Анатолий Дроздов - Витязи в шкурах
– Померла бы! – сердито ответил Кузьма. Марфуша испуганно перекрестилась.
– Теперь будет жить? – уточнил Вольга.
– Будет, – подтвердил Кузьма. – Через несколько дней сниму швы – только шрамик останется. Она женщина сильная.
– И строгая. Всех здесь держит в кулаке. Специально сюда из Новгорода приехала, чтобы Путивль к обороне подготовить. Первый большой город от Поля в северской земле. Половцы сюда вперед обязательно придут. Толковая жена у князя Игоря!
– Пятерых родила, – задумчиво сказал Кузьма совершенно не к месту. -А ведь никак не скажешь…
Глава девятая
Лес плотно подступал к дороге с двух сторон, поэтому конница растянулась на полет стрелы. Вои ехали, закинув щиты за спины и подняв копья кверху. Примолкшие в этот послеполуденный час птицы с высоты крон вековых сосен могли видеть, как ощетинившаяся железными остриями змея медленно ползет сквозь лес к недалекой опушке.
Конники ехали не сторожась: переговаривались, покрикивали на лошадей. Рукавами полотняных рубах то и дело вытирали мокрые лица. Зной густо висел в сонном бору, выдавливал душистую смолу сквозь потрескавшуюся кору сосен, гнал жаркий пот из-под железных шишаков и тяжелых кожаных куяков.
– Скорей бы река! – сердито сказал юный всадник в золоченом шлеме, ехавший впереди. – Сомлеть можно от духоты! – он похлопал по мощной шее своего красивого буланого жеребца. – И коней напоить надо!
– Напоим, княжич! И сами попьем, – миролюбиво ответил ему пожилой воевода с выдубленным солнцем лицом, рысивший на вороной кобылке. – Недолго осталось. Я путь этот добре знаю, много раз по нему конный бегал. Жара – еще не худо, – пустился в рассуждения старик. – Вот когда оружный да в мороз – беда! Броня настынет так, что голой рукой тронуть боязно – примерзнет! От железа стужа к телу ползет, немеет оно. От жары человек может обмереть, но тогда на него водой побрызгать, броню снять – и придет в себя. А вот когда коченеешь помалу, то и не заметишь, как час твой пришел. Сколько раз было: пал человек с коня, подскочили, а он уже не дышит! Бывает, что и не падет, сидит себе, за стремена зацепившись, поводья в руке держит. Окликнешь, подъедешь, а он мороженый – задубел! Одно спасение – тулуп или шубу поверх брони накинуть. Но коли ждешь нападения, в тулупе нельзя. Повернуться в нем трудно, а скинуть можно и не успеть…
– Сторожа скачет! – прервал разговорившегося воеводу княжич. Воевода умолк и понес ладонь ко лбу, словно заслоняясь от солнца, хотя до дна векового бора солнце не доставало.
Впереди в самом деле показался всадник, летевший во весь опор. Воевода поднял руку вверх и потянул за поводья. Кобылка встала, а следом, один за другим, словно передавая повеление, стали замирать кони других всадников.
– Половцы! – жарко выдохнул стражник, осаживая коня перед воеводой.
– Много? – живо спросил воевода, разом теряя неспешную рассудительность.
– С полсотни. Стоят на берегу.
– На этом или дальнем?
– Дальнем. Костры разожгли.
– Тогда пошто коня гонишь?! – сердито сказал воевода. – Спужался? Ранее поганых не видел? Веди!
На опушке воевода знаком велел войску оставаться в лесу, сам спешился. Юный княжич последовал за ним. Ведомые стражником они подошли к высоким кустам, густо укрывавшим высокий берег поймы, осторожно раздвинули ветви.
Заливной луг разрезала поблескивавшая на солнце широкая лента реки. От берега, где стояли русские всадники, река отступала далеко, почти вплотную прижимаясь к высокому обрыву противоположного края поймы. Прямо напротив наблюдателей луг с той стороны неглубоко вдавался в этот обрыв, образуя защищенный с трех сторон почти правильный треугольник. Справа обрыв подступал к самой воде, слева был неширокий выход к пойме.
Треугольник был полон степняками. Они стояли, сидели, лежали вокруг жарко пылающих костров. С берега, где таились за кустами княжич с воеводой, не было видно: варят обед или уже принялись за еду. Не расседланные кони – целый табун, паслись неподалеку. Два коновода, они же стражники, цепко посматривали по сторонам. Воевода тронул княжича за плечо и указал ему пальцем: третий стражник сидел на коне на самой вершине обрыва, наблюдая оттуда пойму и луг на несколько полетов стрелы.
– Хорошо сторожатся! – заключил воевода. – Не подступишься! Место для стана правильно выбрали. Напасть неожиданно неоткуда. В лес половец не пойдет, боится, да и правильно боится – нет ничего легче, чем перестрелять всадников в лесу. Здесь же они сразу на конь – и в битву!
