Русь. Строительство империи 7 - Виктор Гросов
Он сделал паузу, обведя взглядом своих мурз, и те согласно качнули головами. Мое сердце учащенно забилось. Кажется, лед тронулся.
— Мои старейшины, мои лучшие воины, — Кучюк указал на сидящих рядом с ним, — поддерживают меня. Мы готовы принять твое предложение, царь. Мы готовы стать твоими союзниками, твоим щитом на востоке. Мы готовы идти на Итиль, на Булгар, на все Дикое Поле.
Я не смог сдержать удовлетворенной улыбки.
— Это мудрое решение, хан. И я рад, что мы нашли общий язык.
— Но есть одно условие, — продолжил Кучюк, и улыбка моя слегка померкла. — Мы, печенеги, вольный народ. И клятвы наши мы даем по своим обычаям. Если ты готов принять такую клятву, то мы станем братьями по оружию.
Я посмотрел на Илью, на Ратибора. Они едва заметно пожали плечами. Степняцкие обычаи были нам не слишком знакомы, но если это было важно для них, для скрепления союза, то почему бы и нет? Главное — суть, а не форма.
— Я готов принять вашу клятву, хан, какой бы она ни была, — твердо ответил я. — Главное, чтобы она была искренней и скрепляла наш союз навеки.
Тогда Кучюк поднялся. Поднялись и его мурзы. Один из них, самый старый, с длинной седой бородой, вынес вперед небольшой кожаный мешок. Он развязал его и достал старую, почерневшую от времени чашу и длинный, тонкий нож.
— Наша клятва скрепляется кровью, царь, — торжественно произнес старый мурза. — Мы смешаем нашу кровь в этой чаше и выпьем ее. Тот, кто нарушит эту клятву, будет проклят и не найдет покоя ни на этом свете, ни на том. Его род прервется, а имя будет забыто.
От такого предложения у меня по спине пробежал холодок. Древний, языческий ритуал, пахнущий дикой степью и первобытной силой. Но отступать было нельзя. Я видел, с какой серьезностью они относятся к этому обряду. Для них это было не просто формальностью, а священнодействием.
— Я готов, — сказал я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
Кучюк взял нож у старейшины. Он посмотрел на меня, потом на своих мурз.
— Я, Кучюк, хан печенегов, клянусь Великому князю Антону, Царю всея Руси, в верности и союзе. Клянусь быть его другом и братом по оружию. Клянусь воевать с его врагами как со своими. Клянусь, что мои потомки будут помнить эту клятву и не нарушат ее. Если же я или мои потомки нарушим эту клятву, пусть постигнет нас кара Неба и Земли!
С этими словами он сделал небольшой надрез на своем запястье. Темная кровь закапала в чашу. Затем он передал нож мне.
Я взял холодную сталь. Посмотрел на Илью, на Ратибора. Они молчали, но в их глазах читалось напряжение. Я глубоко вздохнул и сделал то же самое. Моя кровь смешалась с кровью Кучюка на дне древней чаши.
Затем чаша пошла по кругу. Каждый из печенежских мурз добавил в нее свою кровь, произнося слова клятвы. Когда очередь дошла до моих соратников, Такшонь и Степан, не колеблясь, последовали моему примеру. Илья и Ратибор, хоть и были воинами старой закалки, привыкшими к иным обычаям, тоже не стали отказываться, понимая важность момента.
Когда чаша, уже наполовину полная темной, густой жидкостью, вернулась к старому мурзе, он поднял ее высоко над головой.
— Кровь смешалась! Клятва дана! Да будет так! — провозгласил он, и его голос гулко разнесся под сводами шатра.
Затем он передал чашу Кучюку. Тот, не колеблясь, сделал большой глоток. Потом передал ее мне. Я заставил себя поднести чашу к губам и тоже отпил. Солоноватый, металлический привкус крови на языке… Не самое приятное ощущение, но это была цена союза. Чаша обошла всех, кто участвовал в ритуале.
Когда все было кончено, старый мурза разбил чашу о каменный пол.
— Отныне мы связаны этой клятвой, — сказал Кучюк, и в его голосе звучала неподдельная торжественность. — Отныне ты, царь Антон, мой названный брат. И я, Великий Хан Руси Кучюк, твой верный союзник.
— Да будет так, — ответил я. — Я рад, что мы скрепили наш союз. И теперь перед тобой стоит новая, великая задача.
Я подошел к карте, которая так и осталась расстеленной на столе.
— Итиль ждет своего нового хозяина. Булгар должен узнать силу твоего оружия. Дикое Поле должно склонить голову перед Великим Ханом Руси. Твоя орда готова к походу. Твои воины жаждут славы и добычи. Веди их, Кучюк! Веди их к победам! А Русь всегда будет за твоей спиной.
Кучюк посмотрел на карту, и в его глазах снова заплясали те самые огоньки, которые я видел в нем раньше. Огоньки амбиций, жажды действия, предвкушения великих свершений.
— Моя орда будет готова выступить через три дня, брат, — сказал он, и слово «брат» прозвучало уже совершенно естественно. — Мы пойдем на восток. И мы покажем степи, кто теперь ее настоящий хозяин.
Он и его мурзы покинули шатер. А я остался, глядя на осколки разбитой чаши на полу. Сделка состоялась.
Глава 9
Империя… Звучало это, конечно, донельзя пафосно, особенно для меня. Но факт оставался фактом: после Совета в Тмутаракани, где съехались представители всех подвластных мне земель, от Новгорода до Галича, и где даже самые гордые бояре и удельные князьки, скрипя зубами, присягнули мне как единому Царю, Русь действительно стала чем-то большим, чем просто конгломератом княжеств. Она стала силой, с которой отныне придется считаться всем соседям. Однако, как это обычно бывает, решение одних проблем немедленно порождало новые, не менее зубодробительные. Первой такой головной болью, требовавшей немедленного решения, был Кучюк и его печенежская орда.
Союз с ним, заключенный в момент отчаянной нужды, когда Тмутаракань висела на волоске, сослужил нам добрую службу. Печенеги помогли разгромить хазар и византийцев, их конница была той силой, которой так не хватало моей, в основном пешей, армии. Но теперь, когда победа была одержана, а Империя провозглашена, многотысячная орда, стоявшая лагерем под стенами Тмутаракани, начала, мягко говоря, напрягать. Во-первых, это была колоссальная нагрузка на ресурсы города и окрестных земель. Печенеги, привыкшие жить набегами и кочевьями, не слишком утруждали себя заготовкой продовольствия, и их аппетиты росли с каждым днем. Во-вторых, поддерживать дисциплину в таком разношерстном и воинственном сборище было делом непростым. То и дело возникали
