Алексей Кулаков - Магнатъ
— Как глянет!.. А глаза-то бешеные! Я думала, на месте прибьет. А в зале-то, господи, ужас какой! Потом — раз, и стекло посыпалось!.. Григорий Дмитрич, это что же такое, а?
— А ну-ка, цыц! Руки по швам, грудь вперед!
Непривычная к таким «утешительным» словам, бедная женщина сначала выполнила команду буквально и только потом поняла, что именно от нее требуют.
— Успокоилась? Пойдем, покажешь, что там с гимнастическим залом приключилось.
Через пару минут, оглядывая хорошо знакомое место для тренировок, господин главный инспектор только и смог, что удивленно присвистнуть, ибо с залой приключился… ее хозяин, князь Агренев. Изрубленные и переломанные перекладины шведской стенки, расколотая и пришпиленная топориком к стене мишень, россыпь метательных ножей на полу, поваленные станки со штангами и прочими мудреными спортивными снарядами…
— Да, изрядно.
Отставной унтер-офицер ткнул ногой в кучку песка и опилок, качнул наполовину перерубленный боксерский мешок и с некоторой натугой вытащил из него драгунскую шашку. Повертел ее в руках, рассматривая загубленное на корню лезвие, покачал головой. Порыскал взглядом, пересчитывая холодную сталь, и почти сразу нашел одинокий эфес сабли — той самой, что когда-то сам же и подарил сиятельному ученику. Увы, клинок Златоустовских мастеров не перенес близкого знакомства с деревянным болваном, который князь иногда в шутку обзывал довольно странным ругательством — «макивара». Впрочем, деревяшка тоже не пережила этой встречи, и теперь ее можно было смело выкидывать — как и второй мешок для битья, от которого осталось много песка и опилок да груда испластанной вдоль и поперек кожи.
— Это что ж за вести-то такие Лунев привез?..
Аккуратно прислонив к стене изуродованный клинок, Григорий внезапно вспомнил и о других обитателях дома:
— Где все?
Умница экономка поняла вопрос как надо:
— Ульяна еще с прогулки не вернулась, Даша со мной, на кухне.
— Тогда так: дверь закрыть и никого сюда не пуска…
Начальство уперлось взглядом в вывороченную с корнем защелку и замолчало.
— М-да. Я попозже пришлю кого из охраны, поможет при уборке. Рот на замок, ключ выкинуть — и горничную о том же предупреди. Понятно? Все, ступай, дальше я сам.
Чем ближе Долгин подходил к кабинету, тем легче и тише становились его шаги — и все равно незаметно подобраться к хозяину дома не получилось. Вернее, получилось бы, если бы он удовольствовался небольшой щелью между дверью и косяком, в которую прекрасно было видно, как фабрикант дремлет в своем удобнейшем кресле. Увы, в полном соответствии с правилом «лучшее — враг хорошего», он захотел улучшить невеликий обзор кабинета, надавил чуть посильнее — и каким-то образом это действо разбудило князя.
— Заходи.
Еще только переступая порог, господин инспектор уже был готов увидеть такой же образцово-показательный разгром, как и в покинутом недавно зале, — и был немало обрадован, когда оного так и не увидел. Все было так, как и всегда, и даже легкий сквознячок был вполне привычен. Разве что обычно его друг предпочитал просто открыть створку, а не высаживать оба стекла зараз. Кашлянув для затравки разговора, Григорий нейтрально поинтересовался:
— Случилось что, командир?
— Случилось?..
Князь словно бы в задумчивости склонил голову набок, а затем и поставил на подоконник бутылку, что до этого держал в руках. Пустую. Многоопытный Долгин тут же опознал итальянскую граппу, затем припомнил, как охрана показывала ему остатки тары из-под шотландского виски, и едва сдержал свое изумление. Общий литраж и крепость напитков, бултыхающихся в желудке хозяина дома, внушал уважение — как он еще и разговаривает-то? По всем статьям — мычать должен или спать мертвецким сном.
— Скажем так, Гриша, — у меня слишком живое воображение.
Для постороннего человека его сиятельство был вполне трезв и держался вполне обычно, но его единственному другу было прекрасно видно — князь Агренев был пьян. Причем просто до изумления.
— Иди сюда. Вот скажи мне, ты видишь это поле?
Григорий немедля согласился, что видит. Более того, он даже иногда ходит по этому самому полю — а недавно и вовсе костер на нем жег, с мальчишками из поселковой клубной команды.
— Нет, не то. Представь — оно от края до края заполнено младенцами. Мертвыми. Один к одному, рядами и шеренгами…
— Да что ты такое говоришь, командир, какие там младенцы. Поспать бы тебе надо, а?
