Василий Звягинцев - Билет на ладью Харона
– А на причале у Воробьевых можно организовать прикрытие?
– Можно и раньше. Какого уровня?
– Тогда – в Звенигороде. Пока что я обнаружил троих внушающих подозрение людей. Но их может быть и больше…
Ляхов вышел из связи, но прибор продолжал работать, передавая на КП отряда «Печенег» звуковую картинку происходящего в радиусе десяти метров и постоянный пеленг места.
Правда, теперь там будут слышать и все, о чем они будут разговаривать с Майей. Не слишком приятно, вечер, считай, испорчен, но, с другой стороны… Тарханов, Чекменев, Розенцвейг, а в особенности – события минувшей зимы сумели внушить Ляхову понимание серьезности происходящего. С ним в частности и в мире вообще.
По крайней мере, если даже сейчас должно что-то нехорошее случиться, товарищи будут знать, что именно, и примут нужные меры.
Если же не случится ничего – сочтем происшедшее разумной перестраховкой. На войне как на войне.
На минутку отключив прибор, предупредил Майю, что теперь их будут слушать постоянно, по крайней мере – пока обстановка не прояснится, и следует ограничиваться самыми нейтральными темами.
– Что это за устройство все-таки и с кем ты говорил?
– Радиостанция нового типа. А там – мои друзья. И хватит об этом. Советом отца воспользуешься?
– Почему нет? Не самый глупый совет.
– Но и не самый умный, хотя и наиболее безопасный.
Вадим уже успел прокрутить в голове несколько сценариев. Естественно, если сейчас подсесть к Герасимову, завязать с ним дружелюбный разговор, выпить вместе и ни под каким предлогом не вставать из-за столика, свободно можно дотянуть до приезда опергруппы.
А что потом? Подозрения и останутся подозрениями, предъявить будет нечего. Конечно, в будущем что-нибудь возможно, и удастся раскопать в биографии господина Герасимова. А возможно, и нет.
Поспешная же эвакуация с парохода в сопровождении охраны непременно насторожит прокурорского помощника, и он тоже получит время и повод скрыться с концами. А сообщники просто затаятся. Рядом с прокурором и всеми государственными тайнами. Да и их с Майей в покое не оставят, будут ждать очередного случая.
Гораздо грамотнее – не дергаться и не высовываться. Позволить неприятелю сделать ход, который исключит все сомнения. В этом случае, правда, Ляхов рискует не только собой, но и Майей. Которая, впрочем, не девочка неразумная, а тоже разведчица и контрразведчица в одном лице. Профессиональный риск для нее входит в условия игры.
Так он ей и сказал.
– Значит, все же считаешь?.. – теперь уже без намека на улыбку спросила девушка.
– Процентов на семьдесят уверен. Физиогномика плюс интуиция.
– Тогда действуй. Послушай, а если совместить? Оба сценария.
– Поясни, – попросил Ляхов, хотя уже уловил ее замысел. Но пусть уточнит, понятнее станет, насколько она сама четко свой план представляет. Если нет – таких дров наломать можно.
Они вернулись к своему столику.
Прокурорский сотрудник Герасимов, перешедший в разряд подозреваемых, успешно продолжал веселиться со своими спутницами. Одна из них была вполне ничего, а вот другая…
Нельзя сказать, что выглядела она непристойно, но для человека со вкусом оказаться рядом с такой – нелегко. Среди москвичек, кстати, типаж распространенный – не то чтобы некрасивы, скорее антикрасивы. В то же время сами о себе крайне высокого мнения, богато одеваются и неумеренно красятся, «держат крутой понт», как говорили в детские годы Ляхова в лиговских переулках, и, что особенно поразительно, нередко ухитряются добиваться впечатляющих успехов в личной жизни.
Под предлогом посещения гальюна Ляхов, поручив Майе наблюдать за Герасимовым и его компанией, завернул в буфетную, нашел там своего официанта и, сопроводив просьбу мелкой купюрой, предложил ему налить в бутылку от лучшего коньяка крепкого чая. И подать на стол вместе с горячим через пять минут.
Вообще-то официант привык к просьбам обратного характера. Не раз и не два приходилось доливать в бутылки сухого вина чистого спирта. От такого коктейля малопьющие молодые девушки очень быстро доходят до нужной кондиции, а на пароходе достаточно кают, сдаваемых на рейс.
Ляхов свою прихоть объяснил тем, что по определенным причинам ему нужно продемонстрировать умение пить что угодно и сколько угодно, не пьянея.
– Графинчик же с водкой подайте настоящий…
Официант, о котором нашивка над карманом пиджака сообщала, что зовут его Владимир, посмотрел на клиента с уважением.
