Андрей Архипов - Поветлужье
Как сотник ярился, как ярился... Хотел сразу на весь всех послать, это ночью то! Еле отговорили. Потом кричал на всю округу, всех неверных мол, на кусочки порежу, все сожгу, и солью засыплю это место! Еще бы серебром грозился засыпать, так же дорого вышло бы. А-а! Вот что значит якшаться с булгарами, наша старая вера теперь совсем не признается, никто и не помнит, как те же булгары объявили нам священную войну за набеги и силу нашу... А тот обстрел с холма... В итоге семеро убитых и десяток пораненных, из них трое, наверное, так и останутся хромыми на всю жизнь... Такие потери... С утра в сотне начали шушукаться, что удача отвернулась от Ибраима, как только он на русинов то напал, пора мол, другого предводителя искать. Как же, найдешь... Он в Буртасе к таким людям заходит.... Ой, не надо вспоминать, от такого сотника просто так не уйдешь, везде найдет...
Вот, поэтому то, в итоге, в лес послали не три десятка, а всего лишь два, иначе разбежится руський люд из селения, не удержать их будет. Но ничего, поймаем хоть часть полона, за остальными всегда можно вернуться, да и голодно в лесу пока, сами выйдут, когда животы подводить будет. Кроме того, с низовьев еще три с половиной десятка подойти должны на следующее утро. Если, конечно, успеют за день обобрать селение и зализать свои раны, все-таки всех раненых оставили там. Ну, да тех немного и это даже не раны, а так, порезы... Хватит остальных русинам за глаза. У них одоспешенных воев то человек пять, не более. Остальные не в счет. Хм... только под их стрелы все равно не хочется...
Путь, по которому их вел отяк, опять приблизился к речке. Справа, почти под самыми ногами, шел крутой, в полторы-две сажени, глинистый обрыв. Сажени через четыре шел выступами другой берег зажатой в тесные оковы речки. Узкий небесный просвет только подчеркивал исполинские кроны деревьев с густым подлеском по ее краям. Тихий покой утреннего леса омрачал только сорочий стрекот, сопровождавший их всю дорогу. Неожиданно, отяк впереди остановился, и позевывающий от недосыпания Алтыш чуть не налетел на его спину:
- Поганая собака, как можно так вставать неожиданно? - закричал он.
Тот только показал впереди себя рукой. На дороге, саженях в семи-восьми, стоял маленький растрепанный мальчик, лет десяти или менее, в одной руке он держал берестяное лукошко, а другая была заведена за спину. Глаза его растерянно смотрели на подходящих воев, и чувствовалось, что чуть-чуть и он заплачет. Алтыш вымученно улыбнулся, присел на корточки, чтобы мальчик не испугался и не отшатнулся, и поманил его пальчиком.
- Этот младенец нам и поведает, где тут у них схрон спрятан, - тихонько произнес десятник для остановившихся воинов, зная, что это замызганное дитя, хлюпающее носом, его все равно не поймет.
Это было последнее, что успел произнести Алтыш. Дальше события втянули его в такой водоворот, что ни сказать, ни подумать он уже не успевал. Внезапно слева, шагах в двух-трех от мальца, из-за толстого ствола одиноко росшей здесь сосны, выступила фигура человека в одежде странного покроя в бурых и зеленых пятнах. В руках он держал черную длинную... палку, заканчивающуюся двумя дырками и направленную прямо на них на уровне лица.
- Пычей, уллань... - произнесла фигура, видимо это были слова заклинания. Потому как Пычей, всю дорогу не жаловавшийся на здоровье, рухнул на траву. Теперь даже те, кто поначалу не обратил свое внимание на вышедшего человека, смотрели на того во все глаза. Кто-то потащил из ножен меч, а кто-то потянулся за стрелой, чтобы положить ее на заранее натянутую тетиву. И тут вдруг раздался небесный гром такой силы, что некоторые воины сзади него рухнули, а некоторые схватились за глаза, вопя от боли. И сразу за ним второй гром и новый вскрик боли и ярости. Алтыш уже напряг мускулы, начиная тащить меч из ножен и пытаясь рывком поднять свои старые кости с земли, где он еще сидел на корточках с протянутой рукой, и прыгнуть на незнакомца, как вдруг боковым зрением он увидел приближающуюся тень справа, со стороны реки. Поворачивая голову, краем глаза он с удивлением усмотрел давешнего мальчонку, который уже не выглядел так потерянно а, сжав губы, поднимал руку, держащую... самострел! Несколько таких игрушек десятник видел у сотника и знал, как они могут быть опасны... В этот момент тень справа догнала все-таки голову Алтыша, оказавшись бревном, закрепленным веревками на верхушках деревьев.
