Олег Таругин - Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!
Заслышав шум мотора подъехавшего бронетранспортера, фон Функ натянул фуражку, мельком оглядел себя в зеркало, пригладил пальцем небольшие усики и вышел на крыльцо, успев как раз вовремя, чтобы увидеть, как Герман выбирается из легкого двухосного Sd.Kfz.260[10], который тот частенько использовал в качестве личного транспорта. Позади притормозила пара запыленных полугусеничных бронетранспортеров с охраной.
Одернув китель, генерал-полковник с улыбкой двинулся к зданию, заранее протягивая ладонь для рукопожатия. Когда между ними оставалось не более метра, высоко над головой возник едва слышимый, но столь знакомый любому фронтовику свербящий звук падающего снаряда, не похожий ни на заунывный вой авиабомбы, ни на резкий свист мины. Последних мгновений жизни обоим генералам хватило ровно на то, чтобы, стирая с лиц улыбки, взглянуть вверх, в ярко-синее русское небо с неспешно плывущими ватными корабликами легких облачков.
Первый же выпущенный старшиной Феклистовым фугасный «чемодан» с великолепной точностью, которой вряд ли удалось бы достичь специально, накрыл цель, рухнув точнехонько между двумя высокопоставленными генералами. Мощный взрыв не оставил от тел практически ничего, попутно разметав по бревнышку избу вместе с адъютантом и денщиком фон Функа и перевернув набок бронеавтомобиль. И тут же земля содрогнулась от еще двух взрывов: снаряды второго и третьего орудий нашли свои цели. Один разнес хозяйство дивизионных связистов, уничтожив несколько кучно стоящих под натянутыми масксетями радиомашин, второй поднял многометровый огненно-дымный фонтан во дворе хаты, где размещалась охрана генерал-майора.
И, прежде чем гитлеровцы наконец осознали весь кошмар происходящего, все стало еще хуже. Намного хуже – теперь снаряды падали один за другим: красноармейцы, отобранные старым артиллеристом в качестве заряжающих, наловчились и вошли в нужный ритм. Когда отгремел последний удар и ветер прибил поднятую десятками взрывов пыль и дым, хутора больше не существовало в природе. Как не существовало в природе и всего штаба 7-й танковой дивизии вермахта, оставшегося отныне только на бумаге в архивах ОКВ и в воспоминаниях немногих выживших, отделавшихся многочисленными ранениями и контузиями.
На перепаханной глубокими воронками, дымящейся земле валялись обезображенные трупы и обломки изодранного осколками, перекрученного ударной волной металла. Чадно дымили, разгораясь все сильнее, искореженные автомашины и бронетранспортеры. На самой окраине хутора, перегородив и без того узкую дорогу, застыл старенький Pz-I без башни и левой гусеницы, наконец-то завершивший свою беспокойную жизнь, начавшуюся еще на каменистых дорогах Испании. Ветер носил по рыже-черной, иссушенной жаром и тухло пахнущей сгоревшим тротилом земле обрывки каких-то бумаг, шевелил тлеющие окровавленные обрывки униформы, заброшенные взрывами на переломанные ветви потерявших листву деревьев.
Третья танковая группа, которой в ближайшие дни предстояло начать массированное наступление на Смоленск, получила изрядный удар, оказавшись внезапно порядком обезглавленной. Временным командующим на следующий день был назначен генерал-майор Карл фон Вебер, до сего момента руководившей 17-й танковой, изрядно потрепанной в боях с силами 5-го мехкорпуса генерал-майора Ильи Прокофьевича Алексеенко. В реальной истории фон Вебер был смертельно ранен под Смоленском 18 июля и через несколько дней умер в полевом госпитале, став первым погибшим на Восточном фронте немецким генералом. Но сегодняшний разгром, как ни странно, давал ему шанс изменить собственную судьбу.
А вот судьбы Германа Гота и Ханса фон Функа изменились окончательно и бесповоротно. Им уже не суждено было попасть одному в американский, другому в советский плен, выйдя на свободу в середине пятидесятых. Да и известная книга воспоминаний «Танковые операции»[11], изданная в том числе и на русском, уже не будет изучаться после войны генералами и старшими офицерами Советской Армии. Теперь ее просто некому будет написать.
Последние в жизни награды, которыми фюрер собирался наградить генералов в июле – дубовые листья к Рыцарскому кресту для Гота и Рыцарский крест для фон Функа, – были вручены родственникам с пометкой «посмертно»…
Глава 10
Шумел сурово брянский лес…
А. СофроновВот таким образом наш невеликий отряд и разросся аж до двух отделений и теперь состоял из двадцати двух бойцов, включая и нас. Двое красноармейцев погибли во время боя – одного застрелил единственным выстрелом караульный, другой поймал шальную пулю и умер, прежде чем его успели перевязать. Именно «успели», а не «успел»: среди окруженцев неожиданно обнаружилась девушка-санинструктор, которую я из-за короткой стрижки и мешковатой формы не по фигуре поначалу принял за худого паренька. Едва узнав об этом, я с облегчением сбагрил ей медицинскую сумку, которую так и таскал с собой.
