Николай I. Освободитель. Книга 4 (СИ) - Андрей Николаевич Савинков
— А где империя возьмет на все это деньги? — Задал вполне резонный вопрос чиновник. Французскую контрибуцию уже давно не только съели, но и переварили, а новых больших вливаний вроде бы не намечалось.
— Будем урезать другие статьи расходов, — я пожал плечами. — Расходы на двор можно урезать. Армию сократим. Войн у нас вроде как в обозримом будущем не намечается.
— Вы серьезно? — Кажется Аракчеев впервые на моей памяти был действительно обескуражен. В России могли срезать деньги на образование, на медицину, на дороги… Флот порой вообще ничего не получал, за несколько лет превращаясь в кучу дров. Но армию и двор всегда финансировали в полном объеме.
— Конечно, — я кивнул. — У меня вообще большие планы на армейские реформы. Форму нужно менять, не дело это, когда гусара одеть становится в несколько тысяч рублей, казармы строить нужно опять же. А то у нас по полгода солдаты неизвестно где находятся, случись кому-то на Россию зимой неожиданно напасть, так только гвардию быстро поднять и получится. Оружие новое на подходе… В общем, очень много изменений нас ждут в следующие лет десять-пятнадцать. Не только в армии, но во всей империи. Я бы хотел, чтобы вы в этом процессе поучаствовали, Алексей Андреевич.
— У вас действительно обширные планы, Николай Павлович, — признал очевидное Аракчеев. — Все вышеперечисленное даже звучит грандиозно. Я готов служить вам так же верно, как служил императору Александру.
— Приятно это слышать, Алексей Андреевич, — я протянул министру руку, которую тот с удовольствием пожал. — Готовьте проект. Структурное деление, штаты, необходимое финансирование. Подумайте над подходящим для министерства отдельным зданием. Я насчет дворца Безбородко прикидывал, но все же проинспектируйте его сами. Думаю, пары недель вам хватит, не так ли?
— Постараюсь успеть, — поняв, что аудиенция окончена, Аракчеев поднялся и попрощавшись покинул кабинет. Я же вызвал лакея и приказал еще чая. Впереди был еще длинный рабочий день.
Глава 10
В середине 1824 года мы запустили в тестовом, пока ограниченном масштабами одной губернии, режиме крестьянскую реформу, о которой я думал последние двадцать лет. В качестве испытательного полигона была выбрана Пермская губерния, которая по многим причинам подходила для этого дела лучше любой другой.
Во-первых, тут было банально немного кормящихся от земли крепостных, и соответственно — потенциально страдающих от реформы поместных дворян. Существенную часть населения составляли рабочие частных или казённых горнозаводских предприятий, для которых с упразднением крепости вообще мало что должно было поменяться — жалование должно было вырасти, да возможность распоряжаться своей судьбой появиться.
Во-вторых, Пермская губерния с постройкой первой полноценной железнодорожной сети с центром в Нижнем Тагиле сразу начала стремительно развиваться в экономическом плане. Начали появляться разного рода промышленные предприятия: открылось несколько ткацких производств, фарфоровая фабрика, частные механические мастерские, берущие подряды на обслуживание железной дороги и ее подвижного состава. Плюс возможность прямого сообщения от Екатеринбурга до Перми через Уральский хребет тут же притянула к этому маршруту Китайские и частично Казахские торговые пути. Неожиданно для себя Пермь стала большим перевалочным пунктом, где грузы перегружались с волжских барж в вагоны и обратно. Все это требовало рабочих рук, которых как обычно постоянно не хватало.
Таким образом, получившие волю крепостные имели сразу несколько возможных вариантов для изменения своей судьбы: можно было переселиться за Урал на свободные земли, можно было уйти работать на высасывающие всю доступную рабочую силу промышленные предприятия, а можно было не делать ничего и оставаться на том же самом месте где и раньше. Только не в качестве крепостного, а в качестве вольного арендатора.
