Благо дела тогда всем хватало выше крыши. Насколько я знаю, наших саперов потом перебросили на Курильские острова разминировать японские «сюрпризы». Кстати, все четыре транспорта «Либерти» из состава нашей экспедиции остались на Тихом океане, и в конце 1950-х их, согласно пунктам соглашений о ленд-лизе, возвратили американцам. Ледокол «Усыскин» некоторое время использовали на Камчатке и Чукотке. Потом его переименовали в «Передовик», и в 1960-е он оказался в Игарке. Далее следы его теряются, видимо, списали по износу. Что же касается меня лично, то я потом почти год занимался тем, что облетывал и перегонял на территорию СССР из Китая трофейные японские самолеты. Тех типов, которые чем-то интересовали наших экспертов. Ну, а в конце 1947-го меня опять привлекли к полярным делам. Тогда стали всерьез задумываться о ледовых аэродромах за Полярным кругом. Прежде всего – для бомбардировщиков. Этим я потом и занимался почти три года. Назывались эти мероприятия «Высокоширотные экспедиции». И случилась там со мной еще одна история, возможно, связанная с этим долбаным «четвертым рейхом». Ну не отпускала меня эта тема…
Глава 6
БОЙ ПОСЛЕ ПОБЕДЫ
«Мы ответим сокрушительным ударом,тем и этим,потому что мы не даром получаемнаши офицерские рубли»
М. Фрейдкин«Чортков-марш»Третья высокоширотная экспедиция. 7 мая 1949 года. Чукотское море. Ледяное поле в 650 км от мыса Барроу и более чем в 800 км от мыса Шмидта
– А тут и не заперто, – сказал командир сопровождающих десантников, старлей Миша Бухвостов, заглядывая внутрь. – А я уж думал, рвать придется!
Бухвостов был тот еще спец по саперно-подрывному делу. И те кто видел его в форме во время штабных посиделок в основном экспедиционном лагере, могли разглядеть на его гимнастерке планки двух орденов Боевого Красного Знамени, двух Красной Звезды, Отечественной войны и «джентльменского набора» медалей – «Отвага», «Боевые заслуги», за Варшаву, Вену и Берлин. Отчетливый был профессионал, судя по всему.
– Ну, – спросил очкастый инженер Акимов. – И кто первый на амбразуру?
Группка из восьми человек стояла у зарывшегося в полярный снег диковинного летательного аппарата размерами чуть поболее транспортной «Дакоты». Ожидаемая находка по форме больше напоминала скорее не диск (о чем намекало московское начальство), а скорее вытянутую, сплюснутую каплю. Штукенция, похоже, плюхнулась на этот сплошной лед с довольно большой скоростью, пропахав при этом глубокую дугообразную канаву длиной метров триста. После чего аппарат, накренившись, замер в груде ледяного крошева, где, похоже, и вмерз окончательно. Интересно, что при такой, видимо, весьма жесткой посадке странный аппарат не получил каких-либо видимых повреждений. Больше озадачило другое – отсутствие каких-либо двигателей. У неизвестной фиговины отчего-то не было видно ни винтов, ни новомодных реактивных турбин. Вообще на ее матово-сером корпусе не было решительно никаких дырок Едва заметную щель вокруг входного люка удалось обнаружить далеко не сразу. После засовывания в щель лезвия финского ножа и последующего ковыряния этим ножом по периметру люка он со звонким чмоком открылся, откинувшись вверх.
– Разговорчики! Инженерно-научный состав – вперед! – скомандовал суровый майор (был он то ли из ГБ, то ли из армейской разведки) Стручков и добавил: – Мы с капитаном следом!
– Ладно, – не стал возражать Кинёв, командир экипажа Ли-2, доставившего эту группу на льдину. Его зелено-голубой самолет с надписью «Полярная авиация» и номером СССР-Н717 стоял неподалеку. Более вокруг не было никого – четверо бойцов в белых маскхалатах и второй пилот, лейтенант Пляцевский, курили возле машины. Еще двое бойцов, взобравшись на небольшие торосы, обозревали окрестности в сильные «адмиральские» бинокли. Ледяной простор вокруг был девственно чист, и даже ветра сегодня практически не было. Погодка как по заказу.
