Кеннет Макси - Вторжение, которого не было

Меньше всего проблем, как и ожидалось, оказалось у Браухича. Армия имела достаточно людей и снаряжения, ее степень готовности к операции не оставляла желать лучшего. “Мы возлагаем наши надежды на “Люфтваффе” и “Кригсмарине”, — нам надо только целыми и невредимыми добраться до места назначения”, — заявил главнокомандующий. А рядом с ним находились те, кто знал, что может поплатиться жизнью за провал операции[236] и создание помех для армии. Как ни были офицеры благодарны фюреру за то, что он вернул им чувство собственного достоинства впервые после разгрома в 1918-м, некоторые из них недолюбливали “выскочку-капрала” и осуждали любое рискованное дело, за которое он принимался.

Редер, к всеобщему удивлению, источал абсолютную уверенность. Двумя неделями раньше он пренебрежительно говорил одному из своих капитанов: “Ну и как — вы действительно рассчитываете добраться до Англии?”. В тот момент вторжение казалось почти невозможным даже таким оптимистам, как Руге и Лютьенс. Но отступление английского флота из Ла-Манша и повреждения, нанесенные пикировщиками английским кораблям, вселили в него явную и определенную надежду.

В целом доклад Редера производил положительное впечатление. Однако гросс-адмирал упомянул о том, что тоннаж, выделенный для вторжения, совершенно недостаточен. Не было нужного количества моторных барж. Не хватало крупных кораблей, способных сдерживать Королевский флот. Впрочем, имелось достаточно обычных барж и шаланд, так что далее потери при бомбардировке гаваней до некоторой степени могли быть возмещены. “Я бы сказал: вперед!” — заключил Редер. Кейтель и Йодль издали почти слышимый вздох облегчения.

С сияющими глазами Гитлер обратился к Герингу: “Что скажут ВВС?”

“Фюрер, — начал главнокомандующий, — “Люфтваффе” находится в полной боевой готовности. Развитие событий в воздухе за последние три недели указывает, что враг находится на грани поражения. Я могу заверить вас, что все начатое будет завершено, если, конечно, в течение четырех дней продержится хорошая погода. Когда начнется высадка авиадесантных дивизий, истребители противника будут не в состоянии вмешаться каким бы то ни было образом”. Фельдмаршал поднял общее настроение своей твердой уверенностью. То, что он сказал, хотели услышать все.

Геринг заговорил снова: “Только одну вещь осталось уточнить, мой фюрер, — дату “Дня Орла”. Что могут сказать по этому поводу метеорологи? Можем ли мы рассчитывать на хорошую летную погоду в течение 4-х или 5-и дней?”

“И, кстати, что можно сказать о погоде на море на протяжении нескольких последующих дней?” — вставил замечание Редер.[237]

Йодль вслух прочитал последний прогноз. Он был довольно оптимистичным, если не считать незначительных областей низкого давления, приближавшихся с запада. Ожидались солнечные дни, но пока над Ла-Маншем лил дождь, хотя и не достаточно сильный, чтобы помешать полетам.

“Тогда и я даю добро: вперед! действуйте!” — воскликнул фюрер, который еще до совещания выяснил, что почти все (по крайней мере, — минимальные) заявки командующих родов войск были удовлетворены. “Пусть “День Орла” настанет завтра, 9, а днем S для операции “Морской лев” я объявляю субботу, 13 июля”. Затем, как будто желая подчеркнуть свою солидарность с ответственными командирами и понимание их трудностей, он произнес слова, которые будут включены в его Особое обращение к нации и вермахту:

“Для выполнения того решающего предприятия, которое мы начали и от которого зависит судьба Европы, Германии и, возможно, всего мира, придется пойти на риск и, может быть, принести серьезные жертвы. Наши исторические разногласия с Англией должны быть разрешены в споре лицом к лицу”.[238]

VII. “День Орла”

Вопреки уверенности, с которой Геринг выступал на Берлинском совещании 8 июля, он разделял опасения своих подчиненных, вступавших в схватку с врагом над Южной Англией. Ни “Люфтваффе”, ни “Кригсмарине” не смогли предотвратить ночную бомбардировку “портов вторжения” Королевским флотом. А 7 июля, на рассвете, произошел просто вопиющий инцидент: “бленхеймы” внезапно ударили по аэродрому Хаамстеда и “поймали” на земле эскадрилью Bf.109. Семь самолетов были уничтожены или серьезно повреждены, трое пилотов убиты, столько же ранены. Подразделение пришлось отстранить от ведения боевых действий.

