Вадим Чекунов - Тираны. Императрица
Мать и сестра взяли девушку под локти, потянули, заставив встать. Ухватились за подол ее длинной домашней рубашки и стащили через голову — Орхидея лишь послушно подняла руки. Вялая и безвольная от накативших переживаний, она позволила себя облачить в платье и халат цвета пурпурной орхидеи, подбитый лисьим мехом. Закончив одевание старшей дочери, Тун Цзя и Лотос отошли от нее на пару шагов, взглянули и ахнули в один голос:
— О Небо! Ты ли это, Орхидея?!
И обе заплакали в голос.
Мальчишки на кане завозились во сне, завздыхали, не просыпаясь.
Едва сдерживаясь, чтобы тоже не разрыдаться, Орхидея проговорила:
— Мама, прежде чем попрощаться с семьей, я хотела бы зайти напоследок в комнату, где провела столько дней и ночей. Ведь как знать — вдруг мне и впрямь не суждено будет вернуться…
Тун Цзя и Лотос хотели было последовать за ней, но Орхидея умоляюще взглянула на них и нервным жестом попросила остаться. Мать кивнула, а Лотос зажгла от лампы свечной огарок и протянула сестре.
Оказавшись в своей комнате, Орхидея не стала тратить время на сентиментальное прощание со знакомой скромной обстановкой. Подойдя к столу и решительно выдвинув нужный ящик, девушка запустила в него руку и достала заветный сверток. Размотала платок, дотронулась пальцем до шероховатой спины Крокодила — будто желая убедиться, что тот по-прежнему холоден и магическая сила не покинула его. Полюбовавшись голубоватым свечением талисмана, она надела его на шею. В тот же миг по телу ее пробежала легкая дрожь, и успокоительный холодок разлился, заполнил каждую клеточку.
Грациозно ступая — походку следует тренировать постоянно, — Орхидея вышла из своей комнаты, даже не обернувшись на прощание.
Первой ее изменившийся облик заметила Тун Цзя — испуганно ойкнув, она прижала руки к груди и замерла, потрясенная.
— Сестра, твои глаза! — воскликнула Лотос.
Вспомнив слова Орхидеи, она подбежала к матери и сбивчиво протараторила:
— Она знала, она чувствовала, что с ней что-то произойдет сегодня! Она говорила!
Тун Цзя не могла промолвить и слова.
Орхидея улыбнулась как можно нежнее:
— Сбылись твои мечты, мама! Теперь и я верю в свою особенность.
Старшая дочь обняла свою родительницу и, положив ей голову на плечо, спросила:
— Найдется ли в Поднебесной еще кто-либо с подобными глазами?
Наконец Тун Цзя смогла совладать с собой:
— Доченька, это ведь невыплаканные слезы застыли в них, превратились в драгоценные камни!.. А все мой сон о твоей избранности! Великая судьба предназначена тебе, чувствую это — а мать не может ошибаться.
Распрямившись, Орхидея покачала головой:
— Великими не рождаются, мама. За судьбу надо бороться. И я тебе обещаю — сделаю все возможное.
Помолчав, она добавила:
— А может, даже и невозможное!
В одночасье изменившемся голосе девушки прозвучали столь жесткие интонации, а глаза принялись источать такую ледяную решимость, что и Тун Цзя, и Лотос с недоумением переглянулись. Им снова захотелось воскликнуть: «Ты ли это, Орхидея?!» Но обе они смутно испытывали перед новоявленной кандидаткой в наложницы безотчетный страх и в неловком молчании стояли перед ней, отведя взоры от ее лица и рассматривая вышивку на атласном халате.
Замешательство было прервано громким и требовательным стуком в ворота — прибыли дворцовые евнухи.
— Пора, — обронила Орхидея. — Пусть братья спят. Передайте им утром, что старшая сестра позаботится о них. И знайте — я всегда буду помнить о вас всех.
Тун Цзя заломила руки и заплакала.
Лотос бросилась было обнять сестру, но снова наткнулась на холодный взгляд ее изменившихся глаз и не решилась. Все, что она смогла, — это вместе с матерью проводить Орхидею до ворот и помочь ей забраться в небольшую двухколесную повозку, придерживая подол ее платья. Евнухи задернули занавес, деликатно оттеснили Тун Цзя и ее младшую дочь. Затем один из них, освещая путь фонарем из промасленной бумаги, пошел впереди, а другой, взяв мула под узды, зашагал следом. Бледный овал, падавший на землю от свечи внутри фонаря, дрожал и метался, удаляясь. Глухой стук копыт и жалобный скрип колес вскоре затихли. В переулке вновь воцарилась предутренняя тишина. Две женские фигурки безмолвно стояли у серой стены, покрытой пятнами и трещинами…
К Полуденным воротам повозка подкатила с первыми лучами солнца — Орхидея осторожно выглянула в узкую щель между занавесом и стенкой и быстро поняла, где она находится.