Вместо ответа Александр кивнул на стол (и чуть-чуть покачнулся при этом — движение вышло для него нехарактерно резким), указывая на раскрытую примерно посередине укладку:
— Мне сегодня Вениамин Ильич кое-какую статистику привез.
Фабрикант ненадолго «завис», вроде как что-то там обдумывая, затем отправился к бару. Медленно, аккуратно, зато верно. Добрался. Роняя большую часть собрания прямо себе под ноги, выбрал и всего со второй попытки открыл ром — после чего, все так же пренебрегая хрусталем бокалов, хорошенько отпил, а затем и еще раз. С сомнением посмотрел на литровую бутыль, дернул щекой, но менять крепчайший самогон с солнечной Ямайки на что-то более вкусное все же не стал:
— Хорошая статистика, да. По урожайности. По рождаемости. По продолжительности жизни — причем все это с разбивкой по губерниям. И по смертности. Двадцать седьмая страница, третья сверху строчка. Читай!
Гриша послушно пролистал, нашел и читал вслух, пока не осекся от понимания — что же именно он оглашает:
— «Также надо отметить, что из каждой тысячи умерших обоих полов на детей в возрасте до пяти лет приходится в среднем 606,5 покойников. Иными же словами, до сорока трех процентов от всех родившихся за год»… Э-э?
— Вот так, Гриша. По пятидесяти центральным губерниям такой вот сухой статистики набирается на два с половиной миллиона могилок, да еще с солидным хвостиком. Каждый год. Так это только до пяти лет посчитали — а ведь и потом дети тоже умирают. Какое уж тут поле, до горизонта все устлано будет. Во все стороны.
Бздамс!
Ром бурым пятном разлетелся по дубовой панели, а князь зашипел, полыхая глазами:
— Да как они смеют это терпеть! Знать и ничего не делать?! Жить спокойно, когда каждый год столько младенцев в землю ложится!!!
И тут же потух:
— Каждый год. Ненавижу…
Короткая вспышка ярости окончательно выжгла у Александра последние остатки сил — а заодно позволила увести его из кабинета. Правда, сомнительную идею начет того, что надо бы все-таки немного поспать, хозяин с ходу и категорически отверг. А вот посидеть в сауне, да заодно обсудить кое-какие дела согласился. Почти самостоятельно спустился по лестнице в подвал, скинул жилетку и туфли, присел на лавку…
— Уф!
Не рискнув пока как-то шевелить окончательно уснувшего (наконец-то!) князя, Григорий осторожно покинул обшитое липой помещение. И вполне ожидаемо тут же наткнулся на экономку в компании горничной.
— Глафира, можешь приступать — и чтобы сегодня же все сияло и блестело. Александра Яковлевича не тревожить, ни под каким видом! Кто бы там к нему ни пожаловал — пока сам не проснется, никого не пускать. Будут спрашивать — устал, заснул. Стекло же от ветра разбилось. Вопросы?
Экономка энергично потрясла головой, показывая — нету у нее вопросов, совсем. Горничная вообще словно язык проглотила, правда компенсировав это сильно расширенными (и заметно заплаканными) глазами. Обе они, услышав четкие и ясные указания, явно испытали приступ всеохватывающего счастья.
— Чего стоим?!
Провожая взглядом засуетившиеся женские фигурки, мужчина отчего-то вспомнил свои казачьи корни. Вернее, кое-какие испытанные, проверенные еще отцами-дедами способы лечения накатившей вдруг тоски-печали. Опять поднялся в кабинет, убрал все документы со стола в сейф, захлопнул его дверцу и навел порядок в баре (не забыв при этом налить себе небольшой стаканчик водочки). Медленно выцедил сорокаградусное лекарство. Выдохнул, вздохнул и с неподдельным сожалением пробормотал, этак тихо-тихо:
— Наташку бы ему под бок, первейшее дело… Иэх! Ну Лунев, подсуропил!..
ГЛАВА 5
— Фух, ну и ливень!
Двое мужчин ввалились (иначе и не скажешь) в одну из московских лавочек, торгующих готовым платьем. Мужским. Вот только приказчик отнюдь не торопился навстречу покупателям — ему хватило и одного взгляда, чтобы сразу оценить платежеспособность возможных клиентов. Один был одет с немалым вкусом и ОЧЕНЬ дорого. В такой одежде впору было по банкирской Ильинке разгуливать или на Мясницкой в одной из крупных контор посиживать, в кресле управляющего. Другой же внешностью своей больше всего походил на молодого купчика, или, еще верней, преуспевающего собрата-приказчика: худощавый, невысокий, одетый в почти черный от впитавшейся влаги сюртук, темно-серые брюки, заправленные в черные козловые сапожки и серый же картуз. О том же свидетельствовали и серебряные часы на скромной цепочке, аккуратно заправленные в «часовой» кармашек светло-серого жилета.