Вслед за Акимовым в люк полезли выглядевший заметно старше своих лет седоусый Семен Бадякин (тоже какой-то там авиационный инженер) и симпатичная шатеночка Зоя Павлова, вроде бы аспирантка или даже кандидат наук из подмосковного НИИ авиационной медицины.
– Так, – сказал Стручков. – Бухвостов, пусть бортрадист передаст, что у нас все нормально, и они уже могут сажать второй самолет. А мы переходим к следующей стадии операции.
– Так точно, – ответил Бухвостов, откидывая капюшон белого маскхалата на плечи и перебрасывая ППС за спину. Он со своими двумя выряженными в такие же маскхалаты бойцами как раз собирался закурить, в аккурат возле двух ящиков с взрывчаткой. Обыкновенная привычка саперов – людей, которые по жизни ошибаются три раза. Когда выбирают эту профессию, когда женятся, ну а про третью (главную) саперную ошибку у нас в стране знают даже детишки из младшей группы любого детского садика.
– Ну, тогда пошли и мы, – сказал Стручков, и они с Кинёвым, цепляясь ППСами за края люка, полезли внутрь. Там, на удивление, было довольно светло, но не холодно. Казалось, свет исходит прямо из сводчатого потолка, хотя никаких видимых ламп на нем не было. Фонари «инженерно-научного состава» здесь явно не пригодились.
– Ёлки-моталки, – сказал из глубины диковинного аппарата Бадякин то ли удивленно, то ли восхищенно. – Ни одного, блин, шва, словно его из цельного куска выдолбили или целиком отлили!
– Антинаучные вещи говорите, коллега, – ответил ему Акимов желчным тоном. – Ограны управления у него, что характерно, вполне обычные.
Кинёв и Стручков зашли за спины инженеров, где в кресле у приборной доски скорчилась человеческая фигура, возле которой деловито ковырялась Зоечка. Кинёв отметил, что приборная доска и штурвал здесь действительно были вполне привычного вида, да еще и с латинским шрифтом. Очень все это напоминало виденные Кинёвым в войну импортные «аэрокобры» или «спитфайры», на которых он маленько полетал-таки в свое время. Кресло тоже было довольно обычного вида, как на современных истребителях. Да и облаченный в серый комбез тощий мужик, сидевший в нем, тоже не казался уэллсовским марсианином. Вот только этот мужик был довольно давно и непоправимо мертв.
– Ну, что там с ним? – спросил Стручков, пролезая вслед за инженерами в хвост летательного аппарата и сдвигая ушанку на затылок – Вроде бы и не воняет, хотя температура близкая к комнатной.
За спиной мертвого пилота обнаружился обширный то ли люк, то ли дверь.
– Точно пока не скажу, товарищ майор, – ответила Зоечка, разглядывая упавшую на пол явно снятую с мертвеца кислородную маску – В баллонах у него, судя по всему, пусто. Или недостаток кислорода, или, к примеру, декомпрессия вследствие перегрузок. У него лицо слегка синюшное, а в ушах и ноздрях, похоже, – засохшая кровь. Но точно может показать только вскрытие. Мы такое при испытаниях на скорость иногда наблюдали.
– И давно он тут? – прогундел майор из хвостового отсека.
– Явно не меньше сорока восьми часов, товарищ майор.
– Ну, все сходится, – прогундел он в ответ, после чего инженеры полезли обратно.
– Ни хрена не понимаю, – сказал уже Акимов. – А где у него вообще-то двигатель?
– В Караганде и Нижней Тавде, – ответил Стручков недовольно, выбираясь в пилотскую кабину вслед за ним. – Ты, в конце концов, наука или ансамбль песни и пляски Мордовской АССР? Я, положим, тоже ни хрена понять не могу, но мне простительно – я человек без инженерного образования.
– И чего там такого непонятного? – поинтересовался Кинёв.
– Груз там. Тонн десять, наверное. Но ничего, блин, необычного. Мясные и рыбные консервы с американскими и канадскими этикетками, мука, какие-то лекарства, несколько ящиков свежих фруктов и полсотни заряженных кислородных баллонов.
– И все?
– А ты чего тут ожидал увидеть, капитан? Бомбу атомную?
– И все-таки как же оно летало? – продолжил разговор Акимов.
– А откуда я знаю? – в тон ему высказался Бадякин. – Я, хоть и с образованием, тоже в жизни ничего подобного не видел. Давайте-ка лучше поможем Зое Андреевне труп убрать.