Предыдущим вечером Кессельринг, изучая вместе со своим штабом сообщения с мест сражений, обнаружил, что сопротивление врага не ослабевало, а соотношение потерь изменилось в пользу англичан. Немецкие эскадрильи все чаще оказывались захваченными врасплох над морем. Мартини, глава разведывательной службы “Люфтваффе”, приписал это успехам радарного обнаружения. Местоположение большинства радарных станций ему было известно, и теперь он просил уничтожить их. Ешоннек поручил сделать это Кессельрингу, когда[239] тот будет готов со своими “орлами”. Атаковать радары было решено 8 июля — за день до начала “воздушного блица”.

Разведывательные операции, проведенные 7 и 8, были явным свидетельством приближающегося “взрыва”. “Люфтваффе” совершили 200 вылетов к Южной и Восточной Англии. В дневное время британскую территорию обстреливали и бомбили. Наиболее важными событиями стали удары по радарным станциям в Коньюдене, Дюнкерке (рядом с Ширнессом), Рае и Певенси, произведенные элитными частями “Люфтваффе”[240]. Использовались Bf.109 и Bf.110, способные поражать точечные цели. Атаки были внезапными и почти не встречали сопротивления; пилоты действовали с исключительной точностью. После девяти утра 8 июля лишь одна станция — Дюнкеркская — продолжала работать. Через несколько часов последовал удар по станции Вентнора, которая вышла из строя на три последующие дня.

Конечно, через какое-то время часть станций удалось заставить работать. Однако в английской системе раннего обнаружения образовались дыры, что и требовалось Шперле и Кессельрингу.

Под прикрытием истребителей немецкие высотные и пикирующие бомбардировщики атаковали корабли в эстуарии Темзы, у Портленда и Портсмута. В это же время Ju.88 бомбили аэродромы Лимпна и Хоукинга. Самолетам удалось подобраться к ним совершенно незамеченными (и вовсе не из-за радаров). В результате удара с воздуха были не только уничтожены все аэродромные сооружения, но и сожжено несколько истребителей в ангарах. Оба аэродрома вышли из строя, воронки от бомб еще долгое время будут мешать самолетам взлетать и садиться.

Упомянутые атаки, какими бы разрушительными они ни казались, не шли ни в какое сравнение с нападением на Мэнстон, которое состоялось три часа спустя. Английские самолеты в тот момент либо находились на земле, либо собирались взлетать. Можно считать чудом из чудес, что под огнем элитной 210-й эскадрильи[241][242] “Люфтваффе” был уничтожен только один “бленхейм” и повреждено несколько “спитфайров”. Ущерб, нанесенный зданиям и персоналу, оказался огромным.

Аэродром в Мэнстоне будет атакован еще много раз. Сохранились документы, подтверждающие, что он, а также аэродромы Лимпна и Хоукинга 8 и 9 июля были полностью или частично выведены из строя.

Воздушное сражение 8 июля принесло много жертв:

Истребители

RAF 31

19 пилотов убиты, ранены или пропали без вести

“Люфтваффе” 27

18 пилотов убиты, ранены или пропали без вести

Бомбардировщики

RAF16

“Люфтваффе” 21

Пропорционально, это соотношение было полностью в пользу немцев. Вызывали тревогу (причем у обеих сторон) результаты налета на радарные станции. Поскольку часть установок удалось быстро вновь ввести в строй, немецкое командование решило, что они очень хорошо защищены, и не включило их в список приоритетов для “Дня Орла”. Это решение выглядело довольно странным, если учесть, что радарные станции представляли собой основу эффективной работы Истребительною командования.

Немецкий план, целью которого был ошеломляющий удар по RAF, содержал много не относящихся к делу целей. (Например, удары по верфям были пустой тратой сил.) Многие атакованные аэродромы не имели непосредственного отношения к действиям истребителей, но это можно отнести на счет плохой разведки. С[244] другой стороны, атаки на Мэнстон, Лимпн и Хоукинг, которые все входили в сеть Истребительного командования, не получили в последующие дни должного развития.

Утром 9 июля на дисплеях операторов Истребительного командования появились три отдельные группы немецких самолетов. Первоначально сложилось впечатление, что левый фланг готовится к удару по Восточному Кенту, но он продолжал двигаться на север, по направлению к Лондону. Центральная группа прошла над Богнором, и на мгновение возникло опасение, что целью налета может быть база истребителей в Тангмире; вместо этого самолеты также двинулись вглубь страны, направляясь, как оказалось, к базе Одихем Королевских ВВС и к центру управления в Фарнборо. Тем временем у Портленда авиакорпус “Штука” намеревался атаковать корабли, дабы отвлечь на себя истребители противника.