Вадим, дождавшись, когда тот, принеся заказанное, удалится, налил спецконьяк из хрустальной бутылки с гравированными золотыми журавлями, дорогущий даже по здешним меркам, не себе, а Майе, и в дальнейшем повторял это регулярно.
А по поводу той самой девушки он процитировал к случаю пришедшую на ум фразу: «Она была такая страшная, что на нее все оглядывались. Вот и он обернулся, что за черт, мол, ан уже поздно было».
Майя заливисто рассмеялась. Похоже, их услышали. На что Ляхов и рассчитывал. Играя в шахматы, он всегда любил рискованно обострять позицию.
Та, которой это касалось, наклонилась к соседке и сказала нечто такое, отчего та полыхнула на них взглядом, не уступающим первому, замеченному Ляховым, взгляду самого Герасимова.
«Да что ж это за люди такие, – подумал Вадим, – откуда столько неконтролируемой ярости? Вот бы кого на аппаратуре Максима прокрутить…»
– Не пора? – спросила Майя Ляхова.
Пожалуй, что и пора. До единственной пристани и одновременно поворотной точки маршрута остается меньше часа.
Майя, которая согласно сценарию не рассчитала силы, увлекшись коварным из-за своей мягкости напитком, сначала перестала соразмерять громкость и тональность голоса, потом ее потянуло на общение.
Попытка Вадима ввести ее в рамки приличий успехом не увенчалась. Скорее наоборот. Он попытался удержать девушку за руку, она вырвалась, произнесла что-то не совсем лестное в адрес кавалера, мешающего ей развлекаться, с блуждающей улыбкой не совсем верными шагами пересекла широкий проход и, качнувшись от якобы подбросивший пароход волны, почти что плюхнулась на свободный стул напротив Герасимова.
Не обращая внимания на удивленные взгляды, улыбнулась еще лучезарнее.
– А я вас знаю. Вы работаете у моего отца. И даже фамилию вашу, кажется, помню. Вы – Герасимов?
– Да, Майя Васильевна. Герасимов. Рад вас видеть…
Из его тона и выражения лица это отнюдь не следовало.
– Я тоже. Знаете, вы всегда были мне симпатичны. Удивительно, как это мы вместе попали на этот кораблик…
В общем, слова ее можно было при желании принять за истину. Герасимов действительно был парень видный. На определенный вкус, конечно.
Его только удивило, отчего это вдруг дочка начальника, по табели – чрезвычайно высокого по отношению к нему, чиновнику 8-го класса, ранга, вдруг так повела себя, находясь в компании собственного кавалера.
А Майя продолжала:
– Знаете, я думала, такая прогулка будет интересной, а она – невыносимо скучная. Давайте объединимся. Сдвинем столики, будем разговаривать, танцевать, песни попеть можно. Под гитару. На пароходе наверняка найдется. Шампанским я угощаю. Или коньяком. Вадим заказал изумительный коньяк. Познакомьте меня с вашими спутницами. Меня зовут Майя, – сообщила она девушкам, не дожидаясь представления и излучая предельное дружелюбие.
Тем волей-неволей тоже пришлось назваться. Та, что посимпатичнее, – Галина, ей подошла бы роль продавщицы дорогого магазина дамской конфекции. Вторая, даже выдавив улыбку, не попыталась скрыть злобного прищура.
– Саша, – сказала она, и прозвучало это почти как шипение кобры. У Майи по спине пробежали мурашки.
Господи, во что она влезла?!
И впервые не на словах, а от души признала правоту Вадима.
– А ваш спутник, он кто? – осторожно спросил Герасимов.
Майя пренебрежительно махнула рукой.
– Бывший одноклассник. Военным врачом служит. Приехал для соискания ученой степени.
Понизила голос до театрального шепота.
– Случайно встретились, решили вспомнить детство. А вышло скучно…
И степень ее опьянения, и мимика, и поведение отнюдь не позволяли усомниться в предельной искренности. Тем более что Герасимов наверняка был наслышан о взбалмошности Майи Васильевны.
И все же какие-то сомнения он испытывал, это чувствовалось. Если он честный человек, то ему просто не хочется нарушать атмосферу собственной компании ради сошедшей с нарезки прокурорской дочки. Да и возможных последствий опасается. По принципу – минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь.
Если же он действительно лелеет тайные замыслы, знает, кто такой Ляхов на самом деле, и задание имеет в отношении именно его, то явная ложь Майи непременно должна Герасимова насторожить. Впрочем, «полковник Половцев» совсем не обязан был раскрывать случайно встреченной знакомой свое истинное лицо.