***
Ловушку закончили рано утром. Срубить деревья, и очистить их от веток, было нехитрым делом, хотя ночью приходилось делать все очень осторожно, чтобы ненароком кого не зашибить. А вот втащить бревна на деревья, предварительно залезши туда самим, вот это была морока. Фаддей, старшина плотников, даже сверзился с середины дерева оземь, правда все обошлось благополучно, поскольку землей в этом случае выступала поверхность воды, и дело обошлось лишь купанием, отчего всё оставшееся время тот походил на мокрого нахохлившегося петуха. Несколько бревен подвесили торчком в ветвях елок, собрав веревки, на которых они висели, в пучок и привязав их к стволу березы, стоявшей чуть поодаль в густом подлеске. Одно умудрились оттянуть к деревьям на другом берегу, воспользовавшись тем, что одинокая ель стояла сильно согнувшись в сторону реки и веревок, на которых бревно висело, в небесном просвете заметно не было. Пришлась к месту и капроновая сетка, которую плотники прихватили из строящейся избы, чтобы "ворогу не досталась". По крайней мере, так они признавались, отводя глаза в сторону. Ее разместили в зарослях вдоль тропы на всякий случай. Кто из буртасов запутается, али запнется, все польза будет. А на сладкое приготовили длинные заостренные колья, потому как бежать с топором на воина в доспехе было как-то неразумно. Разве что метнуть в спину, ну так это если повернутся... Все это время Антип внимательно следил, чтобы кто-нибудь, упаси Господи, не натоптал или не намусорил непосредственно около тропы. К утру успели собрать семь охотников. Тех, кто успел засветло довести людей до железного болота, как с легкой руки Михалыча окрестили место, где нашли черные блестящие окатыши, а также тех, до кого успели добраться легконогие вестники-мальчишки, отправленные ночью на свой страх и риск группами в разные стороны. К ним же примкнули несколько бедовых девчат чуть постарше, да несколько бабенок, не занятых заботой о младенцах и стариках. Остальных отправили разбрестись по лесу за болотом и, в случае подачи тревоги теми же неугомонными мальчишками, уходить в чащу. Тут уж, кто убежит - тот спасется, если не попадет, конечно, на зуб диким лесным зверям. В итоге на месте засады остались плотники с кузнецами, вооруженные топорами и кольями, в количестве восьми человек, которых отвели от греха и спрятали саженей за двадцать до места встречи вниз по течению. Охотники, которым обустроили места для стрельбы на противоположном берегу так, чтобы никто не попал в их сектор обстрела. С наказом бить в лицо и по ногам, а кто силу чувствует в руках и своем луке с такого небольшого расстояния кольчугу пробить, то и куда глаз глянет. Ну и, конечно, Ефросинья, которая стоила всех мужиков вместе взятых. Когда Михалыч увидел ее первый раз в утренних сумерках, а прежде случая не было, так как сея боевая женщина командовала полевыми работами, то первым делом схватился за топор, подумав, что опять нарвался на косолапого, а потом полминуты стоял, открыв рот. Пока та не подошла к нему и своей дланью не подняла ему отвисший до груди подбородок.
- Шо, вой, не видал настоящих баб? Слюни то подбери, ишь как воззрился на стать мою. Ну, упрашивать будешь, авось сломаюсь, слабость бабскую тебе покажу... Вон за теми кустами, уж больно по нраву ты мне, остальные то как то мелковаты, окромя кузнеца, вестимо, что с тобой явился. Но что-то он на мои чары не падок, али вида не подает, один ты такие пламенные взгляды бросаешь, что томно в груди становится... - и Ефросинья гулко расхохоталась, проходя мимо, отчего все её, надо сказать, выдающиеся в некоторых нужных местах телеса мягко запрыгали. Вместе с бревном, которое непринужденно лежало в процессе беседы на ее женском плече.
- Вот так вот, - сказал себе Михалыч, почесывая густую щетину, - значится настоящих женщин ты не видел... А ведь симпатичная бабенка... хм... если ее конечно немножко пропорционально уменьшить.
Вот такой вой иного полу загородил тропу с другой стороны. Справедливости ради надо признать, что в помощь ей он отрядил себя. Антип же ушел чуть ранее вниз по течению с обязательством довести противника до этого места. С Тимкой же пришлось повозиться. Он никак не хотел придавать своему лицу страдальческое, плаксивое выражение. Сначала егерь пытался этого добиться командным голосом, потом перешел на угрозы переодеть его в девичье платье, затем просто попросил и серьезно сказал, что от его спектакля зависят жизни тех людей, что его сейчас окружают. Тимка попросил минуту на раздумье и явился переодевшимся и преобразившемся в бедную сиротку, махнувшись не глядя одежкой с одним из вестников, оставленных в качестве связных с железным болотом. Одобрительно кивнув, Михалыч наказал ему сразу отступать в лес после первого выстрела, а сам пошел выбирать угол стрельбы, который позволит нанести наибольшее поражение противнику при стрельбе мелкой дробью по глазам. Да, подло, зато справедливо.