– Их всего полсотни, Тудор! – возразил княжич. – Ударим!
– И как же ты, Олег Святославличь, хочешь на них ударить? – с улыбкой спросил Тудор. – Расскажи мне, старому.
– Спустимся с берега и ударим! – горячо сказал княжич, не заметивший этой улыбки. – Доскачем вмиг.
– А далее?
– Выстрелим из луков – и в сечу!
– А река?
– Перебредем!
– Ты знаешь здесь брод?
Княжич не ответил.
– Я тоже не знаю, – продолжил Тудор. – Брода нет на несколько верст в одну и другую стороны. Сейм здесь не широк, но глыбкий, перебраться на другой берег можно только вплавь.
– За коней будем держаться и переплывем.
– Пока мы доскачем до реки, поганые сядут в седло и возьмут луки. Поэтому коней у нас не будет – постреляют. Это у поганого первое дело – коня под ворогом стрельнуть. Потом они будут стоять на берегу и стрелять в тех, кто опешился, и тех, кто на коне все же скакнул в реку. Стреляют они добре, княжич, до другого берега никто живым не доплывет. Положим мы с тобой свои сотни на этом лугу, Олег Святославлич, и сами костьми ляжем.
– Что делать? – насупился княжич.
– Сейчас выйдем тихо из лесу и высоким берегом, чтоб стрела не достала, пойдем восвояси. Поганые нас увидят, но нападать не решатся. Их менее, а река им будет мешать, как и нам. Зачем свойско ведем, княжич? В Путивль – город отстаивать, пока большие полки собираются. Один вой на забрале десятерых стоит. Что нам до половецкой разведки? Коли положим войско здесь, княгиня Ярославна что скажет?
Тудор повернулся к лесу, но княжич схватил его за рукав рубахи.
– Гляди!
Воевода посмотрел в направлении вытянутой руки спутника, и увидел на противоположном обрыве половца, ранее настороженно глядевшего по сторонам, а теперь лежавшего у ног коня.
– Что это он?
– Стрелой сбили!
– Кто-то из русских в лесу прячется, – пожал плечами старик, – ну, стрелил одного…
Но тут же замолчал, ошеломленно наблюдая, как медленно падают на траву пронзенные стрелами оба сторожа половецких коней. Почти тут же из-за левого края обрыва выскочили несколько всадников и мимо беспризорного табуна во весь опор понеслись к биваку.
– Что это? – протер глаза Тудор. – По двое на одном коне?! Их сейчас перестреляют!
На лугу тем временем творилось странное. Вместо того, чтобы врезаться в толпу вскочивших на ноги степняков и рубить их, всадники осадили коней и быстро спешились. Те, что были за поводьями, встали в ряд, перегородив половцам выход к лугу щитами и копьями. Другие, что сидели на конях позади, подняли луки. Сухо и страшно хлестнули тетивы. Десяток еще не пришедших в себя половцев сунулись лицами в высокую траву. Лучники вновь натянули тетивы…
– Ах, ты!.. – восхищенно воскликнул Тудор, наблюдая, как мечутся в тесном пространстве, пытаясь укрыться от стрел, половцы. Защищенное с трех сторон место теперь стало для них ловушкой. – Это кто ж такой разумный?! Гляди, княжич – повернулся он к Олегу. – Вот воевода! Как удумал!
– Почему он не сечет половцев? – спросил Олег, не отрывая взгляда от поля битвы.
– Мечей у них нету.
– Почем знаешь?
– Смерды! Будь дружинники или княжьи воины, у половины были бы самострелы. Смерды из самострелов стрелять не умеют – дорогое оружие. Но даже я на их месте не стал половцев сечь – быстро стащили бы с коней. В толпе нет ничего легче, как подрубить коню ноги, вспороть ему живот… Ах, что делает! – уже не таясь восторженно закричал Тудор. – Стреляет, как зайцев! Но все равно наших слишком мало – сомнут…
– На конь! – приказал он мечнику, державшему его кобылку на поводу. – Вперед! – закричал, вскакивая в седло. Лицо его преобразилось, сияя молодым воодушевлением. – Поможем добрым христианам против безбожных агарян! Хоругвь развернуть, в дудки играть! Во весь опор! Стреляй их, секи!..
Конница пестрой змеей стремительно прянула вниз по склону и растеклась по лугу по направлению к реке. Всадники, крича и гигикая, неслись, выставив перед собой копья. Другие, оставив щиты за спинами, на скаку натягивали тетивы страшных составных луков или держали перед собой взведенные самострелы.
Тем временем степняки у обрыва пришли в себя. Один из них, с червленым конским хвостом на пике шишака, замахал саблей, что-то приказывая. Половцы сгрудились вокруг него, затем развернулись в ряд. Ощетинившись копьями и прикрываясь щитами, двинулись на врага. Их было больше, куда больше, чем десяток русских храбрецов, стоявших за щитами, и еще десятка с луками.