Высоченные створы, уходившие, казалось, прямо в пурпурное небо, выглядели жутковато. На темных широких дверях тускло светились крупные, размером с большую чашку, заклепки. Казалось, множество черепах с медными панцирями замерло на крепких досках. Над изогнутой кровлей нависала массивная каменная башня, зияя множеством бойниц.
Вскоре на площади перед входом собралось несколько десятков одинаковых повозок, запряженных черными мулами. Евнухи, сопровождавшие их, негромко приветствовали друг друга и выстраивали повозки в один ряд — Орхидея по-прежнему наблюдала за всем происходящим через щель.
Окончательно рассвело. Небо пылало холодным огнем зимнего солнца, легкие длинные облака тянулись над стенами Запретного города, словно следы от драконьих когтей. День обещал быть погожим, хотя и морозным.
Орхидея уже изрядно замерзла и начала дрожать, сожалея, что талисман не спасает от холода. Но мысль о том, что в других повозках дрожат не только от утренней свежести, но и от страха, придавала ей сил.
Но вот наконец створки ворот гулко стукнули, пришли в движение — медные заклепки на миг полыхнули, отражая солнечные лучи, и из-под тяжелого свода вышел отряд дворцовой стражи. Следом важно и деловито вышагивали евнухи в роскошных одеяниях. Один из них, тучный и надменный, в лиловом халате, расшитом золотыми однорогими драконами, держал в руках большую тетрадь в кожаном переплете. Заняв положение сбоку от ворот, так, чтобы ему были видны все стоявшие на площади повозки, он принялся резким голосом выкрикивать имена. Короткая шея его сливалась с плечами, рот тонул между подушек-щек, губы пухло выворачивались.
Услышав имя привезенной кандидатки, евнухи громко откликались, извещая о присутствии девушки. Наконец прозвучало долгожданное:
— Урожденная Ехэнара, дочь господина инспектора Хой Чжэна!
За пологом повозки раздался выкрик:
— Прибыла!
«Поскорее бы попасть внутрь», — подумала Орхидея, согревая дыханием озябшие пальцы.
Но перекличка заняла еще добрых полчаса — несколько повозок запаздывало, и распорядитель раздраженно велел ожидать, пока не прибудут все.
Наконец дело было сделано.
Передав список кому-то из своей свиты, главный евнух набрал в грудь побольше воздуху — отчего глаза и рот его округлились, брови приподнялись, и все лицо приобрело удивленный вид.
— Про-опу-усти-и-и-ить импера-а-аторских претенде-е-е-енто-о-ок! — нараспев вывел толстяк, плавно поднимая руку в направлении дворцовых стен.
Застоявшаяся стража встрепенулась, с топотом и бряцанием перестроилась в два ряда, образовав проход к воротам.
Повозка, в которой страдала от холода Орхидея, дернулась и покатилась. Смотреть в щель, удерживая полог, уже не было сил. Девушка спрятала пальцы в рукава халата и прислушивалась к доносившимся звукам. Вот цоканье копыт усилилось и стало раздаваться будто сверху — значит, заехали под кирпичный свод, из-за толщины стен походивший на выдолбленный в скале проход.
Но, едва миновав Полуденные ворота, вереница вновь остановилась. Раздался уже знакомый резкий голос, приказавший прибывшим девушкам спешиваться. Евнухи откидывали плотную ткань, укрывавшую возможных императорских избранниц как от ветра, так и от чужих взоров.
Орхидея оперлась на предложенную руку и покинула повозку, ступив на тщательно выметенные резные мраморные плиты Запретного города, где, быть может, ей уготовано провести всю дальнейшую жизнь. Девушка встала в смиренном ожидании дальнейших указаний, искоса разглядывая разряженных красавиц, что выстраивались рядом. У многих лица были подкрашены по маньчжурской традиции — маленький рот украшала красная точка возле нижней губы. Нежные овалы лиц обрамляли разделенные на две пряди волосы, концы их были обернуты вокруг голов красавиц. Некоторые сделали высокие начесы, собрав на макушках сложные сооружения, которые украсили цветами из золота и серебра или яркими перьями. Шиньоны, обернутые черным шелком, крепились заколками из нефрита или слоновой кости.
У девушки, стоявшей бок о бок с Орхидеей, на голове высилась целая композиция из ткани и жемчуга, изображавшая летящего гуся, чьи брильянтовые глаза ярко и холодно сверкали в утреннем свете.
Без сомнения, большинство из претенденток явно приготовлены для отправки во дворец целой армией слуг — так сложны были их макияж и прически, так роскошны наряды и украшения. Орхидея мысленно поблагодарила Крокодила за помощь. Талисман хранил ее от переживаний за свою одежду с чужого плеча, обычный шиньон в форме ласточкиного хвоста и недорогие краски на лице. Сердце девушки билось спокойно, а разноцветные глаза ее сияли не менее ярко, чем брильянты в головном уборе соседки.
