Японский городовой - Артем Мандров
«Адмирал Нахимов» представлял собой корабль совсем иной формации, чем хорошо известные цесаревичу «Память Азова» и «Владимир Мономах». Те были выстроены по идеям адмирала Попова, высказанным ещё тридцать лет назад, и представляли собой идеальный при существовавших технологиях дальний океанский рейдер — достаточно быстроходный, весьма тяжело вооружённый, с высокой боевой устойчивостью благодаря полному поясу по ватерлинии, и почти неограниченной дальностью плавания благодаря развитой парусной оснастке. Единственный их недостаток вытекал как раз из неограниченной дальности — паруса заставляли располагать артиллерию строго побортно, в становящихся уже архаичными батареях. Это были именно фрегаты, шагнувшие из парусной эпохи в новый век железа, брони и пара, доведённые до крайнего предела совершенства… и стоило ещё немного увеличить их размеры и мощь, как совершенство начало бы превращаться в абсурд.
«Адмирал Нахимов» представлял собой попытку этого избежать. От идей адмирала Попова не осталось ничего, кроме притащенной за уши ретроградами парусной оснастки — и она только мешалась, оказавшись почти совершенно бесполезной для столь крупного корабля. Вместо них правила бал возведённая в абсолют огневая мощь. Если фрегаты «поповской школы» были грозой дальних морей, то «Нахимова» можно было смело выпускать в европейские воды: противостоять шести восьмидюймовкам в бортовом залпе смогли бы лишь немногие британские и французские броненосцы, сами неспособные за ним угнаться. На Тихом же океане он являл собой воплощённый ужас любого вражеского флотоводца. Это было орудие уже не крейсерской борьбы на коммуникациях, а тотального доминирования на театре военных действий.
Образцом для проектировщиков «Нахимова» послужил британский «Имперьюз», однако к изумлению кораблестроителей всего мира, русский проект оказался лучше, корабль был выстроен качественней чем британский, и оставлял его далеко позади по всем статьям. Широчайшим по меркам 1880-х годов образом использовалось электричество, инициативные офицеры и экипаж неустанно занимались совершенствованием корабельных систем, и без того представлявших собой последнее слово военной техники. Показывавший башню лейтенант обратил внимание Николая на новейшую, изготовленную минёрами фрегата4 под руководством лейтенанта Колокольцова, уникальную систему целеуказания: при её использовании все данные для верной наводки передавались из боевой рубки в башни и батарею на установленные там указатели, и от башнёров и канониров требовалось лишь следовать полученным командам.
Эти сведения чрезвычайно заинтересовали Николая, после второго боя при Кобе погружённого в тяжкие раздумья о том, как нейтрализовать пагубное действие неграмотности и необученности артиллерийской обслуги на результат стрельбы. Идея автоматизированной системы глубоко его впечатлила, а поразмыслив немного, он задал логично вытекавшие из этого вопросы: нельзя ли создать механизм, где из рубки управлялось бы непосредственно орудие или башня, без участия команды? А можно ли учесть и влияние качки, чтобы выстрел мог произойти только в момент остановки в крайнем положении борта? А рассчитать упреждение, необходимое при стрельбе по удалённой движущейся цели? Артиллерийские офицеры и сам Колокольцов, собравшиеся к этому моменту в башне, обещали подумать…
Воодушевлённый Николай вернулся в адмиральские апартаменты, чтобы отдохнуть, и обнаружил в салоне вместо тишины и покоя весьма жаркий капитанский спор на артиллерийские темы. Командиры всё ещё обсуждали доклад Цывинского. Цесаревич жестом усадил их, поднявшихся при его появлении, назад, и опустился во всё то же кресло за кофейным столиком:
- Продолжайте, господа, не буду вам мешать…
Капитанский вестовой уже нёс следом стакан с чаем. Федотов5 и правда продолжил:
- Вообразите, Генрих Фаддеевич, вот у нас в линии три фрегата, и мы начинаем пристреливаться по неприятельскому флагману, используя каждый хоть три, хоть пять шестидюймовок в залпе… как сможем мы понять, где чьи следы падения снарядов?
- Используя хронометр, можно легко вычислить…
- Отнюдь, милостивый государь, с учётом разницы в положении судов, могут одновременно упасть снаряды, выпущенные в разное время, и получится обратно чехарда и гадание на кофейной гуще!
- Значит, надо заранее договориться об очерёдности и интервалах стрельбы…
- И в бою всё обязательно перепутается, и никто интервалов соблюдать не будет, а каждый станет палить как заведённый, со всею возможной скоростью.
- Тогда пристреливаться надлежит флагману, а остальным он сообщит дистанцию, когда установит её доподлинно.
- А я, имея одиннадцать орудий в бортовом залпе, из них шесть восьмидюймовых, буду ждать невесть сколько, и потом штурман голову сломает, пересчитывая дистанцию с учётом положения, скорости сближения и прочего, и не гарантировано, что посчитает верно.
Стороны исчерпали запас аргументов, на несколько секунд повисла тишина. Николай, порядком утомившийся и раздражённый этим «птичьим базаром», прихлёбывал чай, и уловивший его недовольство Дубасов резюмировал:
- Ваша идея отрядной стрельбы по общей цели, Генрих Фаддеевич, весьма любопытна, и заслуживает быть проверенной на следующих больших эскадренных учениях. В бою же, буде таковой случится, будем вести огонь каждый по наиболее удобной цели, а пристреливаться бортовыми или плутонговыми залпами.
Николай тем временем отставил стакан и заявил внезапно:
- Александр Владимирович, у вас шесть восьмидюймовок в залпе, так пристреливайтесь из них — одна башня, вторая, третья, вот дистанция уже и найдена. Согласовать наводку и залп двух орудий в башне будет куда проще, чем пяти в батарее. К тому, и всплеск от восьмидюймового снаряда куда заметнее и стоит куда дольше, как я успел заметить. Тут уж не перепутаешь…
- Расход для казны, Ваше Высочество…
- Это вы мне говорите, Александр Владимирович, и всерьёз?..
Федотов заметно смутился, а цесаревич от усталости дал волю раздражению:
- Расход для казны — это когда фрегат не мог добиться попаданий, получая неприятельские, и четверть его выгорела дотла. А если вы найдёте дистанцию быстрей врага и потопите его, пока он не нанёс вам повреждений, то будет прямая для казны экономия, ну а для вражеской сущее разорение — четверть миллиона фунтов одним махом на дно пойдёт. На сколько мы, Фёдор Васильевич, при таком счёте японскую казну облегчили?
- Считая только семь кораблей, не меньше чем на полмиллиона, государь, про береговые разрушения судить не берусь, ну а вместе с ростом страховок и