Учитывая опять же нехватку рабочей силы в регионе, даже последний вариант, на первый взгляд, казался достаточно неплохим. Помещики в данной ситуации будут просто вынуждены конкурировать за рабочие руки, что автоматически повысит уровень жизни крестьян. Ну во всяком случае, именно этот эффект предполагался на берегу.
И да крестьян освобождали от крепости без земли. Это было сложное решение, однако продумав над проблемой чуть ли не полтора десятка лет, я понял, что сейчас с землей мне отпустить крестьян не дадут. Физически. Пристрелят к чертовой бабушке. Был такой великий князь Николай Павлович и весь выйдет, подобно его неугомонному батюшке. И никакие СИБ и жандармы не спасут: обязательно найдется какой-нибудь «активист-одиночка», который захочет отомстить за поруганные права всего дворянского сословия.
В итоге я пришел к выводу, что лучше дать волю сейчас без земли, с возможностью переселения на юг, восток или за море, чем ждать еще сорок лет и потом повторять путь Александра II, который тоже не смог просто так дать людям землю и вынужден был городить историю с выкупными платежами, превратившуюся в итоге в тяжелейшее ярмо на шее обычного крестьянина. Из двух плохих вариантов я выбрал тот, который мне казался менее плохим.
С процедурной точки зрения я попытался обыграть отмену крепостного права в одной отдельно взятой губернии как инициативу снизу. Еще в конце 1823 года с местным предводителем губернского дворянства Михаилом Федоровичем Раевским была проведена разъяснительная беседа о том, что хочет он или нет, но эксперимент с освобождением крестьян будет проводиться именно в Пермской губернии, и вариантов тут у него ровно два: либо подыграть, заработать почет, уважение и войти в историю как человек нового времени или стоять на пути несущегося вперед паровоза с очевидными для себя последствиями. Михаил Федорович был человеком разумным поэтому сделал правильный выбор и сам развил бурную деятельность. Провел опрос местных дворян, купцов и промышленников, на кого нужно надавил, кого нужно уговорил и выдал в начале года открытое письмо на имя императора и регента с просьбой об упразднении крепостного права на Пермщине.
После этого само принятие решение о реформе оказалось делом техники, и даже ретроградам из Госсовета не нашлось что возразить. Тем более, подобный прецедент уже имелся с прибалтийскими губерниями пять лет назад, поэтому аргументов «против» просто не нашлось.
Тем не менее проблем с непосредственной реализацией всего этого дела на практике — было бы странно, случись по-другому — навалилось выше крыши. Например, банально оказалось, что в Российской империи не хватает землемеров. Уж не знаю, как с этим справлялись во время реформ 1861 года в моей реальности, но тут пришлось собирать их по всей центральной России и плюс дополнительно обучать на ходу еще с полсотни специалистов. Ведь задержка с межеванием помещичьей и отдельно выделенной для переселения государственной земли вполне могла обернуться натуральным бунтом. Впрочем, чем-чем, а крестьянскими бунтами тут удивить кого-то было достаточно сложно, по статистике такие случаи имели место не реже одного-двух раз в год. Это те, которые с жертвами и поджогами помещичьих усадеб, мелкие инциденты никто вообще даже не считал.
В целом все мероприятия, связанные с межеванием, переписью населения, переселением, и оформлением новых документов — как личных, так и определяющих собственность на земельные участки, заняли в отдельно взятой губернии почти двенадцать месяцев и закончились только в середине 1825 года.
Отмена крепостного права в отдельной губернии привела в итоге к интересным последствиям. Резко повысилась стоимость рабочей силы, что с одной стороны несколько ударило по местным промышленникам, вынужденным теперь закладывать в себестоимость новую для себя статью расходов, а с другой — привлекла на Урал полноводный поток переселенцев из других областей империи. Это достаточно быстро насытило рынок труда и одновременно сформировало относительно большую прослойку потребителей, способных обеспечивать