Первый час поручик гнал наш недовзвод без остановок и в неслабом темпе, справедливо рассудив, что утренний расстрел оберста, пусть даже и занимавшего немаленькую должность, это одно, а вот обстрел штаба целой дивизии и уничтожение батареи – совсем другое. И если мы уложили два с лишним десятка фугасов именно туда, куда собирались, то подобное хулиганство нам так просто с рук могут уже и не спустить. Есть ли в распоряжении фрицев егеря, неизвестно, но вот какие-нибудь фельджандармы с собачками определенно найдутся. А собачки – это совсем плохо. Вот потому Гурский и выдерживал темп, часто меняя направление движения. Встречая ручьи, проходили по воде пару сотен метров, затем снова возвращаясь на твердую землю. Уловка в принципе наивная, опытные преследователи обязательно пустят собачек по обе стороны ручья, отыскивая место, где отряд вышел на берег, но лучше хоть что-то, чем ничего.
Впрочем, узнай мы, насколько успешными оказались наши игры с трофейными пушками, то погнали б отряд еще быстрее… Да что говорить, я бы первым и рванул вперед, причем так, словно за мной не овчарки, а голодные тираннозавры гонятся!
В начале второго часа я нагнал поручика, идущего в авангарде и заодно выполняющего в одно рыло функции головного дозора, и сообщил, что если не сделаем привал, то загоним бойцов вконец. В отличие от нас они уже несколько дней без нормальной еды и отдыха – вроде старшина упоминал, что как минимум двое суток не ели. Да и раненым нужно повязки сменить: во время нашей атаки на батарею никто ранений не получил, просто немцы их захватили уже с тремя «трехсотыми» на руках. Тьфу ты, хорошо, вслух не ляпнул… расслабился, блин. Заодно пора и с людьми познакомиться, поскольку до того не было ни времени, ни возможности: уж больно быстро все произошло.
Гурский, согласно кивнув, скомандовал привал. Красноармейцы тут же облегченно повалились на землю. Я же, выцепив из общей массы санинструктора, озадачил ее сменой помянутых повязок. Девчушка – звали ее, как выяснилось, Валентиной – спорить не стала, тут же приступив к делу. Вот только я, поглядев пару минут на творящееся безобразие, тяжело вздохнул и решительно вмешался в процесс. Странно со стороны выглядит? Откуда, мол, простой шоферюга десмургию знает? Ну и хрен с ним, пусть странно. Я, между прочим, клятву Гиппократа давал, а этим парням еще с фрицами воевать да историю Великой Победы своей кровью писать. И если кто-то из них из-за дурно обработанной раны или неправильно наложенной повязки получит нагноение или заражение крови, это окажется исключительно моя вина, а не этой девчонки, которая, похоже, просто не имеет практического опыта. Ведь чему-то же ее учили на курсах санинструкторов, не могли не учить – перед войной и в первые военные годы кружки «Осоавиахима» давали неплохой уровень подготовки. Это уже потом сроки обучения почти по всем военным специальностям сократили до «ускоренного выпуска».
Короче говоря, в четыре руки мы справились быстро, обработав раны и заново перебинтовав троих легкораненых. Ничего особенно страшного там не было: у одного осколочное ранение головы по касательной, по сути, просто глубокая ссадина, у двух других – пулевые, в руку и бок. В плечо – сквозное, а у второго бойца пуля рассекла кожу и перебила ребро. Впрочем, возможно, и не перелом, а просто трещина – я ж не рентген, в конце концов, сквозь тело не вижу. Конечно, бегать по лесу с давящей повязкой на груди – то еще удовольствие, но уж тут ничего не поделаешь, госпиталя в ближайшем будущем не предвидится.
Глядя, как ловко я накладываю бинты, Валя настолько обалдела, что вполне ожидаемый вопрос «где научился?» прозвучал лишь в самом конце перевязки. Пришлось озвучить старую идею про отца-хирурга, мечтавшего о продолжателе врачебной династии и с детства обучавшего сына всяким медицинским премудростям. А неблагодарный отпрыск возьми да и стань простым военным шофером. Версия прошла на ура: несмотря на свойственную военному времени подозрительность, девушка в моих словах не усомнилась. Да и с чего бы? По большому-то счету я ведь ее работу выполнял, с которой она, мягко говоря, не слишком профессионально справилась. Да и будь я немецким диверсантом, зачем мне противнику помощь-то оказывать